(Не)пара

Просыпаюсь от обжигающей боли в ягодице, уже понимая, что готова закатить скандал. Савельев, конечно, доброе утро! Кто же ещё может разбудить шлепком по заднице?

— Доброе утро, — улыбается придурок, стоя надо мной в одних трусах и с зубной щеткой в руках.

— Оно было бы добрее, если бы ты дал досмотреть сон!

— Тебе снился секс со мной?

— Нет, это был хороший сон, я же не проснулась в слезах, — закатываю глаза и натягиваю одеяло почти до подбородка. Длинный опять раздражает, он как будто делает это специально, когда замечает, что наши отношения становятся почти дружескими, чтобы мы не зашли слишком далеко. — Семь утра, Тём, воскресенье, какого черта вообще?!

— Я тебе обещал вчера, что мы идём на пробежку? Мы идём.

Артем раскрывает руки, точно он сказал что-то гениальное, и опять улыбается, уже Колосова напоминает улыбочкой своей извечной. У хоккеистов это заразное, да? Надеюсь, передается воздушно-капельным, а не… Не важно.

С того дня, как этот длинный ребенок передо мной извинился, прошло около трёх недель. Все три недели мы усердно занимались спортом, в смысле в спортзале, а вечерами катались кушать, чтобы, как говорил Савельев, «выросли мышцы». Я ему, конечно, не верю, что это так работает, но от еды не отказываюсь, я же не дура последняя.

Вчера мы ходили на день рождения к Колосову, и Артём меня приятно удивил, когда отказался от алкоголя, потому что решил вести здоровый образ жизни. Я сдуру ляпнула, что для полного здорового образа он должен начать бегать по утрам, а он… А он стоит надо мной в семь утра в воскресенье! Ну что за наглость?

Со дня рождения мы уехали вместе, потому что… Ну потому что играть в бутылочку, когда толпа людей собирается, вообще-то запрещено. Мне выпал поцелуй с каким-то парнем из их команды, с которым я была знакома от силы пару часов, мы поцеловались, а Савельев меня потом как маленького ребенка за шкирку утащил, приговаривая, что для моего рта есть гораздо лучшее применение.

Применение это, к слову, он нашел.

Потому что, оказывается, у нас с ним секс по дружбе. Предупредить он меня, естественно, об этом забыл. И, как выяснилось только вчера, такие привилегии не должны распространяться на других людей. Если секс, то только друг с другом. Не то чтобы я собиралась спать с другими направо и налево… Но то, что Савельев признался мне, что я у него единственная, пусть и таким способом, приятно. Я не собственница, да и права не имею, но знать, что после меня он поедет к какой-нибудь Кате и будет на ухо ей шептать то же, что и мне… Нет уж. Пусть одной мне шепчет, раз уж начал, а к Кате поедет, как закончит со мной насовсем.

— Савельев, ради всего святого, какая пробежка? — укрываюсь с головой, надеясь, что это не просто одеяло, а как минимум, мантия-невидимка. Я не готова бегать в семь утра, да я вообще бегать не готова! Если это не скидки в магазине косметики, туда хоть со скоростью гепарда.

— Утренняя, бодрящая, — он откровенно ржет надо мной, стягивая одеяло. Конечно, сил удержать его у меня не хватает, а под ним… Ничегошеньки. — Да блядь. Гаврилова!

Тёма зависает у кровати в руках с одеялом и смотрит на меня уже голодным взглядом, как будто мы не уснули всего четыре часа назад. Как он вообще умудрился так рано проснуться и быть бодрым, я не знаю, но есть ощущение, что утренняя пробежка грозится сорваться из-за другого утреннего спорта. Савельеву много не надо, чтобы завестись, а у меня ноги до сих пор болят от этой дылды, я не хочу снова. По крайней мере, так скоро.

Хватаю одеяло из рук этого зверя, который готов на меня накинуться, заворачиваюсь, как в мантию, и бегу в ванную, едва успев закрыть дверь перед самым носом Артема.

— Пробежка так пробежка, жди десять минут!

Хохочу и спешу принять душ, старательно игнорируя просьбы Тёмы открыть дверь. Не открою. Его как-то уж очень много в моей жизни стало, нужно уменьшить дозировку. Даже мама уже в курсе, что я ночую у того самого вампира (как будто она хоть раз верила в версию с Лиской, ну-ну). Просто она думает, что мы встречаемся, а я не отрицаю, потому что травмировать психику мамы тем, что её дочь просто трахается с парнем без каких-либо отношений, я не хочу. Слишком её люблю.

Тёма, очевидно, забывает о пробежке, пока я выхожу из душа все в том же одеяле, потому что все вещи оставила в комнате, а голышом перед ним слишком опасно.

Иду на цыпочках, надеясь, что эта швабра меня не услышит, но все надежды разлетаются прахом, когда сзади меня хватают в кольцо рук и снова тянут на кровать, придавливая тяжёлым телом.

— Ты опять меня испытываешь, Гаврилова, — хрипит на ухо Тёма, а я удивляюсь, откуда в нём столько энергии, блин! На дне рождения Колосова мы все вымотались, потом он полночи мне спать не давал, и утром уже бодрый… Во всех местах. Издевательство. Я старая больная женщина, мне нужно больше отдыхать, а не активничать столько.

— Савельев, ты что, робот? Секс-машина? Сколько можно трахаться, а?

Я, видимо, говорю настолько уставшим и жалобным голосом, что Тёма тут же с меня слезает и укладывается рядом, заглядывая в глаза с беспокойством.

— Тебе надоело?

О боже, он серьезно?

— Мне не надоело, я просто очень устала и дико хочу спать. А ещё у меня там всё болит, если честно, потому что ты…

— Я понял, — перебивает и кивает, тут же успокаиваясь. Понял он. Интересно, что понял? — Давай спать тогда.

И я бы возмутилась, что он поднял меня в такую рань в воскресенье, что я уже сходила в душ и взбодрилась, и вообще могла бы найти ещё миллион поводов для возмущений, но… Но когда он укладывается сзади и целует меня в затылок, у меня пропадает какое-либо желание ссориться. Я засыпаю быстро, едва успевая подумать, что такие тесные контакты нам с Савельевым пора ограничить.

* * *

Мы слишком много времени проводим вместе. Я чувствую, что перебор. Не то чтобы это было слишком уж плохо… Просто немного странно. Мы вроде просто дружим, а сексом дружбу не испортить, но это ведь не повод находиться вместе двадцать четыре часа в сутки.

Решаю не дожидаться вечера и прошу Савельева отвезти меня домой после обеда, когда мы наконец-то отрываем себя от кровати второй раз за день.

В зал договорились сходить завтра, а ещё лучше во вторник, потому что завтра у нас совместная физра первой парой, а в последнее время препод вообще нас не жалеет, давая такие задания, что потом дрожат коленки. А до такого меня только Савельев доводил. Ну и вот. Препод.

Пока мы обедаем заказанной едой, потому что я с готовкой все ещё на Вы и по отчеству, пока снова принимаем душ, благо по очереди, пока собираемся, на улице уже смеркается, и все мои желания попасть домой до обеда стремительно тают.

Мама мне сожрёт весь мозг своими шуточками и намеками, точно знаю. Надо ей показать Артёма, пусть он мне подыграет и она над ним шутит, а то я одна уже не вывожу.

Садимся в машину, Тёма включает свой плейлист, потому что совсем недавно мы выяснили, что вкусы в музыке у нас схожи, и теперь с чистой совестью слушаем то его, то мою музыку, чтобы не ехать в тишине, и я замираю, когда ощущаю руку Савельева на своей коленке.

Что на него нашло?

Обычно он не трогает меня, когда мы едем, это Колосовы тискаются постоянно как ненормальные, а на Артёма это не очень похоже. За рулём он обычно удивительно сосредоточен, но я бы соврала, если бы сказала, что его рука не ощущается очень приятно.

Расслабляюсь от касаний и подпеваю одну из любимых песен, распластавшись на удобном сиденье. Хорошо быть маленькой, везде много места.

— Сейчас кое-что тебе покажу, — говорит Артём, и я хмурюсь. Мы всё-таки едем не домой? Куда он меня везёт? Что покажет?

Не успеваю подумать, а рука Савельева уже движется по бедру вверх, но из-за теплых штанов я практически её не ощущаю, хотя от одного взгляда на эти чертовы пальцы меня бросает в жар, а по спине бегут предательские мурашки. Он ведёт себя абсолютно спокойно, держит руль и смотрит на дорогу, как будто не его ладонь стремительно пробирается мне под пуховик, даже умудряется что-то мычать в такт песни, как будто подпевая.