Яд

Дьявол не терпит неповиновения. С громким выдохом он хватает её за шею и сжимает пальцы вокруг. Она хрипит, хватает ртом воздух. Он наблюдает, как из последних сил ресницы Виктории подрагивают.

— Я сказал тебе, сука, открой рот!

Открывает, слыша треск тонких тканей на губах. Как же ей хочется посмотреть на него. Увидеть его злорадство. Его жестокость. Доказать себе ещё раз каким ублюдком он может быть. Тварью, по силам которому сделать из неё тряпичную куклу. Безвольную. Грязную.

Остатки здравого рассудка бьют тревогу. Что он делает с ней? Что себе позволяет? А главное… зачем? На её язык ложиться нежнейший кусок мяса. Совсем крохотный, но достаточный для того, что она приходит в ужас. Он кормит её. Пленницу. Которую держит здесь без крова и пищи! Ей нужна его жестокость. Он не должен позволять даже сотой доли её ангельской души, думать, что ему не плевать на неё.

Она снова сдаётся. Жует, всхлипывает и снова открывает рот. Прогоняет слёзы и наслаждается вкусом еды. Еды с его рук. Рук своего короля. Он задевает пальцем кончик её языка, когда вкладывает новый кусочек.

— Медленнее. Вот так, молодец.

Проглатывает. Получает новую дозу питья. Несколько капель восхитительного вкуса цветочного вина.

— Зачем я здесь?

Осмеливается задать вопрос, понимая что с минуту он ничего не делает. Молчит. Ждёт. Чего он ждёт? Её тело трепещет от прикосновений. Её телу плевать кто это. Ангелу нужно почувствовать подушечки мозолистых пальцев на грязном теле. Она держит глаза закрытыми представляя себя рядом с Габриэлем. Проецируя его руки. Его ласки, на её трепетных губах. Его дыхание… Виктория прогоняет морок. Это не Габриэль. Это — Он. Её кошмар. Мучитель. Её самая большая тайна и сокровенное воспоминание.

Сдаётся. Окончательно. Она так устала. Ей нужны ответы, чтобы понять, как выбраться с этого злачного места.

Открывает глаза. Вишневые омуты в десяти сантиметрах от неё. Лицо мужчины не выражающее ничего по отношению к заключённому ангелу. Её ледяные глаза спускаются ниже, не в силах выдержать давление Дьявола. Между его губ зажат большой палец правой руки. Он облизывает соус оставшийся от мяса. Эти пальцы были у неё во рту. Она отводит взгляд. Нельзя видеть то, чего нет. Ей нельзя допускать мысли о его прикосновениях. Как бы не хотелось; как бы не хотелось ощутить их вновь…

Она голодна. Так сильно голодна. И он знает это. Знает, как мощно она нуждается в его руках. То, с какой жадностью он смотрит на её грязное лицо. На её искусанные губы. Так нельзя. Нельзя так смотреть…

— Ты похитил меня.

Девушка решает зайти с другой стороны. Она знает, как Дьявол любит игры. Знает потому, что тоже любила играть с ним.

— Да.

Складывает руки в замок прямо перед ней. Дразнит её. Так близко и так далеко одновременно.

— Я не понимаю — зачем. Разве во мне есть какая-то ценность?

Ей не хочется вызывать его жалость. И он не тот кто даст её. Виктории нужны ответы.

— Абсолютно никакой.

— Тогда зачем? Неужели ты хочешь спровоцировать совет, Люцифер?

Смотрит ей в глаза. Лёд столкнувшийся с пламенем. Она не растает под его взором. Больше не позволит себе утонуть в черноте. Словно пропуская мимо её вопрос, мужчина говорит:

— Я не видел тебя четыре года… — выдыхает. — Как тебе удалось скрыть своё местонахождение?

— Габриэль.

Не видя смысла врать, отвевает Виктория. После назначения даты свадьбы об этом узнали все. Она знала, что весть дойдёт до Люцифера. Знала и боялась. Та, тёмная часть её души испытывала что-то сродни надежды. Надежды на то, что он узнаёт. Она хотела знать — как он отреагирует? Почувствует хоть что-то?..

Советник небесного совета не мог жениться тихо. И Ребекка Уокер не позволила бы торжеству ограничится клятвами в верности под луной друг другу. Её дочь должна была блистать на своей свадьбе. Ведь она выходит замуж за Серафима. Мать гордилась бы ею. Где же они все?

— Габриэль. — повторил, не меняясь в лице.

— Зачем я здесь?

В тысячный раз спрашивает она. Тысячный раз после того, как её бросили сюда. Словно она мешок грёбаной картошки.

— Жена серафима настолько тупа, чтобы не видеть очевидное?

Она ангел. Она контролирует свои эмоции. Он может провоцировать её сколько угодно. Она не сломается!

— Ты похитил меня накануне свадьбы. Я невеста, а не жена. — глаза в глаза. Виктория не видит наличия души у оппонента. — Если я не лезу в работу своего жениха, это не говорит о наличии или отсутствии моего интеллекта, Люцифер.

— Твой жених подписал приговор моему советнику. Он посмел прикоснуться к судьбе моей собственности, без моего ведома. Без моего, блядь, последнего слова.

— И ты решил, что можешь забрать его невесту и остаться безнаказанным?

Его смех, как раскат грома отражается от каменных стен темницы. Свет фонарей красного оттенка затрясся отбрасывая тени с ужасными силуэтами бесов и чертей на каменную кладку.

— Остаться безнаказанным. — насмешливым тоном вторит Сатана. — Никто, сука, не смеет трогать то, что принадлежит мне. Никто.

Голос мужчины хриплый, зловещий, ужасающий. Тьма сгущается над ним. Окружает его стан и вдыхает в неё ужас.

— Твой ублюдок знал, что я скоро вернусь из Чертог. Знал, что я не оставлю казнь своего демона безнаказанной. Знал, что я мечтаю разорвать ту, о кой он грезит по ночам, надрачивая хер обмотанный её бельем, которые украл в тихую, пока ты спала. Он, блядь, знал, что я приду за тем, что ему дорого!

Мужчина растягивается в хищной улыбке, от которой Виктория ёжится. Он улыбался так, когда отрывал головы тем, кто шёл против него. Улыбался так, когда грезил мыслями свергнуть отца. Улыбался так, когда Виктория нарывалась на наказания…

— Габриэль сам подложил тебя под меня, Непризнанная. Ты ответишь за каждую потраченную минуту, за мысли о твоей мерзкой, продажной душе. Ответишь за то, что заставила меня думать о таких вещах, о которых я не должен был думать. Ответишь, мать твою, за казнь советника! Ответишь за сраную помолвку с серафимом и несостоявшуюся свадьбу! Ответишь за три года, что я рыл землю зубами в твоих поисках! Ты. За всё. Блядь. Ответишь.

Виктория не замечает, как его лицо приближается к ней. Как раковину уха обдаёт горячим дыханием. Как его руки сжимают ворот её рубашки.

— Я хочу сделать тебе подарок, дорогая. Ты ведь мечтала об этом, правда? — Он не ждёт ответа от неё. Он хочет уничтожить. Растоптать и показать, что она никто. Не способная мыслить в такой опасной близости рядом с ним. — Ты произнесёшь свою свадебную клятву. Мне. Для меня. Поклянёшься в вечной верности, Непризнанная.

С тихой фразой, ткань ее рубашки трещит. Она не боится стать нагой перед ним. Не боится и того, что он увидит отклик её тела на его прикосновения. Он знает. Помнит, что она нуждается в них. Знает, какой голод она испытывает до чужих рук. Ей нужны объятия. Нужны прикосновения.

Бракованная Непризнанная с человеческим расстройством.

— Ты женат. — твёрдо заявляет ангел, подняв подбородок с гордостью смотрит в глаза своему кошмару. — Ты не сможешь принять клятву и поклясться мне.

— Я? — он выглядит удивленным. Его брови слегка приподнимаются, а уголки губ ползут вверх. Глаза сканируют её тело. Грудь, впалый живот. Острые рёбра торчащие под кожей. Она сильно похудела находясь здесь.

— Кто тебе сказал, что я буду клясться? Ты не получишь от меня и малой доли верности, Уокер.

Она не понимает, что это значит. Не понимает за что он так поступает с ней; не может прочесть это в его глазах. Единственное, что она видит, то как он смотрит на порезы. Порезы и ссадины на её теле; видит, как его челюсть сжимается;как брови сходятся на переносите образовывая тонкую горизонтальную полоску.

Его псы обошлись с ней не самым лучшим образом.

Щелчок замка приводит её в чувства, и кованая цепь падает к её ногам.

— Встань.

Диктатор. Чудовище. Спасение.

Всё в одном лице. У Дьявола слишком много ликов. Слишком много для неё одной. Виктория трет онемевшие запястья. На дрожащих, тощих ногах стоять она не может. Понимает, что если встанет, упадёт прямо на пол перед ним. Этого ли он добивается? Добивается, чтобы она пала?