Страница 5 из 46
Потому что, если ей любопытно…
Если она упрямая…
Если она придет клевать мои хлебные крошки…
Она окажется очень полезна.
***
Я часто думал, что не обладаю обычным спектром человеческих эмоций. Обычные переживания совершенно чужды мне. Я никогда не хотел надевать костюм на Хэллоуин, или посещать Диснейленд, нянчиться с детьми, или смотреть реалити-шоу.
Даже в ситуациях, которые должны вызывать сильные эмоции — например, когда я впервые нажал на курок пистолета, когда дуло было направлено в грудь мужчине, — я просто ничего не чувствовал.
Когда я реально испытываю эмоции, они такие же яркие и острые, как лезвие ножа. Это пронзает меня насквозь, не оставляя сомнений в том, что я чувствую.
Я слышу лязг открывающейся двери камеры и крики охранников:
— Рогов… прием у психолога.
И меня пронзает волна чистого, электрического возбуждения.
Она ждет меня.
И действительно, когда я снова вхожу в тесное серое офисное помещение, Клэр Найтингейл уже сидит, ее дорогой портфель стоит рядом со стулом, а папка из плотной бумаги расположена под идеальным углом 90 градусов к краю стола.
Она смотрит на меня смело, вызывающе.
Она пришла, чтобы вернуть свою силу.
Сегодня на ней темная рубашка на пуговицах и брюки. Она закрыта от запястья до горла и лодыжек, и все же это не такой простой наряд, как вчера — она пытается создать образ доминирования. Ее волосы собраны в хвост у основания шеи.
Как только я прикован к месту за столом, она говорит:
— Каково ваше намерение манипулировать временем нашей встречи? Звонить мне домой? Вы пытаетесь мне угрожать?
— Клэр, — говорю я. — Я бы никогда не пытался угрожать тебе. Я бы просто сделал это. И у тебя не было бы никаких сомнений.
Я вижу, как она вздрагивает при упоминании своего имени, хотя и пытается скрыть это.
Я прикован к столу, но она едва может шевелиться, мои глаза пригвождают ее к месту.
— Почему вы хотели встретиться со мной? — настаивает она.
— Я хочу, чтобы мы узнали друг друга получше, — говорю я ей. — Ты тоже этого хочешь, не так ли?
Густые темные ресницы смыкаются, когда она прищуривается, глядя на меня.
— Вы не будете контролировать сеансы.
— Думаешь, это ты все контролируешь? — спрашиваю я ее.
Я постукиваю тяжелым пальцем по столу, издавая глухой звук, который кажется необычайно громким в тесном пространстве.
Дрожь пробегает по ее стройному телу.
— Можешь сотрудничать со мной или можешь вернуться в свою камеру, — холодно говорит она.
Она сегодня упрямая. Пошла в наступление. Перешла на «ты».
Хотел бы я не быть прикованным к этому столу, и наказать за дерзкий тон.
Вместо этого я вынужден вести переговоры.
— Сотрудничество подразумевает взаимное соглашение, — отвечаю я.
— Что ты имеешь в виду?
— На нашей последней встрече ты отказалась отвечать на вопросы о себе. Как, по-твоему, мы сможем общаться друг с другом, строить отношения, если от меня ждут, что я все расскажу тебе, в то время как ты — закрытая книга?
— Необязательно быть лично знакомым со своим психологом, — говорит Клэр. — Так даже будет лучше.
— Кто сказал?
— Десятилетия клинических исследований, — язвительно отвечает она.
— Я не пишу диссертацию. Я сообщаю тебе свои условия.
Клэр обдумывает, ее мозг быстро работает за неподвижной маской лица.
— Хочешь обмен информацией? — говорит она. — Вопрос за вопрос?
Я киваю, подавляя улыбку.
— Верно.
Она легонько постукивает кончиком пальца по столу, бессознательно подражая мне. Потом говорит.
— Начнешь?
Ах. Мисс Найтингейл предпочитает играть черными?
— Конечно, — отвечаю я. — Что делала на свой день рождения?
Ее темные глаза скользят по моему лицу, и она начинает говорить:
— Как ты… — прежде чем оборвать себя.
Потребовался один звонок по незаконному мобильному телефону, чтобы получить базовую информацию о Клэр Найтингейл. Мой знакомый Юрий раскопает больше информации в выходные, но сейчас я уже в курсе, что Клэр получила награду за выдающиеся студенческие исследования в школе, что она живет в шикарной квартире, намного превышающей бюджет выпускника, и что ей исполнилось двадцать девять всего четыре дня назад.
— Родители устроили для меня вечеринку, — натянуто говорит она.
В ее тоне нет никакой теплоты. Никакой благодарности. И не думаю, что это из-за меня.
— Что делала на вечеринке?
— Это уже второй вопрос, — говорит она.
— Ну нет, только не это правило, я уверен, что у тебя тоже будут свои последующие уточнения после вопроса.
Она слегка поджимает губы, обдумывая, а затем соглашается.
— Мы играли в криббидж и покер.
— Ты любишь криббедж и покер?
— Не очень.
— Тогда зачем ты играла?
Она хмурится.
— А ты никогда не делаешь того, чего не хочешь?
— Не так часто… пока не оказался здесь.
Мы оба снова осознаем, где сидим, цепи на моих запястьях звенят. На мгновение эти элементы, казалось, растворились вокруг нас, стали бледными и туманными, но лицо Клэр выделялось в четких деталях. Теперь все стремительно возвращается в фокус.
— Моя очередь, — твердо говорит Клэр.
Я ожидаю, что она спросит о Рокси. Мой желудок сжимается в предвкушении.
Вместо этого Клэр говорит:
— Ты приехал в Пустошь, когда тебе было шестнадцать?
— Верно.
— Где ты жил раньше?
— В Москве.
— Откуда у тебя американское гражданство?
— Моя мать была американкой.
Клэр слегка откидывается на спинку стула, ее темные глаза скользят по моей неуклюжей фигуре.
— Какой она была? — спрашивает она.
Я уверен, ей интересно, что за женщина воспитала такого сына, как я. Она могла бы представить наркоманку, проститутку, стриптизершу…
Импульс исправить это предположение непреодолим.
— Она была шеф-кондитером, — говорю я. — Работала в ресторане, отмеченном звездой Мишлен. Ее выпечка была настоящим искусством. Она была образованной и вежливой. Прекрасно вписалась бы в твою вечеринку по случаю дня рождения, — я слегка улыбаюсь. — В отличие от меня.
Вижу любопытство на лице Клэр. Ей интересно, как такая женщина стала невестой одного из самых известных боссов Братвы в Пустоши.
Но это тема, которую я не хочу обсуждать.
Поэтому я грубо спрашиваю:
— А что насчет твоей матери?
Я уже сделал вывод, что у Клэр Найтингейл непростые отношения с родителями. Конечно же, она застыла как вкопанная, пытаясь ответить как можно более вежливо.
— Я полагаю, ее можно назвать светской львицей. Она входит в советы директоров нескольких благотворительных организаций. К тому же отличная теннисистка.
Бедняжка Клэр. У нее на лице написаны проблемы с мамой — возможно, и с папой тоже.
Время надавить на больное.
— В доме Найтингейл, должно быть, высокие запросы, — говорю я. — Маленькие богатые девочки не становятся врачами, если не пытаются произвести на кого-то впечатление. И все же это последнее место, где родители хотели бы видеть свою дочь. Возможно ли подчиняться и бунтовать одновременно?
Я наклоняюсь вперед на столе, цепи сдвигаются с шипящим звуком. Я сцепляю пальцы под подбородком, пристально наблюдая за Клэр.
— Чем занимается папа?
— Он банкир, — говорит Клэр бледными губами.
Она лжет.
Я оставляю это небольшое несоответствие для дальнейшего использования.
— Когда ты начал работать на своего отца? — требует Клэр.
— В детстве, — говорю я, и это правда. Мне было двенадцать лет, когда он впервые вложил мне в руку пистолет.
Я мог бы солгать Клэр в ответ на ее ложь, но, несмотря на все мои недостатки, все грехи, которые я совершил, у меня есть одна черта, которую я никогда не переступаю: я всегда держу свое слово. В плохом или хорошем смысле, но если я обещаю, то с таким же успехом можно выгравировать это на гребаных каменных табличках.
— Ты сказал, что не веришь в реабилитацию, — говорит Клэр. — Не думаешь, что люди могут измениться.