Страница 22 из 64
Она молчала несколько секунд, прежде чем признать очевидное:
— Об этом я не подумала… представься!
— Подними задницу с пола и готовься молча двигать за мной! — приглушенно рявкнул я, приседая у первого трупа и торопливо обыскивая карманы — И прихвати вон ту сумку…
— Я не обязана следовать твоим указаниям! Ваша служба позорно скомпроментирована собственной бездарностью и…
— Я не из службы безопасности! Я гросс! Гросс Тим Градский! Прибыл сюда с миссией спасения! Поэтому, будь так добра — прикрой свой милый ротик, подбери то, что я тебе сказал — и двигай за мной! — прошипел я, ничуть сейчас не напоминая образец того крутого Черного Гросса из крутого сериала. Тот всегда умел найти язык с женщинами…
Золоченная молчала еще несколько секунд, сверля меня взглядом. Наконец неохотно кивнула:
— В таком случае я должна следовать за тобой. Это диктует логика.
— Да что ты? А то, что тебя собирался удавить безумный ублюдок — это не повод?
— Я Лея. И я пойду за тобой, гросс Тим Градский. Но зачем тебе сумка полная окровавленного золота и алкоголя?
Удивленно глянув на объемистую черную сумку, я покачал головой:
— Тогда не надо. Хватай ту винтовку — и за мной…
20.
Молчать девушка не стала. Она заговорила сразу же. И заговорили более чем требовательным, но спокойным и приглушенным голосом, добавляя к словам мягкие текучие жесты.
— Дети страдают от жажды. Мы должны им помочь — вот что сообщила Лея и два этих коротких предложения не только заставили меня резко затормозить, но и задать всего один вопрос:
— Где?
— Я покажу. Сначала надо взять воду. Я знаю где — она позволила себе легкий намек на улыбку, и я понял, что зубы у нее тоже далеко необычные — молочный перламутр с золотом внутри.
Подтянув чуть повыше ремни ставшего слишком тяжелым рюкзака, я коротко кивнул:
— Веди. Там можно ненадолго задержаться?
— Убежище абсолютно надежное — не оборачиваясь, оповестила она — Ты способен на спринт, гросс Тим Градский?
— Можно просто Тим. И да — я способен на спринт.
— Хорошо — ответила она и резко ускорилась, перейдя на быстрый бег.
Я отреагировал с секундным запозданием, рванув следом. Навстречу полетели все более сужающиеся коридоры, а с каждой новой дверью — что тоже становились все уже — отделка становилась тусклее и вскоре мы оказались в коридоре с покрытыми металлом и невзрачным пластиком стенами. Здесь мы и остановились — спустя полчаса то убыстряющегося, то замедляющегося бега. Я взмок. Забрало пришлось поднять — запотело. Но я выдержал пробежку и при этом не утратил бдительности, не забывая смотреть по сторонам, оглядываться и заглядывать в каждое встречное окно и открытую дверь.
Противника не обнаружилось. Мертвых тел — тоже. Тут вообще никого не было. Коридоры и встречные помещения пусты, нет следов крови, на столах недоеденная еда и оставленные недопитые бокалы. Кое-где на полу цветастые платки, блестящие головные уборы и вычурная обувь на столь высоких каблуках и столь необычных очертаний, что хватало одного взгляда для понимания — она жутко неудобная. Это встречалось в первой трети нашего жутковатого забега по кораблю призраку. В оставшихся двух третях брошенных вещей было еще больше, но по своему классу они относились к обычнейшим предметам быта — пластиковые подносы для еды, белые и красные кружки, поношенные бейсболки, парочка планшетов в черных чехлах — один из них я подхватил с длинного обеденного стола.
Свернув еще пару раз, мы воспользовались грузовым лифтом. Он доставил нас в достаточно просторное безликое помещение с тремя широкими дверьми, украшенными мне непонятными сложными аббревиатурами. Пока я гадал какая из них наша, одновременно старательно восстанавливая дыхание, Лея присела прямо у лифта, повозилась с чем-то и… одна из секций пола с щелчком чуть опустилась, следом мягко отъехав в сторону. В открывшемся пространстве горел тусклый свет и одного взгляда хватило, чтобы понять — девушка говорила правду. Снизу-вверх на меня смотрело восемь пар испуганных детских глаз. Убрав руки от оружия, я отодвинулся от проема, понимая, что вряд ли вызову у детей восторг — обвешанный оружием чужак… Я успел разглядеть, что там внизу что-то вроде достаточно просторной комнаты со стальными стенами, стеллажами, каким-то тряпьем на полу и лежащим на этих импровизированных ложах еще двух детей и двух взрослых. Воздух из укрытия исходил тяжелый — кровь, пот, моча… Совсем не похоже на запахи элитного круизного лайнера.
Пока Лея торопливо передавала вниз прихваченные нами по пути бутылки с питьевой водой, печенье, конфеты и прочие закуски, я осматривался и пытался понять, где мы, собственно, оказались. Словно прочтя мои мысли, спутница заговорила сама:
— Старые служебные и жилые помещения. Раньше персонала было куда больше, но после последней модернизации Гранд Че перестал нуждаться в половине рабочих рук. Лишние работники были списаны. Помещения стали ненужными. Там дальше расположены кубрики для женского персонала, а под нами старое хранилище униформы и постельного белья. В служебных частях корабля стремились по максимуму использовать свободное пространство. Есть непроверенные сведения, что в те дни, когда на борту находились целые политические партии со всей свитой, немалую часть их сопровождения приходилось размещать в кубриках для персонала. А самому персоналу приходилось спать в гамаках в складских и технических помещениях вроде этого…
Все это она говорила ровным непрерывным и чуть ли не убаюкивающим тоном. Я не сразу понял, что это делается для успокаивания детишек — испуганное хныканье стихло, сменившись хрустом печенья и бульканьем выпиваемой воды.
— Откуда ты все это знаешь? — подыграл я, хотя источник ее осведомленности меня действительно интересовал.
Судя по ее внешнему виду, она не может быть из числа персонала. Или я ошибаюсь? Меньше всего я разбираюсь в условностях, законах и правилах мира богатых. И такая вот «золотая» девочка вполне может оказаться встречающей гостей…
— Я пассажир — похоже, она снова поняла о чем я думал.
Пора научиться обуздывать выдающую меня мимику лица. Не мысли же она читает…
— Я семнадцатая адопти достопочтенной семьи Рокфолс — все тем же мягким спокойным тоном продолжила она пояснять, передавая вниз последние пачки печенья.
— Адопти?
— Приемный ребенок. Адопти — мой официальный статус. Он говорит о том, что я никогда не смогу претендовать даже на малейшую часть богатства семьи Рокфолс. За исключением заранее открытого на мое имя банкового счета с более чем щедрыми процентами.
— Ты сказала — семнадцатая?
— На текущий момент семья Рокфолс усыновила сорок три ребенка. Все они взяты из государственных бюджетных детских домов. Всем им даровано новое безопасное будущее.
— Ясно…
— Уверен?
— Нет — признался я — Сорок три ребенка? А своих сколько?
— Двадцать один прямой наследник.
— Бедная женщина…
— Леди Брусна Рокфолс никогда не рожала в прямом смысле этого слова. Все наследники выношены суррогатными матерями и все рождены естественным путем.
— Шестьдесят четыре ребенка…
— Двадцать один ребенок и сорок три адопти. Все верно. Они считаются моими родителями опекунами, но я разговаривала с ними лишь однажды.
— Что?
— Мы своего рода свита… такая есть практически у каждого богатого семейства на этом лайнере. Но мы путешествуем отдельно, живем в других секторах, никогда не пересекаемся в будничные дни, а на торжествах сидим в одном зале, но даже не за соседними словами.
— Ты так спокойно об этом говоришь…
— А ты так спокойно убил трех людей… — эти слова она произнесла совсем тихо и отвернувшись от люка в полу — Ты оборвали жизни трех человек…
— Я убил трех ублюдков — кивнул я — И ни капли не жалею об этом.
— Разве жизнь не священный дар, на который никому нельзя посягать?
— А ты пробовала сказать это одному из тех, кто хотел тебя убить?