Страница 8 из 71
Пашка и Надя улыбнулись — Слава и Света нахмурились.
— Не смешно, — повторила Пимочкина.
Решительно встала со стула, разгладила складки на платье.
— Дурацкие у тебя, Оля, игры, — проронила она.
Сжала кулаки, вскинула горделиво голову, стиснула челюсти. Обошла стул — направилась ко мне с решительным видом, словно намеревалась влепить пощёчину. Зацокала по паркетному полу каблуками. Смотрела мне в глаза, будто силилась прочесть мысли. Я подбадривал её улыбкой, не забывая о том, что на меня смотрели все, кто находился в комнате. Славка прожигал меня завистливым взглядом. Пашка посматривал в мою сторону рассеяно, всё ещё переживая свой недавний поцелуй. Надя Боброва следила за мной равнодушно. Ольга Фролович иронично усмехалась.
Света замерла в двух шагах от меня. Спиной к прочим зрителям: я нарочно стал так, чтобы она укрыла лицо от взоров любопытных подруг. Туфли на каблуке сделали её одного со мной роста (может, и чуточку повыше). Я от подобного факта не комплексовал. Потому что в любом случае считал себя «на голову выше» окружавших меня и институте «детей». Рассматривал густые чёрные брови девушки, её покрытые толстым слоем туши ресницы, большие от чрезмерного слоя помады губы. Чувствовал запах Светиных духов. Видел, что Пимочкина волнуется. Но не заметил в её взгляде ни пренебрежения, ни отвращения.
А вот свой интерес к происходящему комсорг от меня не утаила.
Не сумела или не захотела?
«Покончим с этим фарсом», — подумал я. Шагнул к Пимочкиной. Привычным в прошлой жизни движением прижал свою ладонь к её спине, между лопаток (чтобы вдруг не сбежала). Прижал девичью грудь к своей (почувствовал сквозь ткань прикосновение похожего на бронежилет бюстгальтера). Увидел, как широко раскрылись Светины глаза. Не дал комсоргу опомниться — чмокнул её в приоткрытые губы.
Поцелуй получился беззвучным. Недолгим (едва ли не дружеским). И очень похожим на мой первый — тот, что случился ещё в детском саду, когда мне исполнилось пять лет (на этот безумный поступок меня тогда подбила красивая голубоглазая девочка из моей группы). Пимочкина взмахнула ресницами — высвободил её из объятий, ретировался на полшага назад. Взглянул на её малиновые скулы.
«Особым шиком сейчас было бы спросить: тебе понравилось?» — мелькнула в голове мысль. Прогнал её: схожая цветом лица со спелой ягодой юная комсорг не заслуживала издевательств от старого извращенца. Пимочкина отчаянно пыталась успокоить дыхание и осмыслить произошедшее. Я приветливо улыбался и размышлял о том, что мне не следовало сегодня пить — даже те несколько глотков шампанского.
— Поиграли и хватит, — громко сказала именинница.
Хлопнула в ладоши.
— Мальчики, сдвигайте к окну столы, освобождайте место. Надя, накрой полотенцем салат. Света… Света!
Пимочкина вздрогнула, отвела от меня взгляд, обернулась.
— Света, ставь ту пластинку, что взяла у мамы, — сказала Ольга Фролович. — Да здравствует музыка! Мальчики и девочки, пора нам потрясти набитыми животами. Будем танцевать!
Верхний свет погасили. Ему на смену пришло тусклое свечение настольной лампы. Из проигрывателя лилась ритмичная музыка. По паркету шаркали подошвами и постукивали каблуками туфли. Мои челюсти неторопливо перемалывали колбасу (я не гадал, входила ли в рецептуру колбасы туалетная бумага — молча жевал, запасаясь калориями). «Темнота — друг молодёжи», — вспомнил я. В одиночку сидел около стола, наблюдал за тем, как пятеро студентов выплясывали на маленьком пятачке между кроватями.
Не имел желания пускаться в пляс. Но не по причине своего фактически преклонного возраста. И не из-за того, что стеснялся выглядеть, как та лягушка, дёргавшая лапками под воздействием тока. А потому что разношенные (но не совсем) туфли всё ещё слегка натирали ноги и протирали носки. Штопать носки (при помощи иголки, нитки и столовой ложки) я научился ещё будучи первоклассником — мама устраивала мне трудотерапию. Но не представлял тогда, что в будущем (точнее — в прошлом) это умение окажется полезным.
Никто не уговаривал меня танцевать. Фролович и Бобровой не было до меня дела. Пашка ни на шаг не отходил от именинницы. Славка вился вокруг комсорга. Пимочкина тоже не пыталась «вытащить» меня на «танцпол». После игры в бутылочку Света выглядела смущённой, слегка «пришибленной». Будто школьница, что обнаружила на «тесте» две полоски. Изредка задумчиво посматривала в мою сторону. Но не рвалась со мной поговорить — с потерянным видом выплясывала рядом с Авериным.
Я уже покончил с колбасой, когда быстрые танцы сменились «медляком». Пашка и Слава тут же приклеились руками к талиям Ольги и Светы. Надя Боброва разочаровано вздохнула. Я не позволил девице нырнуть в пучину хандры — галантно пригласил её танцевать. Надя не отбивалась. Лишь печально вздохнула, согласившись с тем, что на безрыбье сойдёт и Усик. С удивлением обнаружил под её платьем не мягкие бока, а «жесткий» мышечный «корсет». Закружил девушку в танце, стараясь не смотреть на маячившие на уровне моих глаз губы.
От второго танца со мной Боброва отказалась (неужели от меня так сильно пахло колбасой?). Отправилась «поправлять макияж». А вот парни своих партнёрш из объятий не выпустили. Чему я порадовался: вернулся к столу, заглянул в миску с салатом. Рассеяно посматривал на спины и лица танцующих, монотонно помахивал ложкой. Отметил, что партнёры в парах выдерживали между телами «пионерское» расстояние (даже Ольга и Паша). Парни не давали воли рукам, а девицы не дразнили студентов «случайными» прикосновениями.
«Медленные» танцы чередовались с «быстрыми». Я не стремился участвовать ни в тех, ни в других. Подумывал о том, чтобы улизнуть с этой «детской» вечеринки и отправиться спать. В нынешнем теле сытость вызывала у меня сонливость. Хотя помнил, что не так давно (по моим ощущениям) с наполненным желудком приходилось полночи маяться от бессонницы. Прикрыл недоеденный салат полотенцем, прикинул удобный маршрут до двери — через шевелящийся под музыку частокол танцоров.
Сбежать не успел.
Потому что музыка вновь замедлилась.
Пимочкина прошмыгнула мимо загребущих рук старосты и решительно шагнула ко мне.
— Вставай, Саша, — скомандовала комсорг. — Будем танцевать.