Страница 3 из 71
Главной задачей на сегодняшний вечер я посчитал борьбу со своими привычками. Дал себе зарок, что «постою в стороне» — не стану верховодить в компании молодёжи, попридержу лидерские замашки «на будущее». Выработанное за годы прошлой жизни умение руководить коллективом уже не раз за прошедший месяц давало о себе знать и мне, и окружавшим меня людям. Пашка и Слава за месяц жизни по соседству со мной привыкли мыть перед едой руки (хотя поначалу этому противились), вспомнили, что такое «правильный распорядок дня».
Воспринимал соседей по комнате если не как детей, то точно — как молодых работников. Которых следовало умело направлять, напоминать им о «целях и задачах компании». Поначалу отслужившие в армии парни пытались взять надо мной шефство. Но постепенно позабыли о своих первоначальных намерениях. Потому что это мне в итоге пришлось в быту присматривать за этими недорослями. Пусть я и старался не навязывать парням своё мнение. Те даже стали меня в шутку называть «папаша Усик».
Однако во всём, что касалось отношений с женщинами, Пашка и Слава с моим авторитетом не считались. Да я и не мог им дать нормальных советов. Уж очень сильно отличалось то, что считалось нормальным сейчас, от тех взаимоотношений с женщинами, к которым я привык в девяностых. Изречение «ночь, проведённая вместе, ещё не повод для знакомства» тогда мы не считали шуткой — нормой. А вот в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году большинству студентов Зареченского горного института эта фраза показалась бы кощунственной.
— Входите, мальчики, присаживайтесь. Ой! Какие вы красивые!
— С днём рождения!
Меня, Пашку и Славу девицы ещё у порога испачкали тремя разновидностями помады — поцеловали в щёки (причём, лобызания следовали с разной высоты — для едва ощутимого поцелуя Нади Бобровой мне даже пришлось приподнять щёку). Тут же заперли дверь в комнату (на ключ): то ли испугались, что мы сбежим, то ли опасались наплыва конкуренток. Нарядная и чуть взмыленная от суеты именинница поблагодарила нас за визит и за подарки (особенно Пашку — его она расцеловывала дольше и тщательней, чем меня или Славу).
— Девки, доставайте из-под одеяла картошку, накладывайте салаты, — скомандовала Ольга Фролович. — Мальчишки, режьте колбасу. Паша, открывай шампанское.
В девяностых годах я побывал на бессчётном количестве студенческих вечеринок в общежитии Зареченского горного института. Главной их отличительной чертой всегда было обилие водки, громкая музыка, шумные компании и стандартный набор салатов: рядом с тазиком оливье очень часто соседствовал таз с винегретом. В шестьдесят девятом году отсутствие на столе салата оливье смутило меня даже больше, чем мизерное количество спиртного (помимо «Советского шампанского» в комнате девчонок нашлась только подозрительная, на мой взгляд, бутылка портвейна).
В разговорах молодёжи я старался не участвовать, позволил верховодить за столом Пашке Могильному. Тот неплохо руководил вечеринкой. Уделял внимание всем девчонкам (в отличие от Славки Аверина, не спускавшего глаз с Пимочкиной). Не позволял хозяйкам комнаты скучать, подливал им в стаканы спиртное — сам на выпивку не налегал. Молодёжь обсуждала учёбу, перемывали кости преподавателям и сокурсникам (больше всего досталось Королеве), затронули темы космоса и Нового года. А вот политику обошли стороной, как и ситуацию в мире, и строительство коммунизма.
Нынешняя вечеринка отличалась от тех, из девяностых, отсутствием в разговорах сидевших за столами студентов обсценной лексики и упоминаний о сексе. Не услышал я и споров об извечной проблеме: кто «побежит за добавкой» (хотя две бутылки «Советского шампанского», даже при поддержке портвейна, казались мне очень уж скромной дозой спиртного для шестерых студентов). Могильный разлил по стаканам остатки шампанского (меня обошёл стороной: я всё ещё грел в руке первую порцию игристого вина, не уменьшившуюся и наполовину), откупорил портвейн — плеснул понемногу себе и Славке.
— Паша, давай сюда пустые бутылки из-под шампанского, — потребовала Света Пимочкина. — Не выбрасывай. Я завтра отвезу их домой. Мы в них томатный сок храним.
— Как это? — поинтересовался Аверин.
— Да очень просто, — ответила комсорг. — Заливаешь в бутылку ещё горячий сок, надеваешь на неё соску. Сок остывает — соска втягивается внутрь. Так его можно в погребе хоть год хранить. А твои родители разве так не делают?
Могильный выждал, пока Пимочкина спрячет пустую тару.
— За именинницу! — провозгласил он.
Мы поочерёдно звякнули своими стаканами о стакан Ольги Фролович, раскрасневшейся от вина и всеобщего внимания.
— За именинницу пьём до дна! — заявил Паша.
Грозным взглядом пробежался по лицам «собутыльников». Его послушались все, кроме меня — я лишь коснулся давно не пузырившегося напитка губами: чувствовал, что от трёх предыдущих глотков шумело в голове. Уже определил, что мой «предел» на сегодняшний день — сто граммов водки, или кружка пива, или же стакан шампанского. О пяти литрах пива «для разминки» в этом теле придётся забыть — во всяком случае, в ближайший год, пока не «наращу» массу.
— Ну а сейчас, — вновь взял на себя роль ведущего Могильный. — Именинницу поздравит наш талантливый музыкант Александр Усик. Он исполнит в честь неё песню… хорошую песню. Поприветствуйте маэстро Александра аплодисментами, товарищи!
Под звуки оваций я повернул голову в поисках «испанки» — Славка Аверин тут же сунул мне в руки гитару.
— Дорогая наша и уважаемая Оля!.. — заговорил я, увеличивая-ослабляя натяжение струн.
Шампанское всё же сумело добраться своими щупальцами до моего мозга (в очередной раз удивился, какой маленькой дозы спиртного хватало моему нынешнему телу, чтобы охмелеть). Я трогал струны — настраивал музыкальный инструмент (Аверин умудрялся одним своим прикосновением испортить настройку). Громким торжественным голосом произносил поздравление. Делал это больше для того, чтобы потянуть нужное для настройки «испанки» время, нежели чтобы впечатлить слушателей.
Но уже скоро отметил: опыт не пропьёшь. Не силился даже припомнить, сколько раз я толкал подобные речи на юбилеях у своих начальников и прочих «важных» людей. Нечто похожее на те пафосные, но проникновенные речи, я выдавал и сейчас. С поправкой на эпоху и обстоятельства. К былому опыту предвыборных речей за месяц добавилась соответствовавшая нынешней политической обстановке в стране словесная шелуха — сказались долгие часы, проведённые с «Лекциями по истории КПСС» в руках.