Страница 29 из 80
Глава 8
Глава 8
Ворот рубахи затрещал, и я встал, чтобы одежда осталась цела. Парень оказался довольно-таки крепок.
— Ах ты ж шваль! Пускают сюда всякую дрянь! Щенок! На колени, чернь! Проси прощения! Целуй мне ноги! А лучше — вылижи мне ботинки, я сегодня в собачье дерьмо наступил, надо почистить.
Спутница за столом этого придурка радостно захихикала. Посетители трактира опустили ложки, вилки, бокалы с вином и во все глаза вытаращились на происходящее. Ну как же — скандалус! Интрига-с! Потом можно будет в салонах и на балу рассказать, как светлейший князь Пипиркин потыкал мордой в дерьмо зарвавшегося простолюдина, радостно смакуя подробности.
— Что вы делаете⁈ Прекратите сейчас же! Отпустите его, негодяй!
Это уже Маринка. Как она быстро отреагировала! Повисла на руке подонка, пытаясь оторвать его от меня. Негодяй тоже среагировал быстро — уперся ладонью ей в лицо и толкнул, да так, что она плюхнулась на стул и упала, задрав вверх ноги. При этом подол ее красивого платья задрался, обнажая стройные ноги в чулках с подвязками и кружевные трусики. В зале захихикали, хихикала и спутница негодяя.
Я протянул левую руку, уцепился за кисть руки противника, сильно, с выкрутом сжал ее, отрывая от себя. Вот не хотело портить рубашку, а пришлось! Воротник остался в руке «кремового», зато он вдруг побелел, застонал, и начал опускаться на колени.
— Даму обижать нельзя! — громко, на весь зал сказал я, и прозвучало это в полной тишине будто из динамика, включенного на полную мощность — Незнакомых людей оскорблять нельзя! Вообще никого оскорблять нельзя! Извинись перед дамой, невоспитанный болван!
Зал вздохнул, как один человек. Похоже, они хорошо знали этого «невоспитанного болвана», и был тот человеком непростым. Но мне уже все равно. Я как тот конь, закусивший удила — мне пофиг на последствия. Это моя женщина! Никто не может обижать мою женщину! Если я не вступлюсь за ее честь — грош мне цена! Я и мужчиной себя не смогу считать!
— Пошел ты…грязная чернь! — не сдавался «кремовый» — Ты ответишь…
— Отвечу, если придется — согласился я, правой взял со стола тарелку с говядиной, так уютно устроившейся на ложе из пюрешечки, и аккуратно влепил негодяю в рожу. Влепил, и еще так повозюкал, чтобы хорошо прижилось.
Негодяй задергался, захрипел, забулькал под шубой из картошки, а я участливо спросил:
— Что, дышать трудно? А ты всоси ее в себя! Не получается? А я тебе помогу!
Бросаю тарелку, беру со стола графин с вином и начинаю поливать голову подонка. Красная, похожая на кровь струя стекает за шиворот, делая красивый кремовый мундир багровым, будто из ее хозяина хлещет кровь, смывает с его лица липкую массу, и становятся видны вытаращенные, безумные глаза моего противника, едва не выпавшие из орбит.
— Ботинки, говоришь? На хорошую мысль навел! — хватаю второй рукой его за голову, и вожу мордой по моим ботинкам. Испачкал обувь, конечно, но пусть. Отмоются, ничего, зато сколько удовольствия! Если бы вот так всех подонков мордой о ботинок, может они чему-нибудь бы да научились? Например тому, что на каждую силу найдется своя сила.
— Больно, да? Ничего, вылечишь. Пару косточек сломал, так ты же мужчина, потерпишь.
Да, я раздавил ему руку. Боевой режим, не хухры-мухры. Пусть радуется, что вообще руку не оторвал.
Типчик уже почти потерял сознание от боли, только мычит и стонет. Я придавливаю его шею ботинком, так, что лицом он в полу у моих ног. Потом пускаю импульс — отключаю подонка. Поспи.
Поворачиваюсь к столику, где сидит эта девица — та, что хихикала над Маринкой. Шагаю к ней, делаю страшную рожу. Мадмуазель сидит белая, как скатерть, глаза по плошке, челюсть отвисла — не ожидала такого, да?
— Что, теперь не смешно, мразь? — говорю голосом Вия, и девица визжит, отшатываясь от меня, как от самого настоящего чудовища.
Оглядываю зал — картина называется «К нам приехал ревизор». Сидят, таращатся, замерли, как по команде. Вот теперь вам точно будет что рассказать друзьям и знакомым! Получите!
Вижу спешащего ко мне мужика — огромного, с руками толщиной с мою ногу. Похоже, что вышибала. Что-то ты поздно реагируешь, парниша! Тут клиента уже в говне утопили, а ты клювом щелкаешь!
Поворачиваюсь к нему, тихо и страшно говорю:
— Не надо. Пожалеешь.
Вышибала вдруг останавливается, пятится. Я облегченно вздыхаю — ненароком зашибу, и зачем человеку такие неприятности? Он просто работает, и ничего больше. Только бизнес, ничего личного.
— Счет, пожалуйста! — машу рукой официантке, и она медленно, опасливо подходит. Спрашиваю, сколько должен за ужин, она заикаясь сообщает конечную сумму, достаю из сумки несколько серебряков, бросаю на стол:
— Сдачи не надо. Это вам за…хмм…ущерб.
Поворачиваюсь к Марине, которая стоит возле стола, комкая в руке кружевной платочек:
— Уходим! Быстро!
Сумка в руке, в другой — ладонь Марины, мимо стоящего на вытяжку администратора, в двери, и к нашему «водиле». Запрыгиваем в коляску, командую:
— Вад, гони отсюда, быстрее!
Извозчик испуганно оглядывается на меня (да что они все смотрят так, будто я какое-то чудовище⁈), хлопает кнутом, сытая, здоровая лошадь рвет с места и коляска мчится по улице, распугивая разносчиков товара со своими тележками. Они матерятся нам вслед, но мы не обращаем на них никакого внимания — не сбили никого, да и ладно.
Проехав пару кварталов, извозчик «сбросил газ», пустил лошадь шагом и повернулся к нам:
— Что случилось? Чего вы оттуда выскочили, как из ада? Роб, у тебя была такая рожа, что я решил — ты кого-то убил! А чего там баба визжала?
— Роб, ты его убил? — спросила меня Марина.
— Нет. Усыпил — коротко ответил я — И кости руки слегка переломал. Пару пальцев — точно. Не надо было ему тебя трогать!
Маринв вдруг обняла меня, не обращая внимания на извозчика, и крепко поцеловала в губы.
— Мой герой! — сказала она, и тихо добавила, так, чтобы не слышал Вад — Когда ты его мордой по полу возил…я так возбудилась…и кончила! Стыдоба! Я ненормальная, да?