Страница 15 из 87
В результате произошло небольшое, так сказать, насилие над властями. Вышвырнув из-за руля милиционера-водителя и нахлобучив ему шапку-ушанку чуть ли не до плеч, мех так же бесчеловечно поступил и с его напарником. Дав несчастным под зад по размашистому пендалю, уронив мордами в снег, он сел за руль и с шиком подкатил к дверям сверкающего неподалёку ресторана. Никто тому особенно не удивился и не стал расспрашивать, где это посреди ночи меху посчастливилось раздобыть столь необычный экипаж. Менты также не спешили бежать к ресторану и предъявлять права на машину, видимо, боясь получить ещё. Без лишних вопросов шумная компания разместилась в спецавтомобиле. Всего влезло пятнадцать человек! Всех их Виктор Александрович собственноручно развёз по домам и в третьем часу ночи приехал на подводную лодку. Машину оставил на пирсе, предварительно тщательно заперев все двери (чтобы ничего не пропало), подложив под колесо чурку (чтобы не укатилась), и отправился спать.
Пришедший утром на службу командир, едва увидев на пирсе канареечного цвета с синей полоской автомобиль, сразу же почуял неладное. Когда вылезший ему навстречу протрезвевший мех чистосердечно и в деталях обо всём доложил, у командира волосы встали дыбом. Первой мыслью было столкнуть машину с пирса и утопить. Но мех воспротивился – народное имущество, никак нельзя! Подошёл старпом, предложил отогнать УАЗик на другой конец города и там оставить где-нибудь во дворах. Менты найдут, обрадуются и дальше не станут копать. Но и этот вариант меху не подошёл – он привык сам за всё отвечать и не прятаться в случае чего за спины товарищей. В итоге, помывшись, побрившись, собрав в дежурный чемоданчик кое-какое барахлишко и сухой арестантский паёк, Виктор Александрович сел за руль трофейного автомобиля и прямым ходом направился на нём в комендатуру. Там капитан третьего ранга Генерал лично сдался коменданту гарнизона, в целости и сохранности передал машину и получил за всё это заслуженные десять суток ареста. Шёл третий день его пребывания в новом звании.
Дело заводить не стали, командир поднял все свои связи, познакомился с начальником УВД и прокурором гарнизона, выпил с каждым по канистре спирта. Когда через десять дней мех вышел на свободу, уже был подписан приказ о его разжаловании. Так Виктор Александрович во второй раз стал капитан-лейтенантом.
Подобные неприятности случались с механиком и в дальнейшем. С этого случая его стремительное продвижение по ступеням карьерной лестницы вверх сильно замедлилось и неминуемо сменялось не менее стремительным падением вниз. Следующее звание, которое Виктор Александрович получил, было так же вторично и, как вы можете догадаться, ещё на ранг ниже – старший лейтенант. Прискорбно, конечно, но на свете ещё не существовало такого матёрого старлея!
Таким образом, за последние десять лет наш механик единожды побывал лишь лейтенантом и майором. Зато трижды был старлеем и столько же раз капитаном. Нынче у Виктора Александровича наблюдалась очередная карьерная яма, но уже через год он надеялся получить капитан-лейтенанта, и это должно было произойти в четвёртый раз!
Глава 11 О том, как мех потушил Кулькова
Механик сидит в центральном посту на низкой скамеечке, прислонившись спиной к шахте командирского перископа, и что-то порывисто пишет в лежащем у него на коленях каком-то своём механическом журнале.
Иногда он перестаёт писать, тянется рукой к «Каштану» и, щелкая тумблерами, вызывает на связь того или иного вахтенного в отсеках. Получив в ответ необходимую информацию: литры, тонны, вольты, амперы и что-нибудь ещё столь же важное, он сразу всё это заносит на разлинованные желтоватые страницы. Тут же, на коленях, лежат и его мозги – цвета слоновой кости логарифмическая линейка, заслуженная и безотказная, как автомат Калашникова. Мех так ловко навострился с ней управляться, что, сколько бы я ни пытался его догнать, тыкая пальцем в кнопки калькулятора, ничего у меня не получалось.
Иногда механик сокрушенно качает головой, и с губ его срывается что-нибудь вроде:
– Едрит твою ангидрит!
– Мать их поперёк…
– Вот ыть, ёптыть!
Понять его можно. Плотность электролита аккумуляторной батареи, как того и следовало ожидать, стремительно падает и уже подошла к критическому уровню. Температура же его, наоборот, стремительно растёт. Процентное содержание водорода в воздухе подбирается к трём (а на рубеже четырёх процентов, как известно, уже образуется гремучая смесь). Ещё несколько часов хождения под электромоторами – и в отсеках начнёт меркнуть свет, а к утру, возможно, и чай нечем будет вскипятить!
Именно поэтому немного одутловатая, лоснящаяся от пота физиономия Виктора Александровича выглядит несколько озабоченной. А какой же ей быть? Эти стратеги там наверху, как обычно, наглобалят, выпендрятся, запорют батарею, а ему, механику, потом разгребать.
После обильного возлияния чая мех то и дело отдувается и отирает лицо подолом майки-разухи. В течение часа щедрый штурман скормил ему четыре полновесных стакана подкрашенного кипятка. Но для боевого товарища ничего не жалко. Борисычу хорошо известно, что по возвращении на базу механик получит целую канистру вкуснейшего спирта-ректификата, и вполне обосновано надеется, что тот не забудет пригласить и его на чаепитие.
Окончив писать, мех не спеша пролистал журнал, покачал головой, отчего несколько крупных капель упало на бумагу. Промакнув лист куском ветоши и оставив на страницах два хорошо различимых масляных пятна, он захлопнул журнал, кряхтя поднялся со скамеечки и, по-старчески держась рукой за подклинившую поясницу, направился в рубку к штурману. За очередной порцией чая, должно быть.
– И как это он так может – хлестать кипяток ведрами, да ещё при такой жаре? Воистину – матерый человечище! – понимающе переглядываемся мы с боцманом, провожая уважительными взглядами сутуловатую спину механика, скрывающуюся в проеме штурманской рубки.
В полумраке отсека матово белеет железная дверь гальюна. После вечернего чая перед сном появилось немало желающих уединиться за ней. В отдельные моменты наблюдается даже очередь – небольшая, но крайне нетерпеливая. Что ни говори, а обильный вечерний чай имеет и некоторые отрицательные последствия.
Вот из штурманской рубки вылез чем-то озабоченный Борисыч и с видом полицейской ищейки начал старательно принюхиваться. Растолкав перед гальюном народ, поведя носом, он вдруг резко рванул дверь на себя. Не дело, конечно, вот так врываться и прерывать самое интимное человеческое действо! От такого вероломного посягательства можно не то что заикаться начать – на всю жизнь недержание какое-нибудь заработать! Поэтому вполне ожидаемым в подобной ситуации было бы увидеть испуганное человекообразное существо со спущенными ниже колен штанами, матерящееся и гневно пучащее на незваного гостя глаза. Оно и понятно – всего лишь секунду назад ничего не подозревающий человек гордо восседал в позе орла и был абсолютно уверен, что, законно дождавшись своей очереди, имеет полное право на несколько минут сосредоточенного одиночества.
Но в данном случае никакой интимный процесс прерван не был, да и вряд ли он даже начинался. Вслед за стремительно распахнувшейся дверью, уцепившись изнутри за ручку, из гальюна вывалился и звучно брякнулся на палубу матрос Кульков, мой непосредственный подчинённый и в высшей степени разгильдяй. Суматошно барахтаясь, громыхая по палубе коробочкой ПДУ, он панически пучил глаза и как заведённый повторял:
– А я чо? А я ничо! Занято же! Чо ломиться?..
Только сейчас я почувствовал, как вместе с тяжелым духом, который обычно бывает в местах общего пользования, на меня потянуло ещё и табачным дымком.
– Что и следовало доказать! – словно приглашая присутствующих убедиться в чистоте эксперимента, кивает на Кулькова штурман.
– Курил, тварь! А я сижу себе и понять ничего не могу. То ли откуда-то табачищем прёт, то ли это у меня уже галлюцинации начинаются!