Страница 8 из 16
Опасный был момент. Есть ли у Анатоля чувство юмора и способность посмеяться над собой — я понятия не имел, выпалил наугад. И — угадал. Анатоль, широко улыбаясь, развёл руками.
— Взаимно не ожидал, что будем учиться вместе. Впрочем, после того как Петербург наполнился слухами о твоём выступлении в императорском дворце, я не сомневался, что увижу тебя здесь. Отличная причёска, кстати. Ты знаешь, что из молодых некоторые тебе уже подражают?
Вот как, «из молодых», значит? Мы, то есть, старые. Ну да, ну да, позади босоногое детство, мы теперь взрослые серьёзные люди. Если верить ректору — лучшие люди государства, вершители судеб и кандидаты на включение в учебники истории.
— Надо бы сообщить им, что начинать следует с перелома шеи, — опять пошутил я, и Анатоль вновь рассмеялся.
— Кстати, Костя, ты не представишь меня своей очаровательной спутнице?
Тут я обнаружил, что на соседней ступеньке рядом со мной мнётся Полли.
— Конечно. Знакомьтесь: княгиня Аполлинария Андреевна Нарышкина, князь Анатолий Алексеевич Долинский.
Анатоль подчёркнуто-внимательно поцеловал Полли руку — так что та аж зарделась и бросила на меня быстрый взгляд.
Обменявшись парой клишированных светских фраз с Полли, Анатоль вновь посмотрел на меня.
— Слышал, ты набираешь команду мечты?
Я ещё раз прокрутил в голове описание магической «коронки» Анатоля. А ведь неплохо, весьма и весьма неплохо! Если я не найду, как использовать такую способность — грош мне цена как командиру.
— Свободен сегодня вечером? — спросил я.
— Как ветер, — ухмыльнулся Анатоль. — Благодарю за оказанную честь, ваше сиятельство.
— Да какая там честь? — пожал я плечами.
Анатоль посмотрел на меня с удивлением.
— Ты шутишь, Костя? За право состоять в команде любой готов в лепёшку расшибиться. За некоторыми играми наблюдает сам император!
— Если хочешь попасть в команду, запомни правило номер один, — серьёзно сказал я. — Думать следует не о том, какая честь состоять в команде, и не о том, что подумает о тебе император. А только о том, как максимально эффективно выполнить приказ. Впрочем, ещё лучше — не думать вообще. А просто максимально эффективно выполнять приказы. — Это я сказал, обращаясь уже не к старому другу, а к подчинённому.
— Есть, максимально эффективно выполнять приказы! — выкрикнул Анатоль, явно пародируя моё выступление в зале.
Подумав секунду, я решил не кошмарить пока личный состав. Улыбнулся, хлопнул Анатоля по плечу и сказал:
— Молодец!
К этому времени на лестнице мы остались уже одни, а вслед за нами поднимался мрачный, как туча, наставник. Смотрел он так, будто мы расселись на ступенях с банками пива в руках.
— Увидимся в столовой, — сказал Анатоль и поспешил наверх.
Я последовал его примеру.
Чёрные и белые маги жили смешано — в Академии нам создали условия, максимально приближенные к реальности. Разделение проводилось лишь по половому признаку: девушки-первокурсницы обитали на третьем этаже, юноши — на четвёртом.
Я увидел, как Полли остановилась в коридоре возле одной из закрытых дверей и сказала негромко, но чётко:
— Аполлинария Нарышкина.
Дверь мигнула зелёным — цветом, который, похоже, во всех мирах означал одобрение и позволение двигаться дальше — и открылась. Полли, перед тем как скрыться в недрах своего общежития, подарила мне крайне выразительный взгляд. Правда, что он выражал — я не понял. Пошёл по лестнице дальше.
— Константин Барятинский, — представился на следующем этаже.
Дверь мигнула зелёным и отворилась.
В своей комнате я сменил парадный академический китель на повседневный. Всё-таки у строгой формы есть неоспоримое преимущество: тебе никогда не нужно думать, что надеть. За тебя уже подумали.
Комната была крохотной, всё здесь стояло как-то впритык. Кровать у стены с окном, в полушаге от кровати — письменный стол, больше напоминающий парту. Шкаф для одежды — и, собственно, всё. Три шага туда, три шага обратно. Настоящий Костя Барятинский, наверное, тут взвыл бы во весь голос, после своей-то гигантской опочивальни в родовом имении. Ну а я... Мне доводилось жить и в куда худших условиях. Тут, по крайней мере, сухо и тепло. И относительно тихо — только за перегородкой шуршал и сопел мой сосед.
Одна стена в моей комнате была кирпичной, капитальной, а вот вторая стеной, по сути, вообще не являлась. Комнаты отделялись друг от друга деревянными перегородками, которые даже не доставали до потолка. То есть, при желании, можно было заглянуть через перегородку к соседу. А при ещё большем желании — даже перелезть. Но, поскольку соседи были одинакового пола, такое желание вряд ли посещало кого-то слишком часто. К тому же было объективно проще воспользоваться для похода в гости дверьми.
Кстати о дверях. Посреди каждой находилось квадратное окошко, занавешенное тонкой белой шторкой. Занавешенное снаружи. Предполагалось, что за нами будут таким образом приглядывать наставники. Наставниками в Академии называли людей, призванных следить за соблюдением дисциплины. Помимо них, были ещё профессора — преподаватели, и «дядьки» — прислуга.
Окошко в двери, на мой взгляд, роднило комнату с тюремной камерой — где мне в прошлой жизни тоже доводилось бывать. Тут было, конечно, не в пример уютнее. Однако я представлял себе, как корёжит настоящих аристократов от таких вот мелких деталек.
Переодевшись, я вышел в коридор одновременно со своим соседом. Тот, заметив меня, приветственно поклонился, я ответил тем же. Машинально отметил, что мундир соседа хоть и пошит точь-в-точь как мой, и по цвету идентичен, всё же выглядит по-другому. Другая материя, не так ладно сидит... Похоже, что родители парня решили сэкономить как минимум на повседневной форме.
Проходя мимо его двери, я посмотрел на привинченную к ней табличку: «Пущинъ Михаилъ». Да, на дверях висели таблички с нашими именами. В зависимости от настроения и обстоятельств мы могли чувствовать себя либо большими начальниками, либо заключёнными, либо учениками элитной академии.
Имя «Михаил Пущин» мне ни о чём не говорило. В «базе данных», заложенной в мою голову Ниной, оно отсутствовало. А следовательно, Костя Барятинский не был с ним знаком. Ну или дед об этом знакомстве ничего не знал.
В столовой равновесие опять сместилось в сторону элитности. Индивидуальных столиков здесь не было, но длинные общие столы оказались застеленными белоснежными скатертями. Фарфор, хрусталь, сверкающее серебро приборов, салфетницы, соусники и бог знает что ещё. Я бы, пожалуй, не удивился, обнаружив щипцы для разделки омаров.