Запрещённый приём (ЛП)

— Нет.

— Я не стану задавать следующий вопрос. Он оскорбителен.

— Он не оскорбителен. Это просто вопрос. — Успокоил его Эдуард.

— Ты хочешь сказать, что делил ее в постели с другим мужчиной?

— Обычно мы занимаемся сексом во время выездной работы, так что таких проблем нет.

Мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы мое лицо оставалось пустым и не выдало той огромной лжи, которую он только что ляпнул. Хотелось бы, чтобы на мне все еще были мои солнечные очки — тогда глаза бы меня не выдали, но, к счастью для нас, все внимание Олафа было сосредоточено на Эдуарде.

— Значит, она — твоя рабочая жена? — Уточнил Олаф.

— Она моя напарница. Донна моя жена.

— У меня не было намерения оскорбить кого-то из них. Я просто пытаюсь понять.

— Тебе не мои отношения с Анитой нужно понять. Гораздо важнее разобраться в ее отношениях с другими.

— Почему это важнее? — Спросил Олаф.

— Потому что мы с тобой никогда не сможем мирно поделить Аниту в постели, но я считаю, что ради ее безопасности тебе следует найти тех мужчин, с которыми ты бы согласился это делать.

— Я не понимаю.

— Единственный расклад, при котором я бы доверил тебе Аниту в романтическом смысле, это если бы в одной комнате с вами находились мужчины, которые, по моему мнению, способны дать тебе отпор — хотя бы на время, чтобы она успела убежать.

— Я все еще не понимаю.

А я вот начала понимать, и это было одновременно гениально и жутко, но в этом весь Эдуард — так у него мозг и работает.

— Он хочет сказать, что я бы никогда не смогла почувствовать себя в безопасности наедине с тобой, но если с нами будет кто-то из моих любовников, то в случае форс-мажора у меня появится шанс отбиться.

Олаф даже не попытался скрыть отвращение, которое появилось на его лице.

— Единственное, что мне нравится делать с другими мужчинами, это пытать или побеждать их. Мне нравится причинять боль. Это просто приятнее делать с женщиной.

— Другой вариант, на который я готов согласиться, это если ты позволишь заковать себя, пока Анита будет сверху. — Сказал Эдуард.

— Нет, я никому не стану подчиняться.

— Тогда как нам уберечь ее?

— Моего слова тебе недостаточно?

— Не в этом случае, Олаф. Я знал, что этот день придет, и я старался придумать способ хотя бы частично удовлетворить твои потребности без риска для жизни Аниты.

Он снова врал, а Олаф этого не заметил. Либо язык тела Эдуарда был настолько хорош, что чуйки верльва оказалось недостаточно, либо Олаф был настолько расстроен, что не мог ничего почувствовать. Возможно, и то, и другое.

— Что насчет ardeur’а? Что насчет способности Аниты питаться желанием? — Спросил Олаф.

— А что насчет нее? — Переспросила я.

— Если она будет кормиться на мне, смогу ли я причинить ей боль в процессе?

— Ты же вроде говорил, что ты никому не еда. — Напомнила я.

— Это просто вопрос, Анита. Я пытаюсь понять, какие у нас есть варианты.

— Я могу на него ответить. — Подал голос Никки. — Как только ardeur выпущен, все запреты летят к чертям. Для Аниты это означает, что она может заниматься более грубым сексом, чем обычно.

— Я спросил в машине, когда мы трое были одни, занимаетесь ли вы с Анитой бондажем. Ты избежал ответа на этот вопрос.

— Мне было неловко, ясно? — Возмутилась я. — И мне все еще неловко, но если нам правда надо на него ответить, то да, мы с Никки занимаемся бондажем.

— Ты доминируешь над ним?

— Нет, он мой верхний.

— Он твой доминант?

Я покачала головой.

— Я свитч, а это означает, что в подземелье (специально оборудованное место для БДСМ-сессий — прим. переводчика) мне нравится быть как сверху, так и снизу. Я могу быть нижней, но никогда не подчиняюсь полностью.

— Она одна из самых своевольных нижних, что я встречал. — Подтвердил Никки.

Я пиздец как хотела слиться из этого разговора, но раз уж мы до него дошли, я буду вести себя как взрослая.

— Я не могу представить себе обстоятельства, при которых я бы захотела, чтобы меня связали и оставили наедине с Олафом, позволив ему быть моим верхним. Я должна полностью доверять тому, кому позволяю подобное, а я не знаю, смогу ли я вообще хоть когда-нибудь довериться тебе до такой степени, Олаф.

— Даже если я позволю тебе выпустить на меня ardeur?

Я посмотрела на Никки.

— Скажи-ка, ardeur делает тебя более безопасным любовником?

— Именно ardeur превратил меня в твою Невесту, так что — да.

— Она кормит его и нас, но никто из нас не превратился в Невесту. — Заметила Эйнжел.

— И у нее есть Невесты, с которыми она никогда не занималась сексом. — Добавила Пьеретта.

— Думаю, я создаю Невест в отчаянной ситуации. Это как последний козырь в рукаве.

— И ты никогда не пыталась создать Невесту, если в этом не было острой необходимости? — Спросила она.

— Нет.

— Значит, Анита может покормить на мне ardeur и при этом не обратить меня в Невесту? — Уточнил Олаф.

— Думаю, да. — Ответила Пьеретта.

— Только если я буду чувствовать себя в безопасности, но, как я уже и сказала, я не могу представить, чтобы мне было безопасно с тобой при таком раскладе.

Олаф посмотрел на Никки.

— Если бы в тот первый раз, когда ты ее трахнул, она бы не выпустила ardeur, ты бы навредил ей?

— Нет, я вполне могу наслаждаться сексом и без боли.

— Как и я, но я спросил тебя не об этом.

— Было ли это нежнее, чем если бы я сделал это сам, без ее магии? — Уточнил Никки.

— Именно об этом я и спросил. — Подтвердил Олаф.

— Это было нежнее.

— И все же удовлетворительно?

— С ardeur’ом ты как в горячке. Каждое прикосновение ярче обычного.

Все в комнате кивнули, кроме Эдуарда и «котиков». Эдуард вовремя спохватился и пояснил:

— Я не даю ей на себе кормиться.

— Почему нет? — Спросил Олаф.

— Потому что я не еда, даже для нее.

Олаф кивнул, как будто это что-то для него значило. Я ни за какие коврижки не собиралась заниматься с ним сексом, но вслух я этого не сказала, потому что мы тут пытались не доводить до греха. Но это было как метаться на дороге между тачкой и поездом. Если ты не уберешься подальше, тебя рано или поздно собьют.

— Как нежность может быть для тебя удовлетворительна, Никки? — Спросил Олаф.

— Первый раз был нежным, иногда мы по-прежнему делаем это нежно, но наш бондаж проходит про принципам RACK.

— Мне не знаком этот термин. — Сказал Олаф.

— Кинк на осознанный риск по договоренности. — Пояснил Никки.

— Мне больше нравится термин «игры на грани». — Заметила я. — Но этот, пожалуй, лучше передает суть.

Я еле сдержалась, чтобы не поежиться, потому что очень долго работала над собой, чтобы принять тот факт, что я до такой степени наслаждаюсь грубым сексом и бондажем. Меня по-прежнему не слишком радовал этот аспект моей ориентации, но во время терапии я прорабатывала принятие себя во всех областях, а это была часть меня. Свою сексуальную ориентацию ты не выбираешь. Ты можешь выбрать не поддаваться ей, но тебя все равно будут заводить такие штуки. Потребность не исчезает только потому, что ты не удовлетворяешь ее или избегаешь этого.

— Анита занимается этим с кем-то еще? — Спросил Олаф.

Эйнжел с улыбкой вскинула руку.

— Я был верхним у Эйнжел и Аниты вместе с Натэниэлом. — Пояснил Никки.

— Я правда не хочу вдаваться в детали перед всеми, кто здесь присутствует. — Сказала я, пытаясь не вспыхнуть до кончиков ушей, но эта штука непроизвольная, так что я проигрывала.

Никки послал мне улыбку.

— Тебя так смущает то, чем ты наслаждаешься в подземелье.

Я кивнула.

— Ага. Жесть как смущает.

— Я был уверен, что Натэниэл — убежденный сабмиссив (подчиненный, противоположность доминанту — прим. переводчика). — Удивился Олаф. — Даже что он — шлюха боли.

— Он может ею быть. — Согласились мы с Никки в один голос и переглянулись с улыбками.