Страница 115 из 123
Это было правдой. Согласно политике Эльмара каждый мужчина, прибывший на планету, первым делом участвовал в монтаже теплиц и приобщался к жилищному строительству. Мади родился на Безымянной, и Шурка тоже, но и они, достигнув совершеннолетия, месяц провели на теплицах, а, женившись, слепили по собственному гнезду. И они не были исключением из правил.
- Дом - это не теплица, - проворчал Дак укоризненно. - Его в две недели не соорудишь.
- Велика беда! - усмехнулся Шурка. - Как будто нельзя временно пожить в палатках!
- Целый год?
- Лукавишь, дядя, - на этот раз укоризна была в голосе Шурки. - Откуда год? Месяц на монтаж домика, неделя - на установку необходимого оборудования, другая - на минимальную отделку одной комнаты. И можно вселяться. Остальное приложится.
- Не нравится мне все это, - крякнул Дак. - Преждевременно.
- Наоборот, в самый раз, пока мы еще не успели пустить здесь корни. Ты только представь себе: морская дорожка шириной в 500 километров, по 150 километров прибрежной полосы с каждой стороны. Красота! И террасы там шириной в четыреста метров, а не жалкие полтораста. Вот!
- До этой красоты еще надо дожить.
- И доживем. Зато это будет именно то, что нам нужно. Не темная парная баня, а простор.
- Ты почему промолчал, Ждан Мирэлович, - спросил Эльмар у своего старшего отпрыска, когда оба сторонника переезда, так и не убедив стариков в своей правоте, ушли, оставив их в растерянности и печали.
- А что я мог сказать?
Дак, для которого главный управляющий делами переселенцев всегда оставался, по сути, лишь Додькой, сыном приятеля, покачал головой:
- Надо как-то остановить их. Запретить, что ли.
- Это невозможно, дядюшка. У нас свободная планета. Как мы запретим людям проживать там, где они хотят? Мадька прав, черт. Каждая семья способна смонтировать теплицы - и не в три слоя, а достаточно будет одного - поставить палатку и соорудить дом. На это ничьего благословения не потребуется.
- Не понимаю, как можно снова стремиться в клетки, - поежился Дак.
- Они в них выросли, дорогой сват, - сказал горько самый старый житель Безымянной и ее основатель. - Полоски батарей над головами их не тяготят. Зато барьеры вишь как раздражают.
- Барьеры и меня раздражают, - признался Доди.
- Через год здесь останутся только заводы по выпуску ускорителей, вот увидите, - грустно сказала Нита.
- Нет, - возразил Додька. - Оба завода ускорителей будут перевезены за барьеры в первую очередь и притом вполне официально. Выгоднее перемонтаж, чем транспортировка каждой установки через море и дополнительную двухсоткилометровую вертикальную преграду.
- Ну тогда о чем и говорить, - сказал Дак. - Ясное дело, если переедет завод, остальные здесь задержатся до первого урожая... Как Сабина, Эл?
- Плоха.
- Совсем плоха?
- Не знаю. Болит у нее в груди - и все.
- А врачи?
- Ты же их знаешь. До сих пор не могут согласиться, доброкачественная опухоль или нет. И, главное, нужна ли операция вообще.
- А в чем закавыка?
- После наркоза она может не проснуться, а если опухоль доброкачественная - проживет еще лет десять. Здоровье-то у нее не ахти, сам знаешь.
Дак кивнул.
- Свозил бы ты ее на Новую, в Солнечный, - сказал он, подумав.
Он и до сих пор, спустя сорок лет после операции, ему там сделанной, чувствовал себя бодрым, словно семнадцатилетний юноша.
- Не хочет она никуда лететь. Говорит: "Помру здесь."
- Это плохо.
- Куда уж хуже.
Да, если больной смотрит в сторону могилы...
Спустя два месяца первый завод ускорителей был переброшен на Вторую Полосу, еще через два переехал на новое место другой. А затем им сообщили о смерти Илы, жены Додьки. Смерть была внезапной и совершенно для всех неожиданной.
- Аневризма, - констатировал врач. - Притом, давно запущенная.
Свою старшую невестку и Рябинка, и Эльмар обожали. Оба они рыдали над гробом, не стыдясь слез. Спустя неделю после похорон старый ветеран сказал дома:
- Вот что, дорогая, я не хочу потерять и тебя. Собирайся, мы летим на Землю.
- На Тьеру?
- Не прикидывайся наивной, ты знаешь, куда. На мою Землю, на Новую.
- Хорошо, согласна, - сдалась Рябинка и печально улыбнулась.
Эту ее последнюю, полную прощальной грусти улыбку он запомнил на всю оставшуюся жизнь. В улыбке было снисхождение: ладно мол, выполню твою прихоть, слетаю с тобой на твою родину. Меня, мол, не спасти, зато хоть ты успокоишься.
Так и вышло, не спас он жены. Уже сразу после выхода из гиперпространства ей стало так худо, что все четыре дня перелета он буквально места себе не находил. Он уже раскаивался, что уговорил жену решиться на путешествие, но поворачивать назад было бесполезно, обратная дорога обозначала лишь дополнительные перегрузки. Об одном лишь он молил судьбу: успеть добраться до Солнечного. Он даже пересаживаться в другую машину не стал: так и приземлился во дворе клиники.