Страница 2 из 75
- С нами честная сила! - ахнула женщина, перекрестясь. - Какие страсти ты мне рассказываешь!
Но глаза ее не отрываясь смотрели на малютку, а разум уже прикидывал, как сделать так, чтобы сельчане поверили, будто мать - она, и никто другой.
Она окинула взглядом ухоженный двор усадьбы - теперь здесь будет кому бегать, она глянула на вишневые деревца в палисаднике напротив окон - теперь будет кому лакомиться недозрелыми плодами, и будет кого сгонять с большой черемухи возле забора - все теперь вокруг наполнилось новым смыслом. Будет кого приваживать к хозяйству, будет кого учить шить-вышивать и печь пироги. Все у нее теперь будет как полагается, и соседки перестанут показывать на нее пальцами как на ущербную...
Ребенок зашевелился. Женщина взяла недавно рожденное существо на руки и поцеловав, прижала к груди.
- Солнышко мое, - прошептала она взволнованно. - Никому, никому мы тебя не отдадим!
Не успела она это вымолвить, как калитка забора, отгораживающего их усадьбу от улицы, открылась, и во двор вошла сгорбленная старуха неопределенного возраста, с клюкой. При виде ее хозяйка дома судорожно обняла дитя и попыталась прикрыть его фартуком.
- Зачем явилась, Лизавета? - вымолвила она пытаясь за злостью скрыть испуг, потому что переступившая границы их двора старуха слыла ворожеей и знахаркой, в просторечии именуемая "ведьмой". - Мы тебя не звали, у нас все здоровы!
- Поздравить с будущим пополнением семейства! - молвила ведунья. - Духи благословили вас. Помнишь, ты приходила ко мне давеча? И сегодня мне видение было - не пустая ты. Сын у тебя по весне родится, но к алтарю его не носи, своя судьба у него будет, по его выбору.
- А ты, - обратилась она к мужику, - езжай к фельдшерице в больничку, скажи, пусть справку напишет, что родила, мол, твоя жёнка дочку, пока ты в городе был. А что не отмечались вы нигде, так это чтобы не сглазить - все же знают, как долго у вас детей не было, вот и скрывались вы ото всех. Скажешь, что роды принимала я. Да тюль, что ты из города привез, с собой прихвати ей на подарок...
<p>
Часть I</p>
<p>
Спроси у березы</p>
<p>
Глава I</p>
<p>
Две двери</p>
Остановив машину напротив старого пятиэтажного здания, отреставрированный фасад которого выглядел достаточно респектабельно, но ничего особенного в смысле чудес не обещал, Станислав Львович глянул на вывеску интересовавшего его офиса и поморщился.
"Под березой", - да, ему сюда.
Искомая береза, не слишком высокая, но достаточно кудрявая, росла тут же, в трех метрах от крыльца подъезда, не заслоняя от посетителей ни высокой двери из полированного дерева с двумя массивными бронзовыми ручками, выполненными под старину, ни двух табличек по обе стороны упомянутой двери. Само крыльцо издали казалось мраморным. Оно было невысоким - всего на три ступени, но эти три ступени означали для Станислава Львовича последнюю надежду. Полиция оказалась бессильна. А здесь... Ему настойчиво рекомендовали эту контору как специализирующуюся на розыске пропавшего. В том числе и людей.
Станислав Львович медленно привел свою "Ладью" в движение, чтобы переместить ее на прилегавшую к подъезду парковочную площадку, и вышел, машинально захлопнув и заблокировав за собой дверцу. Ноги его с трудом передвигались - он просто заставлял себя идти. Потому что никакой надежды внутри себя он не ощущал - он просто выполнял просьбу своей жены, не выдержав ее слез и пустого, остановившегося взгляда в никуда.
Все верно - на левой табличке на стене возле двери черным по белому было написано: "Детективное агентство". Ниже было написано расписание - часы приема посетителей...
Станислав Львович протянул руку к ручке высокой массивной двери и нажал на нее. Дверь неожиданно легко открылась, пропуская его в миниатюрный вестибюль типа тамбура, из которого далее вели две двери напротив друг друга, оббитые кожей, только одна кожа была черной, а другая - белоснежной. Впрочем, стены вестибюля-тамбура тоже были отделаны "под кожу", только светло-коричневую, охристую, почти золотистую.
Прямо по курсу, на торце вестибюля помещались кресло-тумба, темное покрытие которого казалось мягким, и небольшой полированный столик с письменным прибором. Прибор представлял из себя ручку на спиральном крепеже, воткнутую в нечто вроде старинной чернильницы-непроливайки. Между столиком и черной дверью располагался широкий кожаный диван, точнее софа, поскольку подлокотник у этой конструкции для сидения был только один.
Что могло бы поразить человека, склонного к восточной эстетике, так это обилие зелени на стенах вестибюля. Высажена она была весьма искусно: там, где полагалось бы быть плинтусам, сплошным рядом высились однотипные квадратные керамические горшки, и из центра каждого тянулся стебель с мелкими листочками, доходя до потолка либо заворачиваясь аркой над дверями с табличками и мебелью.
Однако Станислав Львович к восточной эстетике склонен не был, тем более сегодня. Все это его глаза отметили чисто машинально, как и надпись на белой двери: "К Мадам Дрэе". Вот только ему надо было к двери черной, туда, где на стене была прибита скромная черная табличка с набором букв, гласивших: "Детективное агентство "Под березой". Он потянул на себя ручку двери и переступил порог.
К его удивлению, внутри никаких чудес не было - растения наличествовали, но в умеренном количестве: в виде двух кадушек возле входа, где росло нечто вечнозеленое широколиственное, и трех бра с неприхотливой традесканцией. Бра были подвешены на стене напротив окна, а окно было забрано жалюзи. Строгость и деловитость помещению придавали два стола, один явно для приема посетителей, с двумя пустыми креслами напротив друг друга.
Второй стол располагался под прямым углом к первому, непосредственно под окном, в комплекте с двумя вращающимися стульями, один из которых, с подлокотниками, занимала красивая молодая девица. Золотистоволосая, чернобровая, с несколько бледноватым цветом лица, она была одета в строгий деловой костюм светлого цвета. Впрочем, банальное слово "девица" к молодой особе в костюме не очень шло. Ее так и хотелось назвать иностранным словом "леди", и лицо ее словно излучало притягательность, которую в XIX веке именовали магнетизмом.