Страница 11 из 19
Но все эти рассуждения и экивоки вовсе не означают, что падение Рима было мелким несущественным событием. Это один из важнейших этапов западной истории, и мы должны относиться к нему с полной серьезностью. Долговечность Римской империи, ее сложное устройство и исключительный географический размах, ее способность к благородству и к крайней жестокости – все это в той или иной мере укоренилось в западном культурном и политическом пространстве. Все это по-прежнему играло свою роль, когда античный мир превращался в средневековый. Даже после того как Рим канул в прошлое, он не был забыт. Он стал историческим фундаментом, на котором покоилось все построенное в Средние века.
2
Варвары
Кто поверит, что Рим, воздвигшийся завоеванием целого мира, пал? Что матерь народов им же разверзла могилу?
Тех, кто привык подмечать знаки, скрытые в ткани мироздания, о скором падении Западной Римской империи предуведомила череда знамений. В Антиохии собаки выли, словно волки, ночные птицы испускали ужасающие крики, а люди шептали, что императора следовало бы сжечь живьем[65]. Во Фракии на дороге лежал мертвец и глядел на прохожих пугающе пристальным, словно бы живым взглядом, пока через несколько дней внезапно не исчез[66]. А в самом Риме горожане упорно продолжали ходить в театры – и этим безобразным, вопиюще греховным времяпрепровождением, по словам одного христианского автора, прямо навлекали на себя гнев Всевышнего[67]. Люди во все времена были суеверны и особенно хорошо умели разгадывать смысл знамений, обладая преимуществом ретроспективного взгляда. Именно поэтому историк Аммиан Марцеллин в конце IV в., оглядываясь назад, мог заметить, что это было время, когда колесо Фортуны, «вечно чередующее счастливые и несчастные события», вращалось особенно быстро[68].
В 370-х гг., к тому времени, когда Римом начала овладевать гибельная слабость, Римское государство – монархия, республика и империя – существовало уже более тысячи лет. Однако прошло чуть больше столетия, и к концу V в. все провинции к западу от Балкан выскользнули из хватки римлян. В самом сердце древней империи распадались римские институты власти, механизмы сбора налогов и торговые сети. Из повседневной жизни исчезали видимые признаки римской элитарной культуры: роскошные виллы, дешевые импортные товары массового потребления, горячее водоснабжение. Вечный город несколько раз подвергался разграблению. Западную часть империи наследовала череда недоумков, узурпаторов, тиранов и малолетних детей, пока она в конце концов не перестала существовать, а земли, составлявшие ядро могущественного государства, не поделили между собой народы, которых гордые граждане времен расцвета Рима прежде презирали как дикарей и недочеловеков. Они были варварами – этим пренебрежительным словом называли самых разных людей, от кочевых племен, совсем недавно появившихся на Западе и не знавших римских обычаев или не находивших нужным с ними считаться, до издавна знакомых соседей, долгое время ощущавших в своей жизни влияние римских традиций, но не имевших возможности пользоваться плодами римского гражданства.
Возвышение варваров представляло собой сложный процесс, развитию которого способствовали массовые миграции на ближние и дальние расстояния, столкновение политических систем и культур и общий упадок имперских институтов. На Востоке Рим продолжал существовать в почти нетронутом виде и процветать, приняв вид грекоязычной Византии, но на Западе будущее Рима оказалось в руках пришельцев. Наступила эпоха варваров.
«Ужаснейший из воинов»
Мы имеем все основания говорить, что эпоха Античности полностью завершилась (а Средние века начались) в 370 г. на берегах Волги. В этот год у реки появились толпы людей, в совокупности известных как гунны, покинувших родные места, расположенные за тысячи миль отсюда в степях к северу от Китая. Вопрос о происхождении гуннов, вероятно, навсегда останется спорным, но глубина их влияния на историю Запада не вызывает сомнений. Первые появившиеся на Волге гунны были, как мы могли бы сейчас сказать, климатическими мигрантами, или даже беженцами. Однако в IV в. они пришли на Запад вовсе не для того, чтобы искать сочувствия. Они явились верхом на лошадях, сжимая выгнутые составные луки, отличавшиеся необычайными размерами и мощностью: пущенные из них стрелы без промаха поражали цель на исключительном расстоянии до 150 метров и пробивали броню на расстоянии до 100 метров. Столь мастерски сработанного оружия не было в то время ни у одного другого кочевого народа. Благодаря искусству в конной стрельбе из лука гунны обрели славу жестоких и кровожадных разбойников – и с воодушевлением поддерживали свою репутацию. Это была кочевая цивилизация, возглавляемая кастой воинов и имевшая в своем распоряжении революционные военные технологии – народ, закаленный бесчисленными десятилетиями жизни в безжалостной евразийской степи, не знавший никакого иного образа жизни, кроме кочевого, и считавший насилие неотъемлемым фактором выживания. Им предстояло потрясти римский мир до основания.
Гунны состояли в некотором родстве с кочевой группой, которая начиная с III в. до н. э. доминировала в азиатских степях и правила возникшей там племенной империей[69]. Эти кочевники сражались против китайских империй Цинь и Хань – китайские писцы называли их сюнну, «воющие рабы»[70]. Название прижилось и было позднее транслитерировано как «хунну», или «гунны». Во II в. н. э. империя сюнну распалась, но многие входившие в нее племена остались, а разрозненные потомки имперских сюнну сохраняли свое название и двести лет спустя. Сюнну, хунну или гунны – кто, где и когда называл их этими именами, известно крайне смутно, в силу фрагментарного характера источников того времени. Как бы ни писали и ни произносили это слово, в нем всегда ощущался отзвук ужаса – страха и отвращения, которые оседлые цивилизации издавна питали к чужакам-кочевникам.
К концу IV в. гунны уже не правили империей, но по-прежнему имели определенный политический вес. Не только китайские наблюдатели заостряли против них свои перья. Приблизительно в 313 г. купец из Средней Азии по имени Нанай Вандак писал, как безжалостно банды гуннов разоряют города на севере Китая – в Лояне они «сожгли дотла дворец императора и разрушили весь город»[71]. Еще через несколько десятков лет, после того как отколовшаяся от общей массы группа гуннских племен устремилась в Европу, злодеяния гуннов так же пылко и пространно принялись перечислять западные авторы. Аммиан Марцеллин писал, что гунны «превосходят в своей дикости всякую меру». Об этом говорил даже их облик – у гуннов было в обычае перевязывать черепа детей так, чтобы их головы приобретали вытянутую конусообразную форму. Приземистые, волосатые, грубые, привыкшие к жизни в седле и под полотняным пологом, писал Аммиан Марцеллин, гунны «не знают над собой строгой царской власти, но, довольствуясь случайным предводительством кого-нибудь из своих старейшин, сокрушают все, что ни попадется на пути»[72].
Что именно заставило гуннов в IV в. устремиться на Запад, долгое время оставалось загадкой для историков. К сожалению, гунны, как большинство кочевых племен того времени, были неграмотными: они не вели никаких записей и не имели летописной культуры. Они никогда не смогут заговорить с нами на своем языке, и мы никогда не узнаем их версию истории. Большая часть дошедших до нас сведений о гуннах оставлена теми людьми, которые их ненавидели. Такие авторы, как Аммиан Марцеллин, считали гуннов божьим наказанием – по его словам, их приход на Запад был проявлением «ярости Марса». Какие человеческие факторы способствовали их появлению, его не слишком занимало. Аммиан Марцеллин лишь отмечал, что они «пламенеют дикой страстью грабить чужое добро»[73]. Ни ему, ни другим авторам того времени не пришло в голову разобраться, почему гунны появились на берегах Волги в 370 г. Факт, что они это сделали.
65
Ammianus Marcellinus, p. 410.
66
Ridley, Ronald T. (trans.), Zosimus / New History (Sydney: 2006), p. 79.
67
Bettenson, Henry (trans.), Saint Augustine / City of God (London: 2003), p. 43–44.
68
Ammianus Marcellinus, p. 410.
69
Подробно о ранней политической организации гуннов см. в: Kim, Hyun Jin. The Huns (London/New York: 2016), p. 12–36. Более скептический взгляд на связь сюнну с жившими в IV в. гуннами по сравнению с представленным здесь и в других работах: Heather, Peter. The Fall of the Roman Empire: A New History of Rome and the Barbarians (Oxford: 2006), p. 148–149.
70
De la Vaissière, Étie
71
De la Vaissière, Étie
72
Ammianus Marcellinus, p. 411–412.
73
Ibid.