Страница 10 из 11
Самое громкое падение в моей жизни. И самое убийственное.
Взревев мотором, машина пролетает под жёлтый и сворачивает на ту самую улицу Степана Разина. Областная ГИБДД, и отделение полиции тут же, бок к боку. Удивительно, как зажравшиеся высшие чины терпят такое соседство, но что есть, то есть.
Хватает пары звонков, чтобы меня признали своим и пропустили на служебную стоянку. Сделай эти скупердяи нормальную парковку, обошлось бы без крайностей, но её нет. А парковаться перед крыльцом областного ГАИ может, и бесстрашно, но откровенно глупо.
– Вы куда?
Здесь мне бывать ещё не приходилось. И тем приятнее вместо обшарпанных стен видеть на стенах пластиковые панели под дерево. Вот только останавливают меня даже до рамки.
– Сына задержали, мне звонили. – Долгий взгляд не впечатляет уже потому, что исходит от тощего лейтенанта, только-только избавившегося от подростковых прыщей.
– Проходите.
Сказать проще, чем сделать и ещё несколько минут уходит на то, чтобы добраться до местного администратора.
– Самсонов Александр Кириллович, – отчеканиваю, вскинувшемуся было очередному лейтенанту. – Где?
– Седьмой кабинет, – мгновенно теряет он ко мне интерес.
И вот что должен ощущать отец, забирающий сына почти из тюрьмы?
Разочарование? Страх? Вину? Думать, что не справился? Решать, что делать?
Нет.
Ни один нерв не дёргается, когда я открываю дверь седьмого кабинета. Где, прислонившись к стене и развалившись, сидит мой сын. Когда-то – голубоглазый, светловолосый ангел, радующийся тиру и новой папиной машине.
Когда-то.
– Вы кто? – ровно интересуется уже капитан, отрывая глаза от протокола.
– Самсонов Кирилл Александрович.
– Отец? – кивает он одновременно с, раздавшимся от стены, презрительным хмыком.
– Отец. – От того ангела остались разве что глаза, всё остальное заметно прогрессировало и, как по мне, не в лучшую сторону.
– Ну что же, Кирилл Александрович, слушайте…
Глава 9. Кирилл
– Пап, – слышится из-за спины мрачное, без тени раскаяния в голосе.
– Сядь и помолчи. – Приказ из разряда тех, что я привык отдавать.
– Ты можешь хоть раз меня нормально послушать? Хоть один раз… – хлопнув дверью, Сашка поворачивается ко мне и упирается носом в предупреждающе поднятую ладонь.
– Да? – Как же хочется избавить её от этих встревоженных интонаций. Обнять, успокоить, убедить, что со всем справлюсь. – Кир?
– Всё нормально, не переживай, – отвечаю с улыбкой в голосе, – идиотская случайность. Ты же знаешь, как работают наши доблестные мундиры.
– Случайность? – недоверчиво переспрашивает Кира под насупленный взгляд Сашки.
Мы разговариваем по громкой связи, и он всё слышит.
– Да какие-то подростки устроили на набережной то ли разборки, то ли ещё чего, а Сашка просто попал под руку. Сгребли, не спрашивая, кто прав, а кто виноват, и привезли в обезьянник всем скопом.
– В смысле попал под руку? – под истошное «Ма-ам!» с того конца трубки, пытается понять Кира. – Каким образом?
– А это ты потом у нашего сына спросишь. – Никакой драмы с моей стороны и болеющая дочь с другой не дают ей уловить ложь. – Заодно научишь, что при виде чужой драки надо уносить ноги, а не подрабатывать миротворцем.
– Вот сейчас кто бы говорил! – окончательно успокаивается Кира. – Сам и объясни, миротворец.
– Скажу. – Мимолётный взгляд на часы. – Кир, мне нужно заехать в одно место, а потом я привезу Сашку к тебе. Устраивает?
– Хорошо, до встречи.
– Увидимся.
Вдох, выдох и полное непонимание, что делать дальше.
– Обошёлся бы и без твоей помощи! – зло фыркает подросток, который, по идее, мой сын. – Надо больно, чтобы ты меня выгораживал.
– Мне перезвонить и рассказать, как всё было на самом деле?
– Возьми и расскажи! – вскидывается Сашка. – Думаешь, напугал? – Презрительный фырк. – Как будто я не знаю, что тебе плевать и на меня, и на маму! Деньги и подстилки – вот весь круг твоих интересов.
– Даже так.
Мотор послушно заводится, а у меня в голове битва терпения с желанием дать ему подзатыльник.
– А как? Расскажи, ты же самый умный! – Рюкзак летит на заднее сидение. – Или я такой дурак, что не могу сложить два и два? Давно уже понятно, что ты бросил маму ради…
– То есть ты поэтому решил разрисовать памятник Ленину матерными словами? А сопротивлялся при задержании тоже из-за моих отношений с твоей матерью?
– Я не сопротивлялся, – буркнув, он отворачивается к окну.
– Поясни.
– Не буду я ничего тебе пояснять! Протокол подписан? Подписан. Всё, финиш.
– Саша! – рык вырывается помимо воли, но мне можно. День сегодня вышел тот ещё.
– Алекс, – с кривой улыбкой поправляет Сашка. – Но откуда тебе знать…
Раздавшийся в машине звонок прерывает выяснение отношений.
– Саш, давай результат ты мне отправишь на почту? – Опережаю я все возможные фразочки Киренского. – Я не один и на громкой связи.
Разочарованно покачав головой, Сашка, который Алекс, отворачивается.
– Было бы что отправлять, – хмыкает тот.
– В смысле? – Красный. Можно отключиться от дороги, переведя всё внимание на дисплей. – Я… – Короткий взгляд на спину сына и мат. Цветастый и где-то глубоко в душе. – Что ты имеешь в виду?
– Твоя Олеся Сергеевна ушла.
Зар-раза.
– Куда ушла? – ровно интересуюсь я и трогаюсь с места, резко перестраиваясь в правый ряд. Обещанные Кире дела внезапно закончились.
– Ну, не в одном с тобой направлении это точно. И на твоём месте я бы пошевеливался, потому что настроение у неё убийственное.
– Тебе-то откуда знать.
Не убедил. Не дожал.
Не хватило ни времени, ни обстановки. Да и, откровенно говоря, о Романовской мозг вспомнил уже на подъездах к Степана Разина.
– В отличие от тебя, в женщинах я разбираюсь, и не только с физиологической точки зрения. – Самодовольно изрекает Киренский и отключается.
Но в таком настроении Сашке хватит и этих нескольких фраз.
Удивительно, как хорошо мы ладили ещё пару лет назад, и тем хреновее понимать, к чему пришли сейчас.
Когда перед прошлым Новым годом Сашка впервые отказался со мной встречаться, я списал выходку на переходный возраст. Когда две недели спустя он перестал брать трубку, Кира убеждала подождать. Притормозить разборки, потерпеть.
Моего терпения хватило на полгода, а после… Впервые за пятнадцать лет мне захотелось взять в руки ремень, вот только вместо этого я ушёл. Проглотив все Сашкины обвинения. Понимая, что он перерастёт и это. Когда-нибудь.
Пока не перерос.
– Значит так, – привлекаю я внимание сына, – дома расскажешь версию, которую я озвучил Кире по телефону, со всем остальным я разберусь.
– Разберёшься, как же!
Резкая остановка бросает его вперёд, насколько позволяет ремень. Кто-то сзади тормозит и истерично сигналит, но и плевать. Оставив одну руку на руле, я поворачиваюсь к Сашке.
– Ни ты, ни кто-либо другой не несёт ответственности за мои решения. Плохие, хорошие – неважно. Всё, что я получаю – следствие только моих поступков, а вот твои приходится разгребать другим. – Практически невозможно вынести такой мой взгляд, и Сашка опускает глаза. – Претензии? Вопросы?
Опускает не виновато – зло. Мгновенно ожесточившись на то, что я прав.
Потому что каким бы ни был я, какой бы ни была Кира, но Сашка так и остаётся тем, кто всё ещё связывает нас обоих. И будет связывать всегда. За одно только это он получал всё, что хотел.
Всё.
И поэтому решил, что может меня судить?
Дерьмовый день.
Вернувшись к дороге, я отключаюсь от машины. Зажимаю телефон между ухом и плечом, набираю Романовскую, но она не отвечает.
Один звонок, второй, третий. На четвёртом вызов сбрасывается, а пятый приятным женским голосом сообщает, что «Абонент временно недоступен».
Так, значит?
К нужному дому мы подъезжаем минут через пятнадцать. Молча. Не смотря друг на друга.