Страница 4 из 8
– Платон, подрасти сначала. Я с малолетками не встречаюсь. Сколько тебе? Семнадцать?
– Шестнадцать, – надулся Рыжий.
– А мне двадцать, если забыл. Зачем я тебе такая старая?
Золотников заржал по-козлиному:
– А ему, может, с опытом нравятся.
– Тогда тем более подрасти нужно. Кстати, опыта у меня нет. Я же монашка, сектантка. Забыли?
– А этот твой, – вспылил Рыжий, – тоже сектант?
– Ага! Он самый! Игнат – просто друг, понятно?
– Имя дурацкое, – Улиткин обиделся.
* * *
После пар Игнат ждал меня на первом этаже восьмого корпуса, подпирал плечом колонну в холле. Руки скрестил на груди, отчего казался ещё шире. На нём красовалась замшевая коричневая куртка с накладными кожаными налокотниками, тёмная рубашка, синие джинсы в мелкую, едва различимую клеточку.
Вечером в университете становилось безлюдно. Буфеты закрывались к четырём часам, и толпы студентов переставали наполнять холлы и закутки с закусками. В здании оставались лишь те, кто учился во вторую смену.
Игнат обращал на себя внимание, потому что, кроме него, в холле никого не было. Он колючим взглядом провожал моих одногруппников. Когда заметил меня, его глаза засветились голубыми лучиками.
– Привет!
– Привет!
Повисла неловкая пауза. Обнимать больше не пытался. Взять за руку тоже не мог – всё-таки мы пока давние знакомые. Для меня Игнат – просто брат подруги, а я для него – подруга сестры, и совсем неважно, что он начинал мне нравиться.
Нельзя сказать, что Игнат красив. Скорее всего, его можно описать словом «обычный». Сильно выделялся широкий нос на худощавом лица. Зубы мелкие, когда он смеялся, улыбка не выглядела обворожительной – скорее напоминала оскал. У парня были шикарные голубые глаза. Мне казалось, что они отражали небесный свет, словно у ангела. Игнат стал высоким и широким, ладони длинные, аккуратные пальцы, как у пианиста. Он хорошо играл на гитаре и окончил школу искусств по классу «Скрипка». Я всегда восхищалась парнями с музыкальными способностями.
– Идём? – Игнат кивнул в сторону выхода.
– Идём.
На крыльце восьмого корпуса организованно курила компания из моих одногруппников. Мы с Игнатом прошествовали мимо них.
– Дианочка, пока! – услышала голос Рыжего.
– Всем пока! – бросила в ответ.
Донеслось небрежное блеяние Золотникова, которое следовало принимать за смех. Игнат убийственно взглянул на парней и как бы невзначай слегка дотронулся рукой до моей талии, чтобы подстраховать на ступеньках. Смех оборвался.
– Не обращай внимания, – сказала я.
– Раздражают меня.
– Просто будь выше. Не реагируй.
Игнат глубоко вздохнул и улыбнулся.
Из университета мы, не торопясь, спускались по пешеходной улице. Стоял тёплый сентябрьский вечер. Игнат повёл меня в пиццерию. Там мы умяли небольшую пиццу на двоих, запили чаем и болтали обо всём на свете: об универе, о моей учёбе в колледже, о семье Игната.
У Митрофановых было семеро детей, Игнат – самый старший, за ним шла Адель, моя подруга. Разница между братом и сестрой полтора года. После Адель через каждые два года шли Мишка, Тишка, Марианна, Корнелия и Сева.
Там же, в пиццерии, Игнат по великому секрету поведал мне, что их могло быть и восемь, но не получилось.
Я сидела и ловила каждое слово. Мне было безумно интересно слушать о такой большой семье. Конечно, я и раньше всё знала о Митрофановых из уст Адель, но видеть, с какой теплотой отзывался Игнат о своих братьях и сёстрах, мне не доводилось. Раньше я вообще считала его сухарём и занудой. Почему я так думала? Так преподнесла мне старшего брата Адель, когда я впервые увидела его на молодёжном собрании.
Тогда ещё спросила подругу:
– Ади, это кто?
Она проследила за моим взглядом и закатила свои большущие голубые глаза:
– Игнат, мой старший брат. Ему 16. Он зануда и придурок!
С тем я и осталась.
Однажды мне даже посчастливилось побывать в гостях у Митрофановых на воскресном обеде. Адель пригласила.
Жили они в частном доме, вернее, в его половине. В другой части обитали родственники: не то дядя, не то дедушка, – так и не разобралась тогда. Всё просто: баня, туалет, надворные постройки, по огороду медленно прогуливались куры. Дом начинался с холодных сеней, затем шла тёплая прихожая, которая служила и кухней, и столовой, и гостиной. На стенах висели крючки для одежды, и в ряд стояли сапоги всевозможных размеров. У жаркой печной плиты крутилась мама Адель, готовила и постоянно отпускала детям задания. Кто-то должен был покормить кур, кто-то подмести пол, кто-то принести ещё один стул для меня, кто-то расставить тарелки и достать ложки. Работа находилась всем. Разве только малыши не помогали, но и те не озоровали, а с любопытством разглядывали меня из разных углов дома.
Мама Адель скомандовала, чтобы дети садились за стол. Все как один заняли места. Как я поняла, за каждым закреплено своё. Моё же присутствие нарушило баланс. Адель усадила меня рядом с собой. Малышу Севе пришлось отправиться на другое место. Из-за этого он сильно осерчал и всё время замахивался кулачком на братьев и сестёр возле себя, кто бы что ему ни сказал. Мама делала мягкие замечания младшему сыну. Послушание длилось ровно минуту. Потом всё возобновлялось. Дети начинали снова жаловаться на Севу. Всё это продолжалось до тех пор, пока Игнат не посадил малыша рядом с собой, подальше от перепуганной маленькой Корнелии. Сева успокоился. Старший брат, по-видимому, для него представлял непререкаемый авторитет.
Так получилось, что за столом одну половину занимали мальчики, а другую – девочки. Игнат сидел напротив меня, хмурый, как всегда, поглядывающий на всех исподлобья.
Мы ели суп, картофельное пюре с сосисками и пили сладкий чай из гранёных стаканов. Сильно тогда удивилась этому. Подумала про себя: «Как в школьной столовой». Да и наливала мама этот чай, как в той же самой столовой, половником из огромной кастрюли.
Мне всё было любопытно. Никогда не знала, как выглядит многодетная семья изнутри. А если учесть, что я единственный ребёнок, то мне вообще всё в диковинку.
Кроме прихожей-столовой, в доме имелись ещё две комнаты: одна маленькая – там жили девочки – вторая большая, где спали родители и все мальчики. Большую комнату я не рассматривала. Меня повели в маленькую к девочкам. Обстановка скромная: один шкаф, письменный стол со стулом, разложенный диван, на котором сёстры спали втроём, и фортепиано.
Сёстры Адель смотрели на гостью с интересом, но постоянно смущались. Подруга познакомила нас, и девочки осмелели. Сева зашёл к нам. Корнелия начала прогонять его, но малыш смотрел из-под сдвинутых бровей и не собирался уходить. Адель и Марианна попытались выставить младшего братика, но мальчик стоял, как вкопанный. Тогда подруга пожаловалась маме на мальца, якобы мешает. За стенкой в большой комнате послышался звонкий мальчишеский смех. Стало ясно, Севу специально подослали братья, чтобы позлить сестёр.
Мама помогать не торопилась. В это время она обедала вместе с папой. Разобраться с Севой поручила Игнату.
На пороге комнатки появился старший брат, он взял малыша за руку и сказал:
– Сева, пойдём, здесь бабами пахнет.
За дверью снова раздался мальчишеский смех.
После этого случая я и не пыталась поменять мнение об Игнате Митрофанове. Полностью соглашалась с подругой, что он придурок и зануда. От себя ещё добавила бы «грубиян».
Сейчас же передо мной сидел совсем другой Игнат. Таким я его не знала: разговорчивый, добрый, он с теплотой отзывался о сёстрах и братьях, правда, чуть-чуть кривился, когда речь заходила об Адель.
– Люблю сестру, – сказал он, – просто она вредная.
– Ты точно об Адель сейчас говоришь? – уточнила, потому что подруге меньше всего подходила характеристика «вредная».
– О ней, – ответил он. – Просто её мало знаешь.