Махавира

Я зарегался в своей первой соцсети. Настрочила какая-то Урсула из Татарстана. Я добавил её в друзья. Она наполовину русская, наполовину украинка. Фамилия нелепая и смешная, короткая стрижка, голубые глаза. Ничем не примечательная безразличная внешность, ничего выразительного. Я бахвалился ей, что я рок – музыкант, ведь летом концерт в парке Дружбы. Готово было целых три песни за год репетиций. Простейшие аккорды, простейшие песни. Я многократно показывал и Эдику где играть на электрухе и клавишнице, где играть на клавишах, чтобы исполнить джойн ми химов. Две моих песни и одна ковёр. Урсула рассказала, что её мать торговала одеждой, а она сама училась в какой-то шараге местной. По фоткам вроде не быдло, тоже рок слушала, значит хороший человек. По виду она нисколько не походила на тех к кому обычно испытываешь похоть. Такая солдатская девка-друг, своя, с юмором. У всех рано или поздно зарождалась вторая жизнь в сети. Сеть стала больше, чем просто почитать, посмотреть. Она постепенно вытесняла дружбу, жажду близости с другим человеком: вон он сразу строчит, зачем его видеть. Это было и не плохо и не хорошо, а так, как надо и как должно было быть.

Эти два кретина, с кем я умудрился просуществовать несколько месяцев под одной крышей неожиданно перешли на заочную форму обучения ещё после первой зимней сессии. Приходил Федя, под его глазом синел яркий фингал. Я скорее схоронился, чтобы мне не пришлось с ним здороваться и общаться будто ничего и не было. Я мог всё простить, но не забыть. Преподаватель по физкультуре женщина давно испытывала ко мне неприязнь, потому что я вёл себя хуже Эдика. В холод мы просто играли в настольный теннис. Я всегда побеждал Эдика, он ненавидел спорт, считал всех спортсменов просто болванками с одним только внешним движением. Мне очень приходилось по душе это правдоподобное мнение, первый человек кому не нравился спорт. Я заподозрил, что даже если мне чистосердечно призналась в любви девушка когда я в прыщах, то если их не станет совсем, то будет ещё лучше: девушки захотят когда-то заниматься со мной любовью и не надо будет для этого специально петь и плясать да на голову вставать.

В аптеке были куплены презервативы. Я положил зеркало на пол у стены и разоделся догола. Нетрудно представил, как интенсивно занимаюсь любовью с очаровательною девушкой. Впервые натянул резинку. В зеркале была видна нижняя половина тела, всё смотрелось вполне неплохо, я не был уж таким дьявольски худым, как некоторые находили. И длинный член со сдавливающим презервативом на фоне длинных ног со стороны выглядел вполне пропорционально и не уродски. А стоило мне опустить голову, как всё портилось от моих прыщей. Проливающий свет из окна непрерывно падал на верхнюю часть шеи, там выступали волнистые бугры от глубокоподкожного обширного акне, доходящим до областей за ушами. И на лице больные всмысле не дотронуться. Я знал, что девяносто девять процентов времени люди смотрят на лицо и процент на тело, а зря. Я решил попробовать помастурбировать на образ Урсулы в презервативе, экранчиков не было, приходилось запоминать всё лишь в компьютерных интернет-классах академии. Мне не понравился оргазм в этом изделии, но само это действо стало вещим. Навязчивая мастурбация являлась очень скудной пищей, обязательно требовалось живое женское тело, на каждый день по разу. Я был очень сексуально неудовлетворительный. А её можно было гладить, утешать, что так по-особенному только раз в месяц, в другие дни традиционно приятно и для неё тоже.

Я любил мазать руки кремом. У меня был один из овечьего молока, запах просто огонь. Другой с вытяжкой личи и маслом ши. Смешивал их и нюхал и мазал, такой нежно-вкрадчивый аромат.

Всё более ясно у меня проявлялась апатия, аффективная вязкость мысли, многословие, истерическое сужение круга интересов и критики, дневная сонливость, значительная трудность выговора некоторых слов.

Я не мог поверить, как Федя и Петя умудрялись сдавать экзамены, даже на заочке. Они были полными кретинами. Я только здоровался за руку с ними, ни больше ни меньше. Мне всё больше и больше нравилось, когда что-то неправильно. Я свидетельствовал людей: они копировали друг друга, всё всегда было по заданному поведенческому шаблону. Это был как круг одних и тех же действий. Кажется, что действия снаружи довольно различны, но глубоко внутри они одинаковы. Мне как раз надоело слушать Пласебов и прочих им похожих. Эдик преподнёс мне великой дар: архивы пранков: несколько сотен записей, а жертвы: по пальцам пересчитать. Эти люди – жертвы телефонных дониманий под запись, они стали двуликими богами. Я придавал одинаково количество значимости, как жертве, так и звонящему пранкеру. Некоторые записи были просто высочайшими пиками Эвереста – насколько открывалось в межкультурном диалоге истинное, подлинное лицо человечества. Я всегда смеялся, что если эти все записи раздать соседям жертв. Покидать по ящикам. На людях-то ого-го, а дома с заглушками звука эге-гей.

И тот обычный и незабываемый день: я сидел в зале пока бабки не было, смотрел Эйуан. Подборка суперрокклипов, тогда каждая группа была крутой из-за дефицита источников. В тот день я заметил, что одна горящая песня исчезла из видеоряда. Я понял, чтобы всегда быть на виду у клиента нужно постоянно вкидывать гривны для оплаты источников звука. Если ты не внёс плату своевременно, про тебя забывают до следующего транша. И сразу другие занимают это место. Уверенно выигрывает больше всего внимания тот, кто больше вложил за скорый выход в свет. Чтобы оставаться на плаву или на виду и на слуху необходимо постоянно вносить деньги. А чем чаще кто-то мелькал в уме, тем больше он отбирал от твоего рассудка, делал тебя всё более недостойным в собственных глазах.

Эти телефонные диалоги подлили масла в огонь озарения. Особенным искусством было задобрить жертву и выманить ценную информацию. Так вокруг жертв медленно формировались целые предания: у кого внучка в какой детсад ходит, сколько весила заведующая, которая жрала взятки, когда её накрыли и тут же отпустили, женщина же, заведующая детсадом. Вопреки здравому смыслу моим любимым героем был Японский Дед, а также голоса легендарных пацанов, кто максимально вежливо и корректно с ним общались. Эти люди, кто звонил Японскому Деду и были настоящими мастерами и свободно вели беседу тоже с мастером. Японский Дед был просто оторванным от объективной реальности, он не осознавал что ему говорили, что он отвечал.

Эти диалоги великих мастеров я слушал в наушниках перед сном. Переслушивал особенно благоухающие моменты неистовства Японца. Потом эти парни, кто названивали Японскому Деду несколько лет, и за эти года ни одна из сторон не смогла реально одержать верх. Два мастера, как бы ни тщились: у них никогда не получится подловить один другого. Ни победы, ни поражения, нети-нети, ни то ни другое, любое, середина, центр, безвыборность.

Я никогда не думал, что сказать или написать другому. И не жаль, что всё обычно получалось именно так, бездумно, неуклюже, расшатано. Постоянно что-то расшатывало, не давало достичь скользящей симметрии. Нет выбора: в центре круга или вне, я всё равно свидетельствовал. Мне нравилось разглядывать лица. Я традиционно предпочитал изображения с чем-нибудь человеческим. Мне очень были по вкусу женские лица и тела непопулярных малых европейских народов: скандинавки. У них челюсть нордическая, жёско выдаётся, мощная челюсть, чтобы перкусывать мужчин в одном месте. Так приятно было смотреть на них, потому что они жили тихо, никого не трогали, ни себе ни мешали, ни другим. Голландки очень высокие и от этого они были красивые, даже если лицо не очень. Я не мог представить, не мог вообразить, как могли общаться между собой немочка и русская. Это два галактических полюса. Они неспособны стать подружками, а если и станут, то криводушными. Немка всегда будет завидовать русской спонтанной красоте, а русская немецкой безошибочной продуманной простоте и прямоте.

Я пришёл на репетицию грустный. Оставалось ещё много дней, которые стоило провести впустую. Я не собирался никуда вкладывать деньги, потому что их не было. Люди отваживались, немедленно ехали в Москву, трудно находили продюсера, понимал я это, но всем было насрать, кроме меня. Мы раз за разом насиловали одни и те же песни, и почти каждый раз Эдик и клавишница ошибались. Какая ещё реклама, какая ещё мегапопулярность. Я даже заплатил деньги владельцу сайта со списком Саратовских рок-ансамблей, чтобы он вписал наш Оргазм.