Квартирник

— Паша, вернись. Тут тебе ответ пришел на запрос, возьми сейчас, а то в понедельник концов не найдешь.

Я расписался в толстой книге в получении ответа, взял от помощника тонкую ленточку телетайпа и задумался — идти открывать кабинет, открывать сейф, искать нужное уголовное дело, все снова опечатывать и закрывать было лениво, но сохранить тоненькую макаронину ответа вне кабинета было не реально, придется возвращаться.

К шести часам вечера пятницы середины августа коридор отдела внутренних дел в нашем спокойном и, можно сказать, интеллигентном, уютном райончике, был пустынен. Только где-то в глубине коридора размеренно стрекотала короткими очередями пишущая машинка дежурного следователя. Я шел по длинному коридору, пытаясь в тусклом свете лампочек на шестьдесят ватт, закупаемых экономным, как хомяк, старшиной, пробивающегося через пыльные абажуры, понять смысл ответа, но не мог сосредоточится. Мне хотелось холодного пива, а осознать информацию, живет или нет по месту прописки знакомый потерпевшего, которого тот заподозрил в совершении кражи двух пар женских туфель из коридора я был уже не в состоянии.

Впереди раздался скрип несмазанных петель, я автоматически поднял голову от бледно пропечатанных телетайпных строчек. Навстречу мне шел худощавый мужчина без возраста и особых примет, в неброской одежде. Мужчина шел странно, но в чем была странность его походки, понять я не мог. Когда расстояние между нами сократилось до двух шагов, я сделал шаг влево, наперерез незнакомцу. Мужчина шел шагом, но старался делать шаги настолько быстро, что казалось, что его душа давно вырвалась из тела и рванула вперед. Человеку крайне хотелось бежать со всех ног, но он, из последних сил, сдерживал себя, создавая видимость спокойной неторопливой ходьбы честного человека. Гражданин смотрел прямо перед собой, уткнувшись глазами в протертый местами линолеум. Он, либо не хотел встречаться со мной глазами, либо…Дальше подумать я не успел, человек коротко, не сбиваясь с ритма ткнул меня кулаком, целясь прямым в лицо, вернее попытался ткнуть, но не смог. Я готовился сам ударить встречного, поэтому уклонился от его кулака, снес его своей массой и ударом в подставленную спину, отправил лицом в оббитую серым дерматином стену, а затем, зажав его руку, потащил слабо трепыхающегося мужика назад, по коридору, вдоль одинаковых запертых дверей. Одна дверь была чуть приоткрыта, и я, не боясь ошибиться, открыл ее головой, все еще дезорганизованного, мужчины. Два стола светло-коричневого цвета из дешевой деревоплиты, на столе раскрытое уголовное дело, с разгорающимся посредине огоньком и стройные ноги в чулках цвета бронзы, торчащие из-за стола. Мне удается взять руку жулика, в чем я уже не сомневался, на излом, и я плотно прижавшись к нему сбоку бедром, я делаю шаг вперед. Теперь, кроме ног мне видна форменная юбка, серая милицейская куртка и, явно непустая, уставная кобура, на широком ремне лежащей под столом женщины. Решение задачки про капусту, волка и козу складывается в голове мгновенно, я отправляю совсем сомлевшего мужика в полет о противоположный от меня сейф, куда он и попал, судя по грохоту, а сам, присев и охнув от боли в прооперированном колене, рву ремень кобуры и, смахнув легко поддавшийся флажок предохранителя вниз, резким щелчком досылаю патрон в патронник, одновременно наводя ствол в сторону скорчившегося в метре от меня человека. Когда-то, в старой жизни, прочитал в книге «Мы из Кронштадта» поучение крученного литературного героя по кличке Енот, учившего ГГ, что милицейские нормативы говно и верный шаг к самоубийству, поэтому, если хочешь жить, вытаскивай пистолет, взводи и стреляй, хотя бы в сторону противника в течении одной— двух секунд. Как говориться, после этого много думал и тренировался. Может быть я выгляжу глупо, но пистолет в моей руке предостерегает моего оппонента от совершения всяких глупостей.

— Эй, ты живая? — я осторожно касаюсь рукой теплого женского плеча.

— Ну как ты могла сделать такую глупость? — Наташа Ивлева, дежурный следователь, от которой я уже третий раз пытаюсь добиться внятного ответа, отводит глаза, осторожно поглаживая ушибленный затылок. В кабинете куриться легкий дымок от потушенного уголовного дела, жулик, как наказанный ребенок, смирно стоит лицом в угол, изредка перетаптываясь на месте.

Когда я уже потерял надежду на внятный ответ от старшего лейтенанта милиции, Наташа тоненько пискнула:

— Он водички попросил.

— И что?

— Я полезла за графином — девушка кивнула в сторону широкого подоконника, на котором стоял графин мутного стекла, с подозрительного вида водичкой: — А потом темнота.

— Эй, ты, в углу — наказанный жулик вздрогнул и осторожно повернул ко мне лицо.

— Ты чем девушку ударил?

— Нардами — правонарушитель мотает головой в сторону красивого деревянного футляра, сработанного его коллегами на одной из областных зон общего режима.

— Наташа, а он кто?

— Арестованный за мной. Я его в ИВС заказала, через полчаса дежурка его назад должна отвезти.

— Ну сейчас какой назад. Давай попытку побега оформлять. Мужик, слышишь меня? Ты себе три года плюсом заработал.

— Паша, давай не будем побег оформлять. Давай сделаем вид, что ничего не было!

— Наташа, он тебя что, так сильно ударил? Ты что такое говоришь?

— Паша, ну ты понимаешь, меня начальник следствия с Нинелью итак ругают постоянно, и выговор у меня не снятый. А тут, если дать официальный ход, меня вообще выгонят.

— А за что тебя не любят?

— Да я там пару раз не успела по срокам дела отправить, вот они меня дважды в неделю и поминают.

— Слушай, ты же замужем. Уволят — устроишься куда ни будь юрисконсультом, в декрет пару раз сходишь, а через год будешь следствие вспоминать, как страшный сон.

— Меня юристом не возьмут, я библиотекарь по образованию, у меня юридического только курсы полугодовые.

— Нда. Нет, Наташа, не уговаривай. Сама подумай — у тебя травма головы, неизвестно, сможешь ты завтра встать или нет, и уголовное дело почти наполовину сгорело.

— Паша, да там сгорело всего два допроса. Сейчас он мне распишется в бланках, а я сама все заполню. Ну Паша, ну пожалуйста!