Воин

Империя именовалась парсийской, но правили ею арии. Арием был царь, ариями были ближайшие советники, почти все, за редким исключением, сатрапы и эвергеты, судьи и фратараки. Арии составляли гвардию и лучшую часть войска. Арии-маги возжигали огонь на жертвенниках Ахурамазды и лили козлиную кровь на черные алтари Аримана.

Вместе с упорством и ассирийской жестокостью арии принесли с собой непомерную жажду власти и прозрение к людям.

Человек — ничто. Он рожден лишь для того, чтобы подчиняться воле ария — сверхчеловека. Лишь сверхчеловек имеет право на достойное существование, прочие же — двуногие, люди-насекомые — должны пресмыкаться пред ним. Неосвященные божественным огнем Ахурамазды они не более, чем грязные животные, недостойные даже того, чтобы их трупы растерзали клыки диких животных. Так говорили маги и первый среди них — Заратустра.

Воинственные духом арии надеялись сохранить себя в замкнутой касте. Они же обращали внимание на то, как тлетворное влияние роскоши и пресыщенности разъедает образ сверхчеловека. Они не понимали, что давая выход инстинкту превосходства над прочими людьми, они настраивают против себя другие народы империи. Сами того не замечая, они рыли себе могилу, в которую спустя полтора столетия их столкнут длинные сариссы македонской фаланги.

Поправив на плече сбившийся от толчка плащ, спартанец двинулся дальше. Вскоре он подошел к входу в святилище Ахурамазды.

Парсийские капища разительно отличались от храмов Эллады. Окруженные легкими колоннами эллинские храмы являли собой гармонию света и мрака, воздуха и замкнутого пространства. Архитектурные ордеры лучше любых слов свидетельствовали о характере того или иного эллинского племени. Строгий, мощный, подобный копью воина, дорический. Он преобладал в славящейся суровыми нравами Спарте. Воздушный, ажурный, с легко угадываемыми восточными мотивами, ионический. Варварски пышный, безумно-дионисийский коринфский стиль.

Беломраморные колонны, легкие фризы, портики, украшенные статуями куросов или кариатид — все это придавало эллинским храмах легкость и законченность. То были жилища богов, сошедших к людям и эллины действительно верили, что боги время от времени спускаются с белоснежного Олимпа, дабы выпить чашу хиосского со своими любимцами — смертными царями и героями.

Совершенно иными были святилища арийских демонов. Их нельзя было считать храмами в истинном значении этого слова. Демонам воздвигали капища — огороженные высокой оградой ямы, где находились жертвенник и статуя божества. Принося жертвы маги горячо молили своего покровителя о милости.

Подобными были прежде и святилища Ахурамазды. Та же глубокая яма, ибо вид человека не должен осквернять капище, полное отсутствие стен и колонн. Весь мир — храм, — говорили маги. Зачем огораживать его стенами?! Так было прежде.

Но с недавнего времени капища демона света изменили свой облик. На место традиционных ям пришли каменные башни с тяжелыми глухими стенами и массивными сводами. Мутные потоки света лились сквозь зарешеченные окна, неугасимый огонь, денно и нощно поддерживаемый служками в пурпурных одеждах, бросал блики на выбеленный потолок. Эти храмы были еще довольно примитивны, но в них ощущалось преддверие будущего восточного великолепия — золотых статуй, расписанных серебром колонн, пышных парчовых драпировок.

Подобные святилища уже появились далеко на востоке. В них поклонялись Ариману. Дерзкие языком маги кричали, что вскоре то же ожидает и святилища Ахурамазды.

Демарат терпеть не мог душных парсийских храмов, поэтому он не стал заходить внутрь, а спрятался в тень персиковых деревьев, росших неподалеку.

Он пришел в это место не ради праздного любопытства. Накануне вечером в окно дома, подаренного парсийским царем беглецу-спартиату, влетела стрела с привязанной к ней запиской, текст которой гласил:

«Восточный храм Ахурамазды.

Полдень.

Следи за спиной».

Внизу пергамента виднелся оттиск свинцовой печати — две скифских стрелы, скрещенные с парсийским мечом. То был знак Мардония, одного из самых влиятельных сановников Парсы и единомышленника Демарата.

За домом царя-изгнанника велось непрерывное наблюдение. Тайная служба хазарапата контролировала каждый его шаг. Парсийский вельможа знал об этом и поэтому решил передать послание столь необычным способом.

Демарат выполнил предписание в точности. Он очутился у храма Ахурамазды ровно в полдень, а по дороге сумел избавиться от надоедливых соглядатаев, сбив их с толку внезапно накинутым на плечи парсийским халатом.

Верный своим обещаниям Мардоний не заставил себя долго ждать. К храму подскакали несколько всадников. Признав в одном их них Мардония Демарат вышел из-за деревьев. Вельможа увидел его и тут же спрыгнул на землю. Они двинулись навстречу друг друга и обменялись взаимными приветствиями.

— Надеюсь, я не опоздал?

Для ария Мардоний был весьма вежлив. Но Демарат прекрасно понимал, что подобный тон предназначен лишь для него, человека, который нужен вельможе и который признан им равным по отваге и происхождению.

Мардоний был сыном Гаубарувы, одного из самых влиятельных парсийских сановников, участвовавшего в злополучном походе Куруша на массагетов, и дочери Дария Артозостры. Достигнув зрелого возраста, он сочетался браком с одной из дочерей Дария, приходившейся ему одновременно двоюродной теткой. Подобные браки не считались среди арийской знати зазорными, а, напротив, всячески поощрялись. Кровь и семя сверхчеловека должны были оставаться в племени, а не подпитывать своей энергией обреченные на вымирание народы.

Как и отец Мардоний успел стяжать военную славу. Он считался лучшим парсийским полководцем. Войска, возглавляемые Мардонием, покорили Фасос и Македонию. Лишь две нелепых случайности — жестокий шторм, раскидавший парсийский флот да жестокая рана в бедро, полученная Мардонием в суматошном бою с бригами — воспрепятствовали осуществлению планов покорения Эллады. Мардоний был вынужден вернуться в Парсу. Вполне вероятно, что именно его отсутствие позволило аттическим эллинам нанести тяжкое поражение парсийскому войску под Марафоном.