Воин

Вельможа не смог удержаться от улыбки. Затем посерьезнел.

— Должно быть, его что-то здорово испугало, если он ухитрился оторвать тебе рукав.

Бессмертный бросил взгляд на правое плечо, куда указывал Артабан. Действительно, прикрепленный медными кольцами к нагрудному доспеху рукав из мелких металлических чешуек, нашитых прямо на ткань халата, был почти совершенно оторван, держась лишь на паре звеньев.

В этот момент появились слуги с шандалами в руках. Расставив свечи, они быстро удалились. Дитрав хотел уйти вместе с ними, но Артабан велел ему остаться. Вслед за слугами прибежал лекарь. В одной руке он держал небольшой стальной сундучок, в другой — поднос, на котором стояли кувшин вина и бокал.

Приняв из его рук поднос, вельможа плеснул в бокал вина и отпил. Лишь после этого он протянул бокал царю.

— Выпей.

Тот замычал и замотал головой.

— Пей, тебе говорят!

Артабан почти силком влил вино в глотку царя. Затем он велел лекарю:

— Гейр, сделай ему золотой эликсир.

Лекарь молча кивнул. Открыв сундучок, он извлек из него два небольших узелка. В одном из них оказалось комкообразное серое вещество, в другом — желтоватая пыль. Артабан пояснил воину, который с некоторым подозрением следил за действиями лекаря:

— То, что серого цвета, — хаома, нектар Ахурамазды, дарящий бессмертие, желтое — нектар мака. Он вносит в душу успокоение.

Бросив по щепотке каждого вещества в бокал с вином, Гейр отдал его своему господину. Тот поднес вино к губам царя и ласково уговаривал его, пока царь не выпил бокал до дна.

— Сейчас он успокоится, — сказал Артабан, ставя опустевший бокал на поднос. — Гейр, ты можешь идти.

На лице любопытного лекаря появилась тень неудовольствия, однако он не осмелился ослушаться и, поклонившись, вышел. Как только за ним закрылась дверь, Артабан налил бокал вина и залпом осушил его.

— Ужасная ночь! Как и прошедший день, — пожаловался он воину. Подумав Хазарапат налил еще один бокал и протянул его Дитраву.

— Как я смею, — смутился бессмертный.

— Пей! Скромность не всегда похвальна.

Воин повиновался.

— Молодец! — похвалил вельможа.

В этот момент царь, впавший после выпитого лекарства в сладкое забытье, приоткрыл глаза.

— Артабан, — жалобно простонал он.

— Я здесь, мой повелитель.

— А это кто?

Царь с подозрением оглядел Дитрава, заставив того затрястись от страха.

— Это твой спаситель, государь. А теперь поведай мне, что за призрак покусился на твою священную особу?

— Призрак? — пролепетал Ксеркс. В его голосе больше не слышалось прежнего ужаса, лекарство начало оказывать свое воздействие. Размеренно, словно в гипнотическом трансе, царь стал говорить.

— После того как мы с тобой обговорили, что следует сделать с заговорщиками, я отправился к себе в опочивальню. Женщины в эту ночь не интересовали меня, так как в сердце поселилась печаль по злокозненной, но столь прекрасной Таллии. Слуги умастили мое тело и облачили его в ночную рубашку. Затем они оставили меня. Я уснул. Не знаю, как долго продолжался мой сон, но проснулся я от легкого дуновения ветерка, точно кто-то открыл окно.

— Двадцать локтей над землей и двадцать стражников на земле. В окно невозможно залезть, — скороговоркой пробормотал Артабан.

Не обратив никакого внимания на реплику хазарапата, царь продолжал:

— Я открыл глаза. Мерцали свечи. Окно было закрыто. Как и дверь. Но я ощущал чье-то присутствие. Я хотел крикнуть стражу, но в этот миг он предстал передо мной. Это был огромный, огромный человек, облаченный в черный халат и такого же цвета плащ. Лицо его было скрыто маской, выражение которой было пределом безумной жестокости. Не раскрывая рта, ночной гость сказал мне, я помню его речь дословно: «Дерьмовый царек, я слышал, ты опять пытаешься отменить поход на Элладу. Запомни, если завтра же ты не отдашь повеление собирать войско, я приду вновь и отрежу твои свиные яйца». Свиные яйца. Причем здесь свиные яйца? — Ксеркс посмотрел на Артабана, словно сам удивляясь своим словам. — Затем его фигура вспыхнула и растворилась в столбе пламени.

Царь замолк, полусонно оглядел своих слушателей. Артабан прошелся по опочивальне, пристально вглядываясь в пол. Затем он подошел к Дитраву и шепнул:

— Все ясно. Царь переутомился. Здесь нет и следов пламени. Кроме того, ни один человек не смог бы проскользнуть мимо стражи. Так? Ведь вы не спали?

— Стража бодрствовала! — так же шепотом отчеканил бессмертный.

— Верю. Значит царю все пригрезилось. У него был очень трудный день. А значит, все надо забыть…

— А я ничего не видел, — мгновенно смекнув, куда клонит Артабан, сказал Дитрав.

— Молодец! Тебя зовут Дитрав? Я знавал твоего отца. По-моему, из тебя мог бы получиться неплохой сотник бессмертных…

Не слушая благодарностей, слетающих с губ Дитрава, Артабан продолжал:

— Об этом надо забыть и царю. Налей вина!

Свежеиспеченный сотник повиновался и протянул бокал Артабану. Тот бросил в вино щепотку темно-красного порошка.

— Это пыльца лотоса. Она порождает сказочные сны, которые при пробуждении тут же забываются. Наутро царь совершенно не будет помнить, что случилось с ним ночью. Пей, повелитель!

Дитрав уловил в голосе вельможи иронию, смешанную с презрением.

Ксеркс послушно выпил. Руки его бессильно опустились, роняя зазвеневший бокал, и царь повалился на постель. Артабан закинул его ноги на перину, небрежно накинул сверху простыню.

— Пойдем отсюда.

Забрав недопитое вино и шандалы со свечами, они покинули царскую опочивальню. На лестнице, что вела в покои Артабана, хазарапат сказал Дитраву:

— Сейчас ты объявишь сотнику Куррану, что я назначаю тебя на его место. Сам он получит полк в Бактрии. Туда же, на восток должны отправиться все те, кто дежурил ночью в царских покоях. Кочевники вновь подняли голову и я думаю твои бывшие друзья не проживут слишком долго. Ты должен проследить лично, чтобы они отбыли из Парсы еще на рассвете. Я не хочу, чтобы по городу поползли слухи о сумасшествии царя.

— Все будет исполнено в точности! — Сотник поклонился.