КЖД III

Кальдур не смог удержать утомлённый вздох, пожал плечами, и попытался зайти за ширму из красного бархата, которая должна была закрывать вход.

— Нет, — остановила она. — Тебя должно быть видно. Раздевайся здесь. Медленно. Я хочу смотреть.

Кальдур снова выдохнул, сделал паузу, медленно втянул воздух, дышал, как учили. Стянул с себя рубаху, скрутил ей в комок, положил на скамейку. Расстегнул застёжку на портках, спустил их до пола, вышел из них, и проделал с ними то же самое, что и с рубашкой. Остался в повязке.

— Полностью, — донёсся ласковый и опасный голос. — Не прикрывайся. Нечего стесняться меня. Расслабься, расправь плечи, встань ровно.

Кальдур выполнил требование, неуклюже выпрямился, отвёл руки в стороны, надеясь, что в полутьме не видно его шрамов. Мерроу хищно разглядывала его, переводя взгляд то вниз, то вверх.

— Всё-таки не такой самоуверенный. Застеснялся и раскраснелся, как маленькая девочка. Хоть тебе и нечего стесняться. Есть на что посмотреть. Откуда у тебя шрамы? Они от плуга? Мотыги? Или косы?

— Мой дядя… — Кальдур запнулся. — Был… строгим человеком. И воспитывал меня… соответственно.

Когда эти лживые и мерзкие слова срывались с его губ, он говорил твёрдо, потому что вспоминал всё плохое, что с ним было в Драконьем Чертоге и потом, на службе. Так его слова, то как он говорил, то как он двигал телом и смотрел, делалось правдивым.

На какое-то мгновение взгляд Мерроу стал печальным, и она опустила голову.

— Понимаю, — сказала она тихо и тут же вернулась к обычному тону. — Ты достаточно чист. Теперь я приму ванну.

Она поднялась с постели подошла к нему, шлепая босыми ступнями по камню, остановилась, развернулась к нему спиной, подняла руки вверх и застыла. Он сглотнул, шумно втянул воздух и стянул с неё рубашку вверх.

— Я не разрешала смотреть на меня, — сказала она тихо, и Кальдур зажмурился. — И закрывать глаза тоже.

Кальдур отвёл глаза в сторону, она взяла его за руку и пошла вперёд, опираясь на него, она забралась в воду и легла.

— Ах, как приятно. Ты можешь смотреть. И принести мне полотенце, скрути его и положи мне под шею.

Кальдур подчинился.

— Теперь мыло. Нет, не то, которым мылся ты. Вон то, которое пахнет цветами. Зажми его в руку, погрузи в воду и води туда-сюда, пока вода не станет мыльной.

Он сделал, что просит, сел на колено около бортика, окунул руку в воду и стал водить туда-сюда.

— Сколько у тебя было женщин? — она провела рукой по его волосам и не сводила пристального взгляда.

— Ни одной… госпожа.

Она удивилась ответу, нахмурилась, но поняла, что он не обманывает.

— Очень необычно. Крепкий юноша с красивыми волосами и чертами лица, приятными руками и голосом, такой спокойный и бесстрашный… и никто не раздвинул перед тобой ножки?

— Нет… госпожа.

Её глаза заблестели, она снова откинулась назад.

— Мир такой несправедливый. А ты ещё упираешься, что его не нужно сжечь. Хм. Может быть тебе нравятся мальчики?.. И поэтому пёс тебя не тронул... Можешь сказать мне, даже если стесняешься, я не осуждаю это, и в моём отряд есть пара таких.

— Нет, госпожа, я не испытываю к мужчинам… такого.

— Я подкалываю тебя, щеночек. Я уже заметила, что тебе нравлюсь. И ты хочешь сказать, что никогда не трогал девушку и не целовал её?

— Трогал, госпожа. И целовал.

— И как тебе, понравилось?

— Да, госпожа.

Она вдруг взяла его за запястье, остановила, и поднялась в полный рост, увлекая его за собой, повернулась к нему спиной.

— Ну? Чего застыл? Намыливай. Я хочу пахнуть цветами.

Пользуясь тем, что она не видит, Кальдур позволил себе целую череду гримас: сомнение, удивление, усталость, нервозность. Поднял руки, осторожно опустил ей на плечи и начал наносить мыло.

— Смелее. И энергичнее. Я давно не принимала ванну. Поработай и вехоткой тоже. И волосы. Но осторожно, если я не смогу потом расчесать их — ты пострадаешь.

Он попробовал кончиками пальцев её шрамы, убедился в том, что его глаза не обманывают, и постарался не обращать ни них больше внимания, чтобы Мерроу не заподозрила ничего лишнего. Закончив с верхней половиной, Кальдур не хотя спустился к её талии, всячески задерживаясь там, чтобы не спускаться ниже.

— Можно, — сказала и насмешливо хмыкнула.

Кальдур как мог быстро спустился к её ногам, закончил, и она повернулась к нему лицом. Он отвёл глаза.

— Я не запрещала смотреть. Продолжай работу. И смотри.

Он осторожно протёр её грудь, стараясь больше времени разглядывать редкие шрамы, которые вряд ли были получены в бою. Она снова уселась в кадку и с блаженной улыбкой откинулась назад.

— Все мы в чём-то невинны, да, щеночек?

— Да, госпожа.

— Хм. И что же мне с тобой сделать? Пальцы у тебя не такие больше, как у крестьян, и ладонь не лопатой. Более мягкая и аккуратная. И мозоли с неё уже сошли. Красивая рука.

Она сцепила свои пальцы с ладонью Кальдура, подняла из воды и оценила к смотрится. Затем увлекла его руку под воду и зажала у себя между ног.

***

После того, как она вылезла из воды, и Кальдур обтёр её, она надела чистую белую рубашку, доходящую ей до середины бедра. Кальдур тоже хотел одеться, но она отрицательно покачала головой, позволив ему натянуть только повязку.

— Ты будешь греть меня ночью. Тут всегда сквозняк и прохлада, даже когда жарко.

Кальдур пожал плечами, позволил увлечь себя огромную и мягкую кровать. Мерроу упала на подушку и натянула такое же огромное одеяло, до подбородка. Она была расслаблена в достаточной мере, чтобы Кальдур позволил себе вытянуть руки, сомкнуть их за головой, посмотреть на каменный потолок и предаться мыслям.

К такому его не готовили.

— Ты можешь задать мне один вопрос. Но не спрашивай, что будет с тобой. Я не знаю.

— Как ты стала такой, госпожа? — прямо спросил Кальдур, сверля взглядом потолок.

— Я купалась в реке, одна. Несколько ублюдков затащили меня в лодку и сделали мне плохо. А потом пытались утопить. Я ушла на глубину, уже не дышала, и увидела на дне... нечто святящееся словно солнце. И очнулась уже такой. Я умерла и переродилась Духом Мести.

— Ты мстишь мужчинам? — попытался понять Кальдур.

— А это уже был второй вопрос.

Она ловко перекатилась, взобралась на него сверху, схватила его за челюсть и стиснула до хруста. На её коже блистала едва уловимая сеточка металла. Она не расставалась с Частичной Формой, не знала, что так использовать доспех нельзя.

Он ощутил её горячее дыхание и запах. Она и правда пахла цветами.

— За это я накажу тебя, — сказала она тихо, всё ещё стискивая его челюсть. — Лежи смирно. Ни звука.

Она спустилась под одеяло и Кальдур вдруг ощутил её губы там где и представить себе не мог.

Виденье 32. Никогда, кроме сейчас

Он проснулся резко.

Стояла глубокая ночь. Звенящую тишину иногда нарушал холодный ветер, он резвился по комнатам, гудел и свистел в щелях. Подобие окон, вырубленных в скале, пропускало достаточно света луны и звёзд, чтобы он мог оглядеться.

Мерроу тихо посапывала, беззаботно повернувшись к нему спиной. Вдвоём они нагрели постель так, что приятная слабость и истома не желали уходить от воспоминаний того, где он находиться и кто спит рядом с ним.

Он осторожно пододвинулся ближе, приспустил одеяло с её плеч, и оттянул широкий ворот её рубашки вниз. Ошибки быть не могло. Ничто не могло оставить такие шрамы, кроме живого доспеха. Он всё ещё не был уверен в том, что видел, но что-то внутри него знало и чувствовало — внутри этой девушки Серая Тень.

Но как?

И что это всё значит?

Эта девушка новая Избранная?

Но то, что она делает идёт в разрез… в разрез с чем? С его личными убеждениями о том, как всё должно быть?

Кальдуру говорили, что доспех никогда не будет служить злу, но что если эта девушка запуталась, и злом себя не считает, да и не служит Морокай… просто верит в своё «правое» дело и не испытывает никаких сомнений...