КЖД III

— А вот это сейчас обидно было, — Дукан достал раскалённой нож и под вопли темника преступил к работе, задерживая раскалённое лезвие куда дольше положенного. — Значит, это мы звери? Что-то я не припомню, сколько я домой на твоём сраном острове сжёг? Сколько дочек ваших изнасиловал и вырезал? Сколько семей разорил… А погоди… не одной же… Странная получается математика… не находишь?

***

Дукан поднялся на поверхность, захлопнул за собой деревянный люк на засов, прикурил трубку от догорающих углей, и высыпал их на землю. Бледные стражники слышали весь допрос, и уступили ему дорогу , передав во взглядах всю гамму чувств теперь испытываемых к нему. Страх, непонимание, отвращение, уважение и чёрт пойми ещё что.

Его малолетний прислужник держался не подалёку, но происходящее в яме его совершенно не волновало — он был поглощён выглаживанием котяры, пригревшимся на солнышке.

— Э, мелкий, а ну-ка поди суда, — позвал он.

Пацанёнок с расстроенной гримасой оторвался от своего занятия и подбежал к нему.

— Чего изволите, господин?

— Уже ничего. Спасибо, пацан, что позаботился обо мне. Я поправился. Займись кем-то ещё, кому нужнее. Вот.

Он пожал руку мальчишке, незаметно передав ему в ладонь камень. Юнец скорчил любопытствующую рожицу, стиснул добычу покрепче и унёсся прочь.

— Узнал чего? — небрежно кинул ему подошедший Воким.

— Не многое. Обмозгую и расскажу всё вечером, нужно будет начать рисовать.

— Что рисовать?

— Карту их укреплений. Черную Крепость.

— Так он тебе все секреты и выдал, ха! Уже штурм планируешь.

— Я же говорю: «начать», — Дукан пустил ему в лицо облачко дыма. — Одни показания ничего не дадут. А вот десяток или сотня… Можно будет по их памяти восстановить всё по клочкам, почти не оставив белых пятен.

— И чем это нам поможет?

— Ну, не знаю. Тем, что мы с тобой вылезем где-нибудь из ихнего толчка и откроем ворота для наших парней.

— Хороший план! — Воким заржал. — Но лучше, чтоб без дерьма. По твоему вопросу есть сведенья?

— Нет, не того полёта птичка. Нужно повыше кого взять будет.

— И возьмём, — заверил его Воким.

***

Война открывает в человеке его худущие стороны. И одновременно делает его самим собой. Редкие люди действительно становились зверьми, чувствовали вкус крови и уже не могли остановиться. Таких Дукан презирал и старался избавиться, резонно полагая, что руками мясников и презренных убийц не построить сильную страну.

Его учили, что будет правильным испытывать от такого стыд и сомнения. Если человек совершает плохие поступки и понимает, что поступил плохо, но может найти в себе силы поступать так ради общего дела — значит, он на своём месте и ему можно доверить тяжёлые и неприятные вещи.

Дукан не испытал ничего, когда делал подобную работу. Это просто работа, неприятная, сопряжённая со страданиями другого человека, видом его крови и внутренностей, но всё же работа. С годами к ней привыкаешь и учишься делать её правильно, в какой-то мере даже начинаешь выполнять её с душой, хоть и без удовольствия.

Друзья и товарищи Дукана умирали при нём, но они никогда не были достаточно близкими, чтобы это как-то ранило его или проронило внутри него хоть какое-то зерно сомнений. Кровь и страдания не пугали его просто потому, что он научился видеть в телах людей просто тела. Куски мяса, по которым циркулирует кровь. Эти куски мяса неплохо срастаются в руках жричек вроде Аниже, иногда холодеют и коченеют, если ран оказалось слишком много, но всегда, в конечно итоге, они отправляются в землю или в огонь.

Это ждёт всех. И Дукана в том числе. Таков уклад жизни.

***

Он спал отлично и почти без болей.

Проснулся от тревожных криков, прихватил клинок и вышел наружу так быстро, как смог. Не сразу увидел толпу в центре лагеря, не сразу понял, что происходит, не сразу понял, что со всем этим делать.

— Ты бы успокоил её, — ледяным тоном приказал ему Воким.

В центре толпы, у клеток с пленниками, стояла Розари. Одна из них была открыта и пуста. Те темники, что были внутри, лежали у ног Розари без голов. Крови из них вылилось столько, что трава окрасилась в красный.

— Какого хера тут происходит?! — рявкнул на неё Дукан.

Она вздрогнула, скривилась при виде его, но ответила.

— А что? Кто-то собирался отпустить их домой?

Стражи, которые должны были охранять пленных, выглядели бледно и напряжённо. Может, они и пытались её хоть как-то остановить, но теперь у них не хватало духу ни на что, кроме как стоять истуканами.

— Это делается…

— Не так? — перебила она. — А как? Ты не заставишь их передумать, старик. Они не пойдут пахать землю, и ты не доверишь им работу на рудниках. Мы не будем таскать их, как каких-то зверюшек туда-сюда. Я знаю, как это делается. Верёвкой или клинком. Хочешь, заставим их копать яму, чтоб никто не перетрудился?

Дукан посмотрел на недовольного Вокима, тот не терпел самодурства и нарушения дисциплины. В отличии от всех остальных он молчал не потому, что боялся Розари, а потому что знал, что если он начнёт ей перечить, они точно сцепятся, и он точно умрёт. Это его не пугало, но он просто не мог поступить так и таким вот образом оставить свой пост.

— И правда, — нарушил тяжёлую тишину один из солдат, — мы же не можем просто отпустить их? Это же глупо. Они разбредутся по лесам, а зимой пойдут опустошать деревни. Сто раз так было! Хотели бы сами убраться с нашей земли, то убрались бы. В расход их всех. Вот, что будет правильно.

— Я не буду этого делать, — ответил его товарищ с вызовом. — Они безоружные. Не полюдски это.

— А когда это они людьми вдруг стали? — заспорил третий. — И когда себя по людски вели?

— Да! Они знали на что идут! — подключился четвёртый. — Никто их не заставлял!

— Тихо! — рявкнул Воким. — Без приказа тут никто не будет ничего делать! Даже Избранная! Даже именем Госпожи. Я здесь указ. И я буду решать. Отойди от клеток, девчонка!

— Или что? — спросила она ледяным тоном.

— Или тебе придётся убивать своих, — ответил Воким. — Такая ты? Чистейшая из дев? Избранная Госпожи?

— Ты всё равно убьёшь их, когда настанет время сворачивать лагерь, — Розари на секунду заколебалась, но клинок, торчащий из рукава не убрала.

— Да. Но не потому что хочу убивать их, а потому что это будет правильным решением. Этим мы отличаемся от них. Мрак внутри мы отвергаем и каждый день боремся с ним, чтобы не стать ими. Так сложнее. Но так правильно.

— Не убедил, — ответила Розари и спокойно пошла к следующей клетке.

Темники почти не кричали и не высказывали негодования. Дукан не списывал это на их честь или воинскую выправку. Они действительно не были людьми и относились к смерти совсем иначе. Воким застыл с каменным лицом и вот-вот с его губ должен был прозвучать приказ. Розари вряд ли бы ранила кого-то из стражей, может быть помяла бы, но и это уже было перебором.

Дукан решил просто ударить эспадоном ей в сердце. Она не будет ему сопротивляться, легко подпустит близко, Доспех вылечит её рану, но она навсегда запомнит этот урок, пускай и потеряет доверие к "наставнику". Зато начнёт думать. Нельзя вести себя как капризный ребёнок, когда у тебя на плечах такая ноша.

— Ты не будешь вести себя так! — крикнула Анижа и закрыла собой клетку с жертвой, которую наметила Розари — темницей, летавшей на вирме.

— А как ты меня остановишь? Скажешь вялое «нет»? — презрительно ухмыльнулась Розари и остановилась напротив.

Анижа хотела ответить ей, но вдруг захват сомкнулся на её шее, а кусок заострённой керамики упёрся ей в горло. Она замерла, боясь шелохнуться.

— Назад! Я убью её! — завопила темница, она задыхалась от ужаса и желания жить.

— А она может заслужила, — Розари скрестила руки на груди.

— Тише, — спокойно сказал Воким, обращаясь к темнице. — Зачем эти сцены? Сохрани достоинство.

— Отпустите меня! — прошептала темница. — Просто отпустите... Я уйду и больше не буду в этом участвовать.