КЖД III

На них никто особого внимания не обращал. Анижа немного проснулась от прогулки на свежем ночном воздухе, но всё ещё была вымотана.

— Я сегодня кое-что сделала, — сказала она тихо, когда ей надоело молчание, и чуть замедлила шаг. — Там был мальчишка с наконечником копья в животе. Очень плохая рана. И грязь попала. Можно было даже не зашивать — сгорел бы за несколько суток, если бы вообще пережил ночь. Но я решилась. Дала ему дурману, залезла внутрь, проверила все кишки, ты не представляешь, Кальдур, сколько их там внутри и какие они длинные… Сантиметр за сантиметром. Всё, что нашла, зашила. Ещё раз проверила. Могла, что-то пропустить. Но он бы всё равно не выжил. И тогда… я… ну… доверилась своей вере. Я думаю, что Госпожа просто не смогла бы создать что-то, что действительно могло бы нам навредить. Тем более Воды Оточ. Я не просто промыла ему кишки в них, я позволила… нет… я заставила сделать его глотка три, чтобы Воды попали внутрь.

— И? — Кальдур посмотрел на неё настороженно.

— Пока он не умер, — спокойно ответила Анижа. — И надеюсь, не умрёт завтра. И послезавтра тоже. Я потратила всё, что было, и даже думала сходить и взять две остальные фляги, чтобы спасти больше людей. Но не решилась. Наверное, твоя жизнь и жизнь Розари в итоге стоят больше, чем жизни этих солдат.

— Всех не спасти, Анижа, — осторожно ответил ей Кальдур.

— Я знаю. Но неправильно не спасать тех, кого спасти можешь.

Они прошли стражу и оказались у командирских шатров. Воким сидел у костра в одиночестве, тянул трубку и чередовал пускание колец дыма с большими глотками их кружки. Он кивком поприветствовал их и предложил сесть рядом.

— Спасибо за предложение, но мы спать пойдём, — ответил Кальдур, взглянув на бледную Анижу. — Устали за сегодня.

— Наслышан о твоих подвигах, — он обращался к Аниже. — Хорошо, когда есть такие как ты, девочка. И хорошо, когда у вас получается спасать так хорошо.

Она склонила перед ним голову и ответила на тёплые слова лёгких реверансом.

— Вот, — Воким поднял с земли ещё одну деревянную кружку, плеснул в неё содержимое бурдюка. — Хлебни. Спать будешь лучше.

— А чёрт с ним, — ответила Анижа, немного подумав. — Нервов сегодня было… и рука опять разболелась. Ваше здоровье.

Она подошла ближе, приняла из рук Вокима кружку и в несколько глотков опорожнила её. Скривилась, подавила приступ тошноты и выдохнула. Вино было очень крепким. Воким усмехнулся и снова приложился к трубке. Анижа поставила трубку, отвернулась от них и шумно вдохнула прохладный воздух, чтобы прийти в себя.

— Розари и Дукан вернулись? — спросил у Вокима Кальдур.

— Не так давно, — ответил тот. — Уже спят. Не слышишь храп что ли? Вот уж не знаю, кому из них он принадлежит, но если его будет слышно из моего шатра, я выкину виновника за границы лагеря. Пускай темников изводит… Они недурно поохотились. Вроде даже взяли какого-то вшивого офицеришку. И умудрились разгромить немалый отряд, который подбирался к лагерю. Я думал девчонка будет вести себя потише, но оно и ладно. Это же помощь. Слухи завтра все в лагерь приползут, там и посмотрим какая будет картина. А ты чем занимался, парень?

— Дукан оставил меня в лагере. На случай если они не найдут темников, и если они ударят в их отсутствие.

— Тоже верно, — согласился Воким. — Ладно, идите спать. Мы тут пробудем ещё дня три минимум, пока всех по лесам не изловим. А там и пойдём к Опалённой.

— Доброй ночи, — кивнул ему Кальдур и повёл Анижу к месту ночлега.

Он поставил укрытия в тени между двумя командирскими шатрами, обитатели которых уже спали. В их палатках было тихо. Кальдур заглянул в первую — она была пустой, во второй он нашёл Розари и Дукана, мирно спящих и грязных как черти.

— Хм, — Кальдур вернулся к Аниже в лёгкой растерянности. — Думал, с Дуканом ночевать буду. А они палатку заняли.

— В какую лезть? — устало спросила Анижа.

Кальдур показал ей, подержал полог, залез следом.

— А тут неплохо.

Анижа отшвырнула сумку в дальний край палатки, потопталась по полу словно кошка и легла на живот. Кальдур пододвинул ей сумку, набитую тряпками в качестве подушки, и накинул на ноги останки брезента в качестве одеяла. Под полом палатки он нагрёб мягкой земли и набросал сначала веток с листьями, а потом и травы, так что было вполне себе мягко и комфортно. Почти что постель в доме, то что нужно, после такого тяжёлого дня.

Кальдур лёг рядом, подложив руки за голову, натянул общее одеяло себе чуть выше живота, и расслабленно выдохнул. Он думал, что Анижа уснёт сразу, но она потянулась и перевернулась на бок, лицом к нему.

— Что чувствуешь, когда отнимаешь жизнь? — вдруг спросила она.

Кальдур вздрогнул от её вопроса и от ей горячего дыхания у себя на шее.

— Особо ничего. Ко всему привыкаешь. Темники не люди, во всяком случае, на поле боя и в своих чёрных доспехах таковым не кажутся. Особенно когда хотят убить тебя или твоих товарищей. Нас учили не думать об этом. Это тяготит. Относится как к работе. Рубишь лес, а щепки летят. Вот и всё.

— Неужели тебе ни разу не было больно от того, что ты делаешь с другими? — скомкано спросила она.

— Были, конечно, моменты, — признался он, сглотнув комок в горле и выдержав паузу. — Иногда они… кричат. Страшно и такое потом сниться долго. Особенно когда женщины. Сражаются-то они часто так, что он мужика не отличишь, пускай и мельче и слабее, но когда кричат… Это тяжёло, да… А какой у меня выбор? Смотреть, как они режут наших, и как они кричат? Тоже сомнительное удовольствие, знаешь ли… Нашла о чём на ночь поговорить…

— Прости. День был нехороший, всё не могу с себя это смыть.

— Понимаю, — Кальдур вздохнул и попытался улыбнуться, глядя на неровные и перекошенные палки, прикрытые тентом. — Кхм. Продаёт как-то мужик на базаре мёд. Мимо проходит настоятель монастыря, зачерпывает мёд пальцем и пробует. Говорит: "Ба-а! Да это самый прекрасный мёд, который я когда-либо пробовал". Мужик пожимает плечами и отвечает:" Знаю, батенька, я бы его и не продавал, если бы туда мышь не упала".

Анижа снова не оценила его шутку, и минуту или две они провели в молчании.

— Поцелуй меня, — вдруг попросила она и придвинулась ближе.

— Прости? — смутился Кальдур, попытался отодвинуться, но в тесной палатке было просто некуда.

От неё шёл приятных запах вина, перемешанный с ароматом её тела и какими-то мятными и резко-пахнущими травами, которые она использовала для помощи раненых.

— Ты слышал. Поцелуй меня, как тогда в Храме.

— Ты пьяна Анижа, — промямлил он.

— А тебе от этого не легче? — усмехнулась она. — Ты вон на меня как смотришь. Чего раньше так не смотрел не знаю, да и не важно. Чего молчишь?

— Не знаю, что сказать.

— Глупый Дур-Дур.

Она провела рукой по его волосам, он перехватил её за запястье и повернулся к ней, пытаясь придумать, что сказать. Но не нашёл внутри ничего, чтобы хотел сказать.

Их губы встретились. Неумело и с дрожью. Он придвинулся ближе, выпустил её руку, позволил обнять себя, а сам опустил руки на талию, и чуть позже позволил опустить их ещё ниже.

Всякие мысли покинули его, оставив только этот момент, её горячие и влажные губы, дыхание, прикосновения и её запах. Она отстранилась от его поцелуев, он уложил её на спину и перешёл от подбородка к шее.

— Нет, — слабо прошептала она, но он её не слышал и уже не думал останавливаться.

Кровь ударила ему в голову, он впился в неё губами и грубо прижал к себе. Её горячее дыхание обожгло, и он ещё больше потерял голову. Грубо разодрал шнурок на её платье, чтоб добраться до груди, она попыталась отпихнуть его, но у неё не хватило сил. Он задрал подол её платья, к самым ягодицам, забрался туда рукой.

— Нет, — заумоляла она.

И каким-то чудом, тяжёло дыша над её дрожащим телом, он остановился. Её глаза блестели в темноте, она тоже дышала тяжёло, была бледной и покрытой испариной. Она была напугана, а он чуть совсем не потерял от неё голову и не завершил начатое силой.