Драконы бумажной горы

— Мне, по-твоему, сколько лет, чтобы на такое вестись?

Антон расхохотался. Тевкр кинулся в него снежком, и братья бросились вниз по горной дороге, смеясь и восклицая, когда чей-то снежный снаряд попал в цель.

— В общем, пожелайте, чтобы мы не развалили Смоллвуд, — заключила мама Чайльда.

Поцеловав старшего сына в макушку, она спустилась с крыльца. Тоня с отцом помахали на прощание и последовали за ней.

Чайльд провожал их взглядом до тех пор, пока не убедился, что машина благополучно выехала из гаража и отправилась вниз по заснеженной дороге, а затем закрыл дверь и с торжествующим видом повернулся к друзьям.

— Ну что, мы остались одни!

— Принцесса осуждения ждет вечеринку! — обрадовалась Фишль.

— Но Принцесса осуждения отправляется готовить, — осадил ее Итэр.

В самом деле, они еще в городе договорились наготовить на Рождество самых разных вкусностей — отблагодарить таким образом семью Чайльда за душевный прием и просто до отказа набить животы, чтобы потом остаток ночи валяться и смотреть фильмы с проектора Коллеи.

Пришлось Фишль смириться с суровой реальностью.

Друзья отправились в кухню, но вскоре выяснилось, что одного присутствия Беннета хватает, чтобы превратить каждое блюдо в катастрофу.

— Я знал, что так будет, — понурил голову Беннет. Впрочем, он быстро повеселел. — Именно поэтому я прихватил с собой замороженную пиццу!

— Никто не будет есть замороженную пиццу в Рождество, — возмутилась Фишль.

Пришлось отправить Беннета в гостиную. А чтобы ему было не так скучно, Люмин приставила к нему Итэра и Кадзуху.

Оторвавшись от чтения «Истории основания Смоллвуда», Коллеи пообещала испечь имбирное печенье. Фишль принялась ей помогать.

— Вы с Беннетом все еще не общаетесь? — тихонько спросила Коллеи.

Фишль бросила быстрый взгляд на дверной проем и повела плечом.

— Ну, мы пытаемся. Мы ведь договорились, что расстанемся без скандалов и останемся друзьями. Ох! Наверное, не следовало вообще начинать эти отношения. Были бы просто друзьями, без всех этих… сложностей.

— Начинать встречаться, когда вы лучшие друзья — дурная затея, — согласилась Ёимия.

Люмин покосилась на Чайльда, но тот был увлечен художественным нарезанием огурцов для салата, а потому не обращал на разговор внимание.

— Как твои ссадины? — спросила Люмин, не особо горевшая желанием слушать разговоры Фишль и Ёимии о бывших.

— А? — растерянно отозвался Чайльд. — О, ерунда. До свадьбы заживет.

Некоторое время они молчали, занятые готовкой. Изредка Чайльд в попытках просочиться к холодильнику мягко подвигал Люмин, а она просила его передать приборы или ингредиенты. Наконец, когда будущие блюда стали принимать приемлемые очертания, Чайльд спросил:

— Как тебе елка?

— Оригинально, — отозвалась Люмин. — Все еще не понимаю, как вы с отцом умудрились добраться до самой ее верхушки.

— Есть свои прелести в том, чтобы быть дылдами, — подмигнул Чайльд.

Люмин засмеялась. Она со своим ростом могла достать лишь до нижних ветвей, зато постаралась с их украшением на славу.

— Извини, что вчера закатил такую истерику, — смущенно добавил Чайльд. — Ну, по поводу елки. Надеюсь, не испортил тебе настроение.

— Да я все понимаю. — Люмин чуть улыбнулась, повела плечом. — Ты хотел устроить идеальное Рождество для Ё… Для елочных любителей, — торопливо исправилась она.

«Девочка моя, да ты мастер выкручиваться!»

— И потом, мне кажется, или эта история с рабочим столом твоей прабабушки немного выбила тебя из колеи?

Чайльд ответил не сразу. Некоторое время его нож равномерно постукивал по разделочной доске, да так быстро, что Люмин могла только подивиться, как он до сих пор не нашинковал собственные пальцы.

— Не кажется, — признался наконец Чайльд. — Может, это глупо, ведь я никогда ее не видел, но мне ее не хватает.

Люмин задумчиво кивнула. Она могла понять это чувство. Она тоже никогда не видела родителей, что не мешало ей скучать по ним и каждый раз, размышляя о них, погружаться в странное оцепенение.

Стоит признать, Люмин опасалась, что здесь, в шумном, полном семейной теплоты доме Чайльда, ей станет горько.

Но на самом деле она, окруженная таким количеством любви и внимания со стороны семьи Чайльда, чувствовала себя по-настоящему счастливой. Ей нравилось отмечать Рождество с Итэром, путешествовать, каждый год отправляться в новую страну, но никакие деньги, полученные в наследство, и никакие путешествия не могли компенсировать отсутствие самого главного.

В этом большом доме, где пахло свечами, еловыми ветвями и дровами из камина, это чувство неполноценности наконец оставило Люмин в покое.

— Просто… — По губам Чайльда скользнула улыбка. — Родители постоянно о ней рассказывают. Она была удивительной, знаешь? Многие считали ее чудаковатой, но на самом деле она просто была выдумщицей и постоянно что-нибудь затевала. С ней никогда не было скучно, и папа провел в этом доме самые счастливые дни детства.

— В этом вы с ней похожи, — сказала Люмин.

Чайльд удивленно на нее взглянул. Люмин смутилась.

— Ну, я имею в виду… Ты тоже всегда придумываешь что-нибудь интересное, и с тобой никогда не бывает скучно.

— О, — отозвался Чайльд.

Люмин сделала вид, что ей пришлось срочно залезть с головой в ящик, потому что она потеряла банку фасоли, которая все это время стояла прямо у нее под рукой.

Когда она выпрямилась, странное выражение исчезло с лица Чайльда, и он, мягко улыбнувшись, сказал:

— Спасибо, Люми.

Когда с готовкой было покончено, а чистая посуда вернулась на свои полки, ребята с облегчением покинули кухню и присоединились к Беннету, Итэру и Кадзухе. Те делились друг с другом рождественскими историями. Истории Беннета оканчивались в основном неудачами. Слушая их, Фишль вздернула брови и качнула головой.

Чайльд притащил из своей комнаты плед, и Ёимия помогла расстелить его на полу. Коллеи запустила проектор. Итэр подключил к нему ноутбук и поставил на фоне рождественский фильм, который все смотрели столько раз, что могли бы уже цитировать наизусть. Под его уютный шум друзья сели в круг, и Фишль торжественно выложила в центр пледа коробку с оригинальным изданием «Священного призыва семерых». У Итэра чуть глаза на лоб не вылезли при виде такого сокровища.

— Чего же ты молчала! — воскликнул он. — Давайте скорее играть!

Проверив, что все элементы игры на месте, Фишль раздала каждому по стартовой колоде карт поддержки, а затем предложила наугад вытянуть по три карты персонажей.

— Ура, бесполезные карты, — изобразил радость Беннет.

— Можем поменяться, — предложила Коллеи. — Я все равно не знаю, как играть, так что не расстроюсь, если проиграю.

— Принцесса осуждения пристально наблюдает за тем, чтобы человеческие судьбы вершились справедливо! — заявила Фишль.

— Принцесса осуждения хотела сказать: «Да здравствует рандом, живите, как хотите», — любезно перевел Итэр.

Беннет тяжко вздохнул. Ничего не поделаешь: Фишль была профессионалом в вопросе настолок, и спорить с ней было не принято.

Игра началась. Потрясая кубики, ребята один за другим бросали их на пол и с любопытством наклонялись, чтобы проверить выпавшее значение.

— Нет, ну что ты будешь делать! — возмутился Беннет. — У меня все кубики с элементом «Анемо» — и ни одного «Анемо» персонажа!

— Ты ведь помнишь, что можешь обменять карты поддержки на кубики нужного элемента? — подсказал Кадзуха.

Беннет продемонстрировал ему одну-единственную карту поддержки, которую хранил с самого начала игры в надежде хоть когда-нибудь надеть ее на персонажа. Кадзуха смог только сочувственно вздохнуть. Ему выпали на редкость хорошие карты, и потому ему было даже стыдно наносить урон персонажам Беннета.

Такими успехами Беннет выбыл почти в самом начале и остаток игры сидел, наблюдая за остальными. Чтобы ему было не так скучно, Коллеи показала ему свои карты, и они стали вместе обсуждать стратегию.