Иллюзия преданности

В темных глазах Варии зажглись красные блики. Она тряхнула черными смоляными кудрями и на самых непослушных прядях вспыхнули искорки. Свет под магическим куполом вел себя непредсказуемо. Легко было поверить в старые сказки, что огонь небесного светила — это тот же ветер, только белый и теплый, в отличие от черного и холодного, как тот, что гоняет над морем облака.

— «В Акато-Риору никто не станет тебя слушать, если у тебя другой цвет кожи». Так говорил отец, и я пока не нашла ни единого риорца, про которого можно сказать, что он не такой.

Чувство вины резануло по вскрытой мозоли, и Терри немедленно ощетинился, защищаясь. Вария, возможно, сама не поняла, что неосторожно надавила на незаживающую рану, из которой немедленно потекла жгучая сукровица раздражения.

— А вот про меня постоянно говорят, что я какой-то не такой, — сварливо откликнулся Риамен. Он не сразу понял, почему эта остроумная шутка не кажется Варии хоть сколько-нибудь забавной, но остановиться уже не мог. — Как знать, может, тебя именно это заводит? Я не человек и не Древний. Такая забавная зверушка-мутант, чтобы показывать подружкам. Разве владелец ждет осмысленного ответа от ручной зверушки?

Вария уставилась на него так, будто у него рога на лбу выросли: с испугом и недоверием. Отодвинулась на самый краешек, словно ей внезапно показалось, что скамейка слишком тесная для них двоих. Терри равнодушно следил за ее передвижениями и ждал ответа или, ещё лучше, чтобы Вария просто ушла и как следует поразмыслила над его словами.

— Ты… ты какой-то ненормальный, — только и выдавила она. Лицо ее исказилось, уголки красивых губ поползли вниз, но, разумеется, не оттого, что их обладательница собиралась расплакаться. Вария была скорой на гнев, и легко выходила из себя, если получала неожиданный отпор. Вот и сверкала глазами, хмурила брови, как пятнистая горная кошка, прекрасная в своей ярости. Временами Терри нарочно поддразнивал её, чтобы потом помириться и на какой-то миг почувствовать азарт и триумф укротителя диких зверей.

— Значит ты нашла именно того, кто тебе нужен.

Вария встала.

— Что-то я сомневаюсь.

Терри смотрел на нее снизу вверх. Над кудрявой головой выцветало высокое темно-сиреневое небо.

— Я просто хочу, чтобы ты знала. Я тоже всю жизнь чувствовал себя… ну… не той масти. Прости, что отвлекся. Ты в следующий раз сначала бей, а потом говори, чтобы наверняка, — обезоруживающе улыбнулся Терри и поймал узкую горячую ладонь. Прижался к ней щекой, и внезапно понял, что именно так он просил прощения у матери, когда был совсем маленьким. Отстранился и выпустил руку девушки.

— Так и поступлю, — все еще ворчливо, но уже не сердито пообещала Вария. — Я спрашивала, ты в самом деле избил Радека перед собеседованием или он лжет?

— Он лжет, радость моя, — Терри встал, чтобы поймать девушку в объятия. Тонкая талия обжигала его ледяные пальцы даже сквозь тонкое шерстяное сукно — до того она была горячая, даже от волос пахло не чем-нибудь, а лесным костром, а еще прогретым под солнцем песком. — Не слушай их. Они хотят, чтобы меня стерли.

— Не может быть, — слабо запротестовала Вария. — Никто нарочно не будет подставлять человека под такое.

— Может, еще как может, — невнятно пробормотал Терри, касаясь губами бархатистой впадинки на шее под мочкой уха. — Радек назвал мою мать шлюхой. Из-за меня. Из-за того, что я родился не таким, как она.

Вария уперлась ладонями в его грудь и пытливо заглянула в лицо.

— Значит, ты все-таки избил его? — на слове «избил» ее голос дрогнул. — Он даже говорить не мог и пошел в лазарет.

— Вария, ты что, не слышала? Он назвал мою мать…

Она отрицательно помотала головой. Прядь волос больно хлестнула Терри по щеке.

— А ты бы сказал «сам дурак»! — прикрикнула девушка, сжимая кулаки. — А ты избил его так, что ему пришлось идти в лазарет! И Карьяну ты очки разбил. Я видела, что ты первым бросился. Ты… ты… — она задохнулась, и, кажется, до боли в груди. Положила ладонь на ключицу и стиснула строгие складки отложного воротника. — Ты не был таким злым, Терри. Тебе… надо показаться лекарю.

Терри стоял, опустив руки и смотрел, как она отступает, пятясь. Изо всех сил пытался сохранять на лице беспристрастное выражение, но губы сами собой растягивались в кривую усмешку. Он думал только о том, что чем дальше она отойдет, тем тише будут звучать ее слова.

— Я всегда был таким, радость моя, — вкрадчиво сказал он. — Вся разница только в том, что раньше мою мать не называли шлюхой.

— Это всего лишь слова, — беспомощно повторила Вария. — Ты должен понимать, в чем разница: сказать гадость и покалечить человека. Это там, — она ткнула пальцем в сторону барьера, облитого закатными красками, — там жизнь человека ничего не стоит. Там убили моего брата за то, что он сын горца. Что-то не так сказал! — взвизгнула она. На высоких скулах заалели пятна, а кончик носа и подбородок, наоборот, побледнели. — А здесь это запрещено! Если будешь кулаками махать, тебя сотрут, слышишь?!

Их разделяло уже добрых полдюжины шагов. Терри, ухмыляясь, сложил руки на груди. Он с нетерпением ждал, когда она не выдержит его взгляда и отвернется. Когда, наконец, замолчит.

— А ты этого хочешь, радость моя? Ты тоже хочешь, чтобы меня не было?

Вместо того, чтобы ответить, Вария крутанулась на каблуке и побежала в сторону библиотеки. А Терри постоял, провожая ее взглядом, а потом поднял глаза к куполу, стремительно теряющему краски. Убийственная граница между городом и Академией, которую было отчетливо видно лишь на закате, вновь терялась на фоне размытого ночного неба.

— Это мы еще посмотрим, — серьезно сказал он, глядя на то, как ветер снаружи рвет грязные тучи в клочья. Под куполом был слышен только далекий гул. Тихо поскрипывал флюгер на крыше дома-ратуши.

* * *

В пекарню Терри пришел первым. Он рассчитывал куда больше времени потратить на прогулку с Варией, но все обернулось так, что это время оказалось нечем заполнить. Не сидеть же на скамейке, ожидая, пока башенные часы пробьют девять?

«В пекарне не хватает людей. Никто не печет сладкие пироги, если не хватает простого хлеба», — прозвучал в голове тихий голос Аннели. На эти слова наложился образ подсохшего медового пряника на белой тарелочке. Терри хмыкнул про себя. На месте девушки он предложил бы пряник отладчику — больше пользы.

Но она, должно быть, не догадалась. На первом курсе довольно сложно понять, что это за место такое — Академия магии в Акато-Риору, и что здесь ничего нельзя добиться без протекции. Здесь выгоднее всего было держать рот на замке, чтобы не задеть чужих чувств, но при этом постоянно быть на виду и на слуху — чтобы тебя видели и помнили твое имя. Но Терри никогда не умел хорошо балансировать и, бывает, заваливал зачет по гимнастике в Королевской военной школе. А в Академии не было курса физической подготовки, зато требовалась ловкость иного толка, к которой у Терри и вовсе не было никаких способностей.

В Академии преуспевали те, кто умел быстро менять маски и угодничать в любой ситуации. Кто умел представить себя в выгодном свете или прикинуться жертвой — лишь бы получить преимущество.

У Терри с масками не сложилось, его единственным оружием было отстраненное молчание и — в крайнем случае — кулаки. Молчать всегда сложнее, чем отстаивать свои интересы, но приходилось учиться. Любой спор мог привести его туда, где он находился сейчас — на самый край пропасти. Подвести под пристальный надзор безопасников и Специальной комиссии.

Но так было нужно. Король отдал приказ и обещал защиту.

Терри доверился этому обещанию, но слова Арчера все-таки пробрались под броню и впились под кожу, саднили, как длинная заноза.

«Король за барьером. Он, конечно, выскажет мне свое недовольство, но это ничего уже не изменит. Для вас».

Этому обещанию тоже трудно было не поверить.

Он снял китель и фуражку, повесил рядом с дверью и прошел вглубь помещения, чтобы ненадолго присесть на вторую ступеньку металлической лестницы и оглядеться. В пустой пекарне гулко разносилось эхо капель: где-то не завернули как следует вентиль водопровода. Тянущий в форточку сквозняк качал развешанные на веревке белые фартуки. В железном шкафу для расстойки хлеба сердито гудели на одной ноте большие нагревательные лампы.