Иллюзия преданности

Паршивый день не желал заканчиваться.

Скомканные листы извещали о том, что Терри и так знал.

«Самовольно покинул территорию» — пятьдесят часов. С первого по пятый день декады дежурство в Великой библиотеке. Уборка, сортировка, поиск книг по запросу. С девяти часов вечера, не меньше трех часов в день.

«Нападение на магистра, отягощенное вызывающим поведением» — пятьдесят часов. С пятого по десятый день декады дежурство во второй пекарне. Уборка, замешивание теста, формовка и контроль за выпеканием, полный цикл. С девяти часов вечера, не меньше трех часов в день.

Терри медленно разорвал оба листа на тонкие полоски.

Звук рвущейся бумаги не просто успокаивал, а даже в какой-то мере дарил чистое незамутненное удовольствие. Пока рвется бумага, можно было ни о чем не думать. Это был его собственный способ остановить время и выйти на изнанку реальности, проветрить мысли, успокоиться и забыть обо всем.

Когда часы на башне одним ударом оповестили, что прошло полчаса после восьми, Терри встал, умылся, заглянул в покрасневшие глаза отражения, и вышел из комнаты, тщательно закрыв за собой дверь, чтобы никто в коридоре не уловил слабый запах жженой бумаги. Разжигать огонь в комнатах студентам было категорически запрещено, но Терри не мог противиться искушению попробовать одну идею, на которую его навела лекция госпожи Парлас.

Дерьмовая была идея, это и дураку было понятно. Но он все равно вооружился нагревателем и серебряной проволокой и пару часов провел за столом, кустарно собирая некое подобие двойной цепи, в которой энергия могла бы перетекать от звена к звену.

Ничего не получилось, разумеется. Терри только обжег подушечки пальцев. Но бумаге хватило. Бумаге вообще много не нужно, чтобы истлеть.

* * *

В пекарню Терри пришел раньше остальных штрафников. Вошел в зал, будто разделенный надвое из-за низко висящих над широкими столами ламп и остановился в проходе, разглядывая холодные каменные печи. Впрочем, в помещении все равно было очень тепло, даже жарко. Запах свежего хлеба мгновенно заставил рот наполниться слюной. Вечно голодное брюхо жалобно заурчало, напоминая, что последний раз Терри ел вкусно и досыта лишь в прошлой жизни. Он сглотнул.

— Снимай куртку и рубашку, аристократ, — раздался веселый голос откуда-то сверху. Терри задрал голову и увидел, что за печами прячется железная лестница, которая ведет к решетчатой площадке. Знакомый техник из равинтолы, смотрел на него, облокотясь на перила рядом с раструбами воздуховодов. Он был одет в одну лишь белую майку и синие брюки со стрелками. Вылинявшие матерчатые варежки защищали руки.

— Обязательно. Штаны тоже снимать? — дерзко уточнил Терри, расстегивая пуговицы на кителе.

— Если будет жарко, можешь и штаны снять, — великодушно разрешил старший. Он небрежно сунул гаечный ключ в боковой карман на штанине и начал спускаться, держась за поручень. Железная лестница гремела, отзываясь на каждый шаг. Терри снял китель, повесил его вместе с фуражкой на вбитый в стену кривой гвоздь, а рубашку снимать не стал. Ограничился тем, что закатал рукава до локтей.

Техник осмотрел его с таким видом, будто прикидывал, как половчее засунуть в печь.

— В ратуше не удивились, когда я попросил красный лист на твое имя, Риамен. Кое-кому твое поведение показалось предсказуемым, но лист на пятьдесят часов выписали без вопросов. Странные дела. Что скажешь?

Терри не успел ответить. Прорезанная в высоких воротах дверца за его спиной со скрипом отворилась и через порог переступил высокий парень-риорец, со смоляными кудрями над высоким лбом и яркими синими глазами. Типичный уроженец столицы, будто брат Арри, разве что линия рта резче и на подбородке ямка.

— Мирного вечера, мастер Келва, — поздоровался вновь прибывший и сразу же начал раздеваться.

— И тебе, Рансу. Не думал, что ты сегодня придешь, часы ты все отработал.

Рансу стянул рубашку и вместе с кителем повесил рядом с курткой Терри.

— Только не говорите, что мне нужно думать, где заработать взыскание, если я просто хочу помочь.

— Вчера мне точно требовалась помощь, — проворчал мастер Келва. Он толкнул Терри в плечо так, что тот покачнулся. — Познакомься с этим аристократом, Рансу. Это тот самый бакалавр, который отправился прошлой ночью в самоволку. Я не нашел бы его так легко, если бы он не вздумал с утра подраться со мной из-за хлеба.

Рансу посмотрел на Терри так, будто у него выросли рога на лбу.

— Ты нормальный? — озабоченно уточнил Рансу и для верности отошел на пару шагов, не дожидаясь ответа.

Терри состроил кислую гримасу.

— У меня был плохой день, — буркнул он. Не сумев сдержать обиду, он с пол-оборота взвинтил себя и выпалил, о чем безостановочно думал с того момента, как увидел пришпиленные к двери извещения: — Я был неправ, когда хотел взять две булки, знаю. Но это не тянет на красный лист и пятьдесят часов!

Мастер Келва стянул рабочие варежки и небрежно сунул их под ремень. Потёр правое запястье ладонью и глянул на Терри исподлобья.

— Согласен. Но для начала пятьдесят, а потом — если не хватит — еще добавим, — жестко сказал он. — Ты здесь, чтобы понять одну простую вещь, аристократик. Ни один кусок хлеба не появляется без труда. Для того, чтобы получить этот несчастный кусок хлеба, ты пойдешь и просеешь муку, добавишь воду и дрожжи по рецепту, замесишь тесто. Рансу покажет тебе, как формовать заготовку, как обминать, как заворачивать в ткань перед расстойкой. А потом сам испечешь свой хлеб. И так три декады, с пятого по десятый день. Так ты узнаешь цену хлеба. А если и тогда не поймешь, я схожу и оформлю тебе новый лист.

Сердце бешено билось о ребра в груди Терри. Он чувствовал, как тонет в холодной темноте. Даже свет от ламп словно потускнел и в неосвещенных углах зашевелились тени — он видел их краем глаза.

«Три красных листа подряд — проверка на Специальной комиссии», — напомнил он себе. Заорал бы об этом во весь голос, но решил, что лучше промолчать. Все всё прекрасно понимают, какой смысл сотрясать воздух?

Мастер Келва повернулся к Рансу и кивком головы отдал молчаливое распоряжение. К удивлению Терри, тот его прекрасно понял. Бросил короткое: «Пошли, аристократ», и повел Терри мимо печей и столов в отдельный закуток с противоположной стороны, где были свалены в несколько куч мешки с мукой. В центре комнаты располагался большой короб, весь белый. В воздухе стоял запах муки и пыли. Терри немедленно принялся чихать.

Рансу снял со стены большое сито с деревянной рамкой. Протянул Терри, показал, как круговыми движениями протряхивать муку. А сам подтащил открытый мешок ближе и развязал бечевку.

Руки устали и налились свинцом уже через полчаса. А Рансу знай себе подкидывал ему новые и новые порции черпаком и время от времени спокойно напоминал, что нужно управляться поживее.

— По-моему, это дело для рабочих, — выдавил Терри, утирая белой от муки рукой вспотевший лоб. Он не впервые так делал, хотя Рансу предупреждал, что не стоит пачкать мукой мокрое лицо, потому что ощущение стянутой кожи будет еще невыносимее.

— Обычно просеивают муку рабочие, — не стал спорить Рансу. Он обернулся и посмотрел в сторону цеха, откуда доносились приглушенные голоса. — Но сегодня это твоя задача.

— Я имею в виду все это, — Терри облизнул покрытые шершавой коркой губы сухим языком. Мука была повсюду. Казалось, даже из глаз ее можно было выскребать.

Рансу перевернул пустой мешок и аккуратно, не встряхивая, сложил его в четыре раза.

— Нет, «стертые» не могут печь хлеб, — спокойно ответил он. — Хлеб живой, а они этого понять не в силах. Испортят.

Терри попробовал сплюнуть, но не вышло. Рот был сухой. Рансу закатил глаза и повел его умываться. Рядом с водопроводным краном они встретили взмокшего мастера с покрасневшими от жара печей щеками и пустым ведром в руках. Он сравнил Терри с выпотрошенной треской, которую перед зажаркой хорошенько обваляли в муке, и отправил их обоих к тестомесу.