Иллюзия преданности

— В таком случае, можете сесть вот здесь, — гвардеец поставил простой деревянный стул прямо напротив кресла, в котором сидела, сложив руки на коленях, Лассель. — Попробуете сделать хоть шаг — аудиенция закончится немедленно.

Терри послушно сел и наклонился ближе, поставил локти на колени. Посмотрел на мать. Внезапное осознание, что он видит ее в последний раз, обрушилось на него как могла бы рухнуть на голову крыша. Остро захотелось обнять ее худые острые плечи, прижать к себе и ни за что не отпускать. Он смотрел на нее и думал, что так давно не видел, что мог бы не узнать в толпе. Яркие глаза за дымчатыми стеклами потускнели. Волосы были собраны небрежно, будто чужими руками. Будто человеку, который помогал ей привести себя в порядок, было все равно. К тому Терри хорошо знал, что мать не любила укладывать косу короной. И траурные кружевные платки считала пошлостью.

«Какая злая, несмешная шутка», — подумал он с острой жалостью к матери, которая, видимо, совсем погрузилась в себя, раз не замечала, что с ней делают.

— Ма… — начал он, но осекся. Сперва он понял, что не знает, как лучше обратиться к матери, а потом догадался, что любое обращение не будет услышано, если она продолжит смотреть на сцепленные в замок пальцы. Терри обернулся к гвардейцам, стоящим поодаль. Такое фальшивое уважение к чужому горю еще попробуй изобрази!

— Почему она не смотрит на меня?

Они молчали. Им было все равно.

Терри протер лоб носовым платком и сделал вторую попытку.

— Мама, посмотри на меня, пожалуйста.

Лассель подняла тусклые глаза. Даже сквозь затемненные стекла было видно, насколько они красные от недосыпа и усталости.

Короткую вспышку радости, что мать слышит его и понимает, смыла волна разочарования: она смотрела на сына все так же безучастно, как и в зале суда. Терри понял, что страшно устал от этого взгляда.

— Почему ты это сделала? Ты можешь мне сказать?

— Нет, — вот и все, что она сказала.

— Ты хотела что-то доказать отцу? Да пошел бы он… Ты понимаешь, что все кончено? Ты понимаешь, что ты потеряла все… зачем?..

Терри спрятал лицо в ладонях, чтобы не встречаться с ней глазами.

Если мать и собиралась что-то ответить, ее слова потонули бы в шуме, которым наполнился коридор. Но она даже не разомкнула губы. Терри спиной ощутил растущее напряжение, но подумал, что ему все равно, даже если прямо сейчас его выведут в браслетах. Раздался резкий стук.

— Сын Риамен здесь? — спросил незнакомый голос. Мягко и небрежно, будто его обладатель не сомневался в том, что прав.

Терри не обернулся. Он отнял руки от лица и просто смотрел на мать, такую странно незнакомую, искал в осунувшемся лице родные черты, и вспоминал, какой она была прежде. Почему-то вспомнился тот день, когда мать познакомила Терри с юной принцессой. Эсстель тогда сказала, что госпожа Риамен так добра к ней, «будто мамушка».

— Здесь, — отрапортовал надзиратель. — Задержать?

Терри сел прямо. Он ощутил на затылке чужой взгляд и с трудом сглотнул. Он чувствовал себя обманутой бесхвостой лисой из детской сказки с деревянной курочкой в зубах. Как вышло, что он сам отдал пушистый хвост за деревянную курочку?

— Отставить. Пусть прощается. Но его величество хотел поговорить с Риамен наедине. Предупредите, что у него меньше времени.

— Я понял! — возвысил голос Терри, не желая слышать это во второй раз. А то ведь достанет ума и впрямь подойти на два шага ближе и повторить.

Терри хотелось вскочить со стула и хорошенько пнуть его, чтобы отлетел подальше. Его последние минуты рядом с матерью превращались в фарс. Должно быть, господин газетчик с большим удовольствием тиснет на последней странице юмореску с каким-нибудь идиотским названием. «Сын Риамен остался без штанов во время суда», например.

Одновременно с этим смысл его вопросов рассыпался, как зола на ветру. Он копил их, оттачивал до бритвенной остроты — и перестал ждать ответа, когда увидел мать раздавленной и потерянной. Подумал, что единственное, в чем они оба нуждались сейчас, — это запрещенные надсмотрщиком объятия…

— Я знаю, что тебе не разрешат писать письма, — через силу проговорил Терри. — Но если ты найдешь способ передать весточку… что у тебя все хорошо. Я бы хотел знать, как ты…

Неправильное слово «устроилась» костью застряло в горле. Мать не слушала его. Подняла голову и посмотрела сыну через плечо. На посеревшем лице появились, наконец, эмоции. Ее тонкие брови страдальчески надломились.

Терри обернулся и увидел короля в белом мундире с золотыми пуговицами. Он вошел в комнату и с легким стуком закрыл за собой дверь.

— О, не беспокойся об этом, племянник. Если уж Братоубийца находит способы передавать сообщения в Акато-Риору, несмотря на то, что за его голову назначена баснословная награда…

Терри встал, стараясь ненавязчиво придерживать рукой брюки, и поклонился.

— Мне очень жаль, что наша встреча произошла при таких печальных обстоятельствах, племянник, — расстроенно признался король, не спеша стягивая белые перчатки. Снял с головы фуражку, пригладил тыльной стороной ладони волосы на виске и вручил свои вещи надзирателю. Тот принял их беспрекословно, как само собой разумеющееся.

— Ты попрощался? Если тебе нужно еще несколько минут, не стесняйся — я подожду.

Терри оглянулся на мать, которая не отводила глаз от короля.

— Можно нам обняться на прощание? — спросил он. Лицо надзирателя перекосилось, он свел густые брови к переносице. Король широко улыбнулся и ответил прежде, чем гвардеец успел возразить.

— Разумеется.

— Ваше величество… — конвоир неуверенно глянул на безучастную Лассель Риамен.

Король жестом приказал гвардейцу замолчать. Добродушная улыбка стала еще душевнее.

— Я дозволяю, сотник. Не стоит беспокоиться.

Терри подошел к матери и подал ей руку, чтобы помочь встать. Она не сразу поняла, что он хотел. А когда ее узкая кисть невесомо легла на его ладонь, Терри поразился тому, насколько она холодная. Он неловко обнял мать одной рукой, ощутил ее легкое прикосновение, но под внимательным взглядами надзирателей не сумел удержать в себе теплое чувство. У него не получилось даже на один миг воскресить того мальчишку, каким был много лет назад. Не вышло и вернуть прежнюю, живую Лассель Риамен.

Эта изменница с пустыми глазами, которая молчала, будто воды в рот набрала, не имела к ней никакого отношения.

— Прощай, мама, — глухо сказал Терри. Он отметил, что вырос на полголовы выше матери. В другое время это наблюдение вызвало бы в нем какие-то эмоции, но только не сейчас.

— Прощай, — эхом отозвалась она и первая опустила руки.

Терри прошел мимо короля и гвардейцев, низко опустив голову. Никто не нарушил неловкую тишину, какая возникает, когда при сцене, не предназначенной для зрителей, присутствуют посторонние. Гвардейцы, должно быть, хорошо видели, что никаких запрещенных писем, оружия и даже веществ он матери не передавал. О чем думал король, какие слова ожидал услышать от «племянника» — Терри не знал. Промолчать было проще. Он взялся за дверную ручку.

— С ремнем ты неплохо придумал. Или Алпин подговорил?

Терри остановился.

— Нет, ваше величество.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Я чувствую то же самое, — искренне сказал король. Он задумчиво прокручивал на пальце массивный перстень с аметистом. — В жизни случаются события, которые ты не можешь принять и изменить не в силах. Именно они ранят больнее всего.

Терри еще раз низко поклонился и вышел в коридор.

Его ждали.

Глава вторая. Рыба, которую никто не съест

Не успел Терри отойти от двери, как рядом оказались те двое, в костюмах.

— Господин Риамен, не уделите время? Нам необходимо побеседовать наедине. Надеюсь, у вас нет неотложных дел.

Терри аккуратно высвободил локоть, за который его вежливо придерживали цепкие пальцы. К нему подошли против света. Он не мог различить черты лица, но даже в полумраке кожа незнакомого мужчины выделялась аристократичной бледностью. Да и светлые волосы, аккуратно зачесанные на затылок, даже в темноте нельзя было принять за черные.