Лимузин

Они шустро запрыгивают в лимузин, и водитель берет курс на особняк Апраксиных. Ехать еще минут сорок, и потому Макс неплохо расслабляется, имея каждую из них… правда, совсем по чуть-чуть. К финалу он приходит довольно быстро, если только не пьяный, а когда дело касается сразу трех красоток… надолго его не хватает. Когда он кончает, одна из них, блондинка, опускается на колени, и хочет поработать ртом, как вдруг их мажорик резко оттолкивает ее, будто даже испугавшись.

– О нет, детка, – заявляет он, – в рот возьмешь у другого чувака.

– У другого? – подпрыгивает блондинка, прикрывая обнаженную грудь своей же одеждой.

– Эй! Мы так не договаривались! – вставляет свои пять копеек брюнетка.

– Это точно! – заявляет рыжая. – Мы тебе что, шлюхи?! Ты нас под кого подложить собираешься?!

– Спокойно, девчули, – Макс облизывает губы. – Мы едем к моим очень… хорошим друзьям. Они охрененно богатые. Это брат с сестрой. Поверьте, девчонки… стоит лишь ему отсосать – и можешь не работать до самой старости.

– С сестрой? – спрашивает блондинка.

– Да, она… типа лесби.

Рыженькой, кажется, это нравится.

– То же самое. Все ее подружки ходят в шелках, жемчугах да шубах! Зуб даю!

– Шубы из песца? – спрашивает блонда. Она, вообще-то, не по девочкам, но слово «шуба» ее зацепило.

– Писец, да, – произносит Макс, улыбаясь и кивая. – Самый, что ни на есть, писец…

***

Писец приходит практически сразу.

На этот раз девушки успевают покричать, глядя, как увеличиваются рты двух их любовников, лежащих с ними в одной постели, и превращаются в огромные пасти. Первыми отправляются на тот свет рыжая и брюнетка, блонда продолжает орать и бежит к выходу, где ее и перехватывает Макс.

Она кричит ему в лицо, матерится, визжит, а затем ее кровь брызгает ему в лицо, когда с ее шею вгрызается пасть Давида.

– Это… мерзко, – говорит Макс, вытирая лицо салфеткой.

Вся комната Давида, включая шкуру медведя, забрызгана кровью.

Олимпиада поворачивает голову, хрустя шейными позвонками – ее лицо снова принимает человеческую форму.

– Не так мерзко, как смотреть на твое уродливое лицо, – говорит она, лишний раз напоминая о том, почему он им служит.

Макс бросает на нее взгляд и не может сдержаться, чтобы не посмотреть на оголенные безупречные груди. Этот взгляд почти сразу же замечает Давид.

– Ты куда это смотришь, сука?

Макс тут же переводит взгляд на него и вытягивает руки вперед, словно пытается остановить.

– Я не смотрел, Давид! Клянусь!

Но вмиг оказавшийся возле него хозяин особняка уже хватает оправдывающего юношу за горло, поднимает вверх, лишая опоры под ногами.

– Лишь я один… могу смотреть на нее, – цедит он сквозь зубы, а затем тащит того к зеркалу. – Посмотри на себя, сука.

Макс ощущает, как его опускают на пол, он встает на колени, но держит глаза крепко зажмуренными. Он знает, что перед ним сейчас зеркало.

– Смотри… на себя…

Губы Макса дрожат. Он не хочет этого делать.

– Я оторву твои чертовы веки, если ты сам их не поднимешь!

И Макс знает, что Давид слов на ветер не бросает, и потому открывает глаза, и видит свое изуродованное лицо. В отражении оно принадлежит настоящему монстру. Изрезанное, обожженное и будто пережеванное, оно больше похоже на жуткое мясное месиво, чем на лицо.

Именно таким он был полгода назад… именно таким он стал. И хотел повеситься… когда эти двое и предложили вернуть ему былую красоту.

«Я буду таким, как раньше?» – спросил он тогда Олимпиаду.

«Даже лучше», – ответила она и не солгала.

«Но только для других. В отражении любых зеркал… ты будешь по-прежнему видеть свое уродство», – добавил Давид. И тоже оказался прав.

Быть уродом в зеркалах… но красавцем – в глазах окружающих… этого ему хватало.

– Мне, знаешь что, кажется… – произносит Давид, – от блондинки… воняло твоим вонючим членом…

– Нет! Нет! – Макс начинает судорожно качать головой. – Она хотела было, опустилась почти, но я сразу же ее оттолкнул, Давид! Клянусь! Богом клянусь!

И лицо Давида опускается на уровень с лицом Макса.

– Как ты можешь клясться тем… кого нет? – шепчет он, и Макс готов расплакаться. Он прямо ощущает, как сейчас Давид либо сожрет его, либо сделает ему больно. Он давно уже обещал вырвать ему яйца, но до сих пор этого удавалось избежать. – Но… ты, кажется, не лжешь. Только… не смотри больше на мою сестру, окей?

И Давид отпускает Макса.

– А теперь иди на хер отсюда, – и Макс ползком несется к выходу, пока его господин не передумал. По пути он марает руки и брюки в крови, но это малая цена на сохраненную в очередной раз жизнь. – И скажи Инне, чтобы убралась тут!

***

Лимузин Олега медленно катится по улицам Парижа. Он пробыл тут почти весь день, и сейчас уже начинает темнеть. Он вдруг понимает, что хочет есть, так как пропустил ужин. В животе урчит.

Ему хочется что-нибудь мясное, или что-нибудь, что это мясо могло бы сымитировать. Какой-нибудь хот-дог хотя бы… или гамбургер.

Но мысли о еде пропадают мигом, когда Олег замечает идущую прямо рядом с дорогой фигуристую девушку в коротенькой юбочке.

– Ну ка помедленнее, Патрик, – просит он, и лимузин проезжает мимо нее очень медленно, чтобы Олег мог разглядеть не только фигуру, но и лицо. И оно… прекрасно! – Еще медленнее!

Автомобиль теперь идет со скоростью девушки. Та заинтересовано смотрит на шикарный лимузин. Олег опускает окошко, и вдруг осознает, что совершенно не говорит по-французски.

Недолго думая, он выдает:

– Hello! – и машет ей рукой.

Девушка мило улыбается.

– My name is Oleg. And you?

Она отрицательно качает головой, как бы говоря, что по-английски не сечет.

– А по-русски? – с надеждой спрашивает он, но девушка лишь мило усмехается и снова качает головой. – Ты красотка.

Говорит он и улыбается.

И лишь затем поднимает окно. Кажется, девушка выглядит немного расстроенной.

– Ладно, гони… – произносит Олег, и лимузин набирает ход. – Хочу домой. Но не в деревню. Давай… в столицу… к той квартире, где мы с тобой встретились три дня назад.

Он не хочет ехать в Нетлевск. Мамы уже нет… а брат… брат словно свихнулся на этой сумасшедшей девке. Он не хочет знать, что он там делает с ней, пусть даже трахает прямо сейчас на маминой кровати. А слова Адвоката… они не имеют для него никакого значения. Только не сейчас. Весь этот бред про отца, мать, брата с сестрой – все это сейчас является для него обузой, чем-то очень сложным… тем, о чем сейчас он не хочет думать. Сейчас он лишь хочет приехать домой и лечь в свою постель. Завтра утром он пойдет в университет и вернется к своей обычной серой жизни…

Вот только…

Он смотрит по сторонам, оглядывая салон лимузина.

Вот только вернется он не совсем к старой жизни! В его голове уже мелькают сюжеты всех его многочисленных свиданий. Начиная с того, что все просто рты пораскрывают, когда увидят, что он на пары ездит на лимузине, он представляет, как говорит какой-нибудь красотке: «Приглашаю тебя на свидание в Египет», – во-ба-на! И они уже в Египте.

Этот сюжет его более чем устраивает, и потому он, довольный, вылезает из машины, глядя на подъезд своей съемной квартирки. Гладит лимузин по крыше, облизывает губы, затем хлопает его по крыше, как старого друга.

– Мы с тобой, Патрик… столько девок подцепим… – мечтательно говорит он и идет домой. – Спокойной ночи, Пэт!

И лимузин сигналит, отчего у Олега ёкает сердце.

– Надо… к этому привыкнуть, – тихо говорит он, пытаясь усмирить участившееся сердцебиение.

***

– Придется… к этому привыкнуть, – говорит медсестра психлечебницы Арине, ставя ей укол в ягодичную мышцу. Та лежит смирно, никаких проблем никому не доставляет. – Говоря откровенно, мне самой сначала было страшно, но ты не волнуйся. Буйных мы к тебе близко не подпустим.