Спой для меня

Странно, но Петя заставил меня улыбаться после того, что сделал Герман. Я вся пропиталась его цитрусовым ароматом, и теперь он преследовал меня всюду, куда бы я ни шла и что бы я ни делала. Даже после душа я чувствовала его навязчивый аромат, и от этого мне становилось грустно.

Я не могла отпустить Амурского и расстаться с мыслями о нем. Я все еще помнила, как мое тело сегодня отозвалось на его поцелуи, и вздрагивала от бессилия. Я хотела его каждой фиброй своей растерзанной души, а раненое сердце сжималось тисками, когда я вспоминала его колючие прикосновения. Он вновь обжег мой рассудок, поставил на нем свое клеймо.

Даже в театре я не смогла расслабиться, что не осталось без внимания Карнилова. Продюсер сегодня и так был не в духе, но после того, как я сфальшивила в песни, окончательно взорвался. Рвал и метал. Орал так, что стены театра тряслись. О таком его поведении меня уже предупреждали, но я не верила, что милый мужчина на такое способен.

Сегодня было много неточностей и недочетов. Хореография оставляла желать лучшего. Точнее, танцы были четкими и красивыми, но мешали главной линии, поэтому все мои движения по сцене, которые Карнилов раньше расхваливал, сегодня подверглись жесткой критике. Было решено переставить ведущие лица, Ассоль и Грея, на лестницу, привезенную из-за кулис.

Картина постановки преобразилась, все заиграло по-новому. Мне даже понравились такие перемены, в отличие от большинства актеров.

Попрощавшись, я вылетела на морозный воздух. Причудливые снежинки кружились в воздухе, а величественный театр возвышался над площадью ажурной громадиной. Только вот Пети не было. И сообщений от него тоже. Я сама ему написала, но ответа не последовало. Решила еще немного подождать.

Прошлась по площади, уселась на край заснеженного фонтана. Ногой стала притаптывать только что выпавший снег, кутаясь в шубу. Холодно. Я быстро замерзла, поэтому решила пройти еще один круг по площади. Свет в окнах театра погас. Время подходило к девяти вечера. Я еще раз написала Пете, но в ответ тишина.

Неужели, он решил меня кинуть? Подшутить надо мной таким образом?

За колонной театра появился темный силуэт, слабо освещенный фонариками. Я с ужасом осмотрелась по сторонам. На площади никого, а незнакомец, кажется, идет в мою сторону.

Надо убираться отсюда как можно скорее.

Я не успела сделать и пары шагов, как он меня догнал.

Герман!

— Что ты здесь делаешь? — зашипела я, стараясь прийти в себя после испуга. Надо же было ему побежать за мной и схватить за руку! Чуть сердце не потеряла.

— Дизайнер твой тебя кинул, да? — довольно улыбается, почти смеется. Побрился.

— Нет! Перенесли встречу, Петя скоро приедет, — складываю руки под грудью и наблюдаю, как улыбка сходит с его дьявольски красивого лица. — Ты зачем приехал?

— Не твое дело, — огрызается в ответ.

Я отворачиваюсь и иду по площади, все ближе к фонтану. Слышу шаги позади себя. Герман идет по пятам, как хищник, готовый напасть в любой момент. Ускоряю шаг, и Амурский делает тоже самое. Не отстает, тень его крадется за мной.

— Что тебе нужно? — резко поворачиваюсь в его сторону, и тут врезаюсь в массивную грудь. Взвизгиваю и отскакиваю назад, но тут же поскальзываюсь.

Считаю мгновения до соприкосновения с землей, мысленно готовлюсь, как буду собирать свои косточки, рассыпанные по площади после такого удара, но сильные руки ловят меня в последний момент. Я невольно дрожу, пропитываясь этим мгновением.

Чувствую, как сильно зажгло ногу в области щиколотки, даже искры из глаз от боли полетели. Этого только сейчас не хватало.

— Мне больно, — выговариваю шепотом прямо в лицо Амурского, морщусь и начинаю хныкать, как маленькая девочка. Нога ноет так, будто сломалась.

— Что болит? — Амурский продолжает держать меня в паре сантиметров от земли.

— Нога, вот там, где щиколотка, — закрываю глаза, и слезы бегут по щекам. Герман подхватывает меня, и я невольно обнимаю его шею.

Чувствую аромат апельсинов и глубоко вдыхаю. Крышу сносит от его близости, и вот уже почти ничего не болит. Даже сердце с ним начинает биться ровнее и спокойнее.

— Я думаю, дизайнер твой уже не приедет, — шепчет мне на ухо. — Я отвезу тебя домой, ладно?

Я согласно киваю, потому что не хочу больше ждать чего-то. Я хочу домой.

К нему домой.

8.4

Деловые недоотношения:

Герман

Я видел, как она засыпает на соседнем сидении моей тачки. Видел, как плавно вздымается ее грудь, как подрагивает темная череда ресниц, как тает снег на ее волосах. Такая беззащитная и нежная. Моя роза. Мой ангел.

Я припарковался во дворе у ее дома, но не заглушил мотор.

Знал, что должен с ней попрощаться. Но Малинова так сладко сопела, подложив под голову согнутый локоть, что не посмел нарушать ее покой.

Ничего лучше не придумал, чем забрать ее к себе.

У ее кровати я просидел почти до четырех утра, рассматривая смешные веснушки на ее носике и посмеиваясь, как во сне хмурятся ее брови. Вика не проснулась, когда я осторожно вытянул ее тело из машины и прошел в дом, когда Фаина Ивановна взвизгнула от восторга, что вернулась милая «хозяюшка».

Мне теперь только и оставалось, что наблюдать за ней спящей. Уверен, что она больше никогда не подпустит меня к себе так близко наяву. Я сделал ей слишком больно со своей ревностью. Этот скандал на пустом месте, фееричный секс в машине. А потом… я просто выставил ее за порог. Выгнал. Растоптал.

И сам чуть не сошел с ума, потому что потерял часть себя вместе с ней.

Мне не спалось в пустой постели, потому что знал, там, через несколько комнат, мой ангел.

Вика разбудила меня уже днем. Она осторожно постучала в дверь, и я подорвался с постели, чтобы открыть. Вика уже оделась, даже прическу и макияж успела сделать.

— Нам нужно поговорить, — тихо прошептала она.

Я рассчитывал на другое начало дня. Рассчитывал хотя бы на «доброе утро». Но по серьезному взгляду ангелочка понял, что ничего из моих фантазий сегодня не осуществиться.

Мы прошли в столовую, и Вика сразу заняла место, где завтрака перед моим отъездом в Японию. Невольно улыбнулся и помедлил, но тут же наткнулся на непреклонно серьезный взгляд.

— Герман, мне очень нелегко дается наше расставание, а своими поступками ты только все усугубляешь, — вкрадчиво выговорила Вика, отчеканивая каждое слово.

Ее уверенный взгляд внимательно осмотрел мое лицо. Все было как прежде. Она в моем доме. Мы сидим за одним столом. Кажется, ничего не может разрушить этой идиллии. Если бы только Вика не хмурила брови. Если бы только не старалась уничтожить меня блеском голубых глаз.

— Скажи, чего ты хочешь? — я с надеждой накрыл ее руку ладонью, но Вика моментально вырвалась.

— Я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни, — Вика опускает глаза и больше не смотрит в мою сторону.

Я вижу, как ее ресницы дрожат. Как нервно она сжимает руки в кулаки.

— Я не могу исчезнуть, Вика. Ты теперь работаешь в моем кафе.

— Я уволюсь, — выдавливает сквозь зубы, отворачивается. Теперь я вижу только ее спину, укрытую волнами светлых волос.

— Вик, я могу перестать приезжать в кафе. Мы можем ограничить контакт, но…

— Что но? — Малинова поворачивается ко мне, когда молчание становится невыносимо долгим.

— Но я не стану любить тебя меньше, — шепчу ей в лицо, наблюдая за реакцией.

Девушка краснеет, машет головой, нервно улыбается.

— Отпусти меня, если любишь. Оставь меня в покое, Герман. Я больше не могу так жить. Не хочу жить.

— Скажи, кого ты хочешь обмануть? — тянусь к ее лицу, хочу взять за подбородок и заставить смотреть в глаза, но Малинова отмахивается от моей руки.

— Я не обманываю, Герман, я не люблю тебя. Никогда не любила. Мне просто нужно было, чтобы ты оплатил учебу в академии, чтобы я попала на прослушивание. Я скоро уеду из России. И мы никогда больше не встретимся.