Страница 19 из 24
Все эти мысли, похожие на бред, прокручивались в голове у Крошки с пулеметной скоростью, а были и ещё какие-то — совсем лишние. Он, правда, знал по опыту, что их не следует брезгливо отбрасывать в сторону. Все, приходящее в голову по ходу работы, — для чего-то нужно. Так уж устроена его весьма неординарная голова.
«Странно, — думал он, — почему зачастую самые смешные и дурацкие прозвища оказываются самыми устойчивыми по жизни. Ну, то что он при росте под два метра и с косой саженью в плечах именуется Крошкой — это не слишком оригинально, а вот Фил вовсе не был известен в других местах как Филипп. Просто со школьных лет увлекался „Битлс“, повсюду напевал их песни. Одной из любимых была знаменитая „If I feel“[1] Леннона. И ещё на первом курсе кто-то сказал ему: „Что ты там бормочешь? Если я Фил? Конечно ты Фил, самый натуральный…“ С тех пор и пошло. Я тоже очень люблю „Битлов“ и часто их музыка, строчки их песен помогают мне, подсказывают что-то… Какая же разгадка скрывается сегодня во фразе „Если я почувствую“?»…
Ответа пока не было, зато он все отчетливее понимал, что Циркач не успеет сообщить им уже ничего. После второго убийства начнется чехарда в ускоренном темпе, и надо будет только успевать поворачиваться. Почему же он решил, что все-таки стоит поворачиваться по их приказам, а не отворачиваться от этих странных людей? Ведь не потому же, что всю дорогу в вертолете — а какое там, к черту, общение через шлемофоны! — Циркач агитировал его «за советскую власть», то есть за немедленное спасение всей российской экономики путем спасения финансовой империи господина Аникеева? И не потому, в конце концов, что об оплате говорили, не называя сумм, а это, как правило, означало очень большие деньги. И даже не потому, что у этих чудаковатых людей, работающих не по канонам спецслужб, а скорее по канонам хорошо отлаженного механизма совкового министерства, такие огромные возможности на самом верху и даже в международных организациях — этим сейчас никого не удивишь. Те же наркодельцы — при их-то деньгах! — иногда бывают и с президентами и с премьерами «вась-вась».
Нет, что-то другое подкупало его в фирме Аникеева-Мышкина, какая-то бесшабашность и романтизм, отсутствие цинизма, что ли, неотъемлемо присущего любым бандитам или сотрудникам спецслужб. И внутренний голос подсказывал: берись за это дело.
«Если я почувствую…»
Вот оно! Верить не логике, а ощущениям. А внутренний голос — это и есть то самое чувство.
«Конечно, — подумал он ещё через полминуты, — в итоге мы все пятеро почти наверняка снова вляпаемся в какое-нибудь дерьмо, но попутно — и это тоже наверняка — узнаем много интересного».
И вот поймав себя на этом сверхцинизме — мечтах о поиске интересной информации в дерьме, — Крошка мысленно рассмеялся и даже внешне не смог сдержать улыбки. Очевидно, не смог, потому что сразу перехватил удивленный взгляд Циркача и обиженный, если не сказать возмущенный — Фила: человека убили, а этот придурок улыбается!
Но Крошка знать не знал никакого Эдика и мог сейчас думать только об одном — о непосредственно предстоящей им работе.
Из специального досье Четырнадцатого Главного Управления ФСБ (ЧГУ)
Большаков Андрей Николаевич, 1966 года рождения, русский, кличка — Крошка, родился в г. Чжаланьтунь (Китай), женат с 1987 года, жена — Мария Анатольевна Чистякова, 1964 г.р., сын — Егор, 1993 г.р., отец — Большаков Николай Иванович, русский, полковник инженерных войск, мать — Рубцова Зоя Никитична, русская, врач. Среднюю школу закончил в Челябинске, в 1983 поступил в высшую школу КГБ. С 1988-го в штате Девятого главного управления. В 1990-м завербован, в 1991-м официально переведен в штат ЧГУ. С 1991-го по 1994-й спецучилище ЧГУ. Присвоено звание — капитан. С 1995-го по 1997-й — Чечня. Возглавил группу спецназа. Сентябрь 1997-го — вместе с группой выведен из личного состава ЧГУ за нарушение воинского Устава. Официально — в розыске.
Особая характеристика: раскрытие латентной энергии организма с помощью алкоголя (Большаков возражает против изучения этой своей особенности); умение подчинять себе людей, организовывать и проводить сложнейшие спецоперации; выдающиеся аналитические способности; коэффициент экстрасенсорного восприятия опасности — 0,94 (более высокий коэффициент не зафиксирован ни у одного человека в мире).
Подвал производил сильное впечатление. И глубиной и территорией — на добрый квартал. В самом центре Москвы! Кому это раньше принадлежало? Двух ответов на этот вопрос быть не могло. Подземные спецсооружения столицы, которые так любил обустраивать Отец народов, находились исключительно в ведении НКВД. И где-то оно теперь, это ВЧК-КГБ? Почему ушами хлопает?
А подвал-то хорош! Особнячок над ним — как капитанский мостик над огромной подводной лодкой. В подземелье располагались, всякие офисы, небольшой конференц-зал, лаборатории, склады, просторная столовая, скорее похожая на ресторан, спортзалы, сауна с двадцатипятиметровым бассейном, огромный, отлично обустроенный тир… Не хватало разве что конного манежа, да еще, пожалуй, танкодрома для полного счастья. И что характерно, все эти помещения были обеспечены прекрасной вентиляцией, кондиционированием и высококачественной имитацией дневного света. А помимо лифта, на котором они и приехали, имелись ещё массивные железные двери, как у шлюзовых камер, выводящие, надо полагать, в туннели метро — для доставки грузов и на случай экстренной эвакуации.
Их пятерых прежде всего попросили раздеться, принять душ (для бодрости) и выдали грамотные спецназовские комплекты — комбезы с веревочной сеткой, защищающей от прилипания к телу, легкие и прочные ботинки, очень компактные бронежилеты из нео-кевлара, шлемы с забралом — все по-взрослому! Одежду цивильную сдали на склад по описи, пока ребята мылись. Карманы и швы были, надо думать, тщательно проверены. Да только нечего там было искать — их же всех повыдергивали из дома да с отдыха, кроме Циркача, про которого и так было все известно, и Шкипера, сдавшего, естественно, свое табельное оружие. Стволы выдали, может, и не новейшие, но вполне серьезные и удобные — «кедры». Поразил боекомплект, рассчитанный вне всяких сомнений на многочасовой бой. По четыре лимонки на каждого — это тоже было немало. После такого казалось особенно интересным выслушать непосредственную боевую задачу.
1
Если я почувствую (англ. ).