Птица малая

Он повернулся, окинув холодным взором своего секретаря, все это время сидевшего с мрачным видом. Голос Джулиани не изменился, но Фолькера обожгли его слова:

– Я не судья для Эмилио, отец Фолькер. Также как и пресса. И так же как Йоханнес Фолькер из Ордена иезуитов.

Эту встречу они завершили одной или двумя деловитыми фразами, однако младший по званию удалился, сознавая, что заступил за рамки дозволенного как в политическом, так и духовном отношении. Фолькер был компетентен и неглуп, но, как это ни странно для иезуита, мыслил полярными категориями: все было для него черным или белым, грехом или добродетелью, Мы против Них.

И все же, думал Джулиани, такие люди могут быть полезны.

Отец Генерал сидел за письменным столом, крутя в пальцах перо. Репортеры считали, что мир имеет право знать правду. Винченцо Джулиани не видел необходимости хоть как-то потворствовать этой иллюзии. С другой стороны, существовал вопрос, что предпринимать в отношении Ракхата. И он чувствовал, что Эмилио нужно подвести к какому-то решению. Иезуиты не в первый раз сталкивались с чужой цивилизацией, и эта миссия была не первой, закончившейся плачевно, а Сандос не был первым священником, который себя опозорил. Нынешняя ситуация была прискорбной, но не безнадежной.

Его можно спасти, думал Джулиани упрямо. У нас не так много священников, чтобы мы могли с легкостью его списать. Проклятье, он же один из Нас! И разве мы вправе объявлять, что миссия провалилась? Возможно, семена были посеяны. Бог знает.

Тем не менее обвинения против Сандоса и остальных были очень серьезными.

Сам Винченцо Джулиани был склонен полагать, что с миссией ошиблись в самом начале, когда решили привлечь женщин. Уже на этом этапе дисциплина дала трещину, думал он. Времена тогда были иные.

Направляясь в свою темную комнату на восточной стороне Римского Кольца, Джон Кандотти размышлял над той же проблемой. У него была собственная теория о том, отчего дело пошло наперекосяк. Миссия, считал он, вероятнее всего, провалилась из-за серии логичных, здравых, тщательно взвешенных решений, каждое из которых на тот момент казалось отличной идеей. Большинство грандиозных несчастий случаются как раз по этой причине.

2

Аресибский радиотелескоп, Пуэрто-Рико: февраль, 2019

– Джимми, я только что слышала, что к тебе приписали стервятника! – прошептала Пегги Сунг, и вот так был сделан первый шаг к миссии на Ракхат. – Ты собираешься с ним сотрудничать?

Джимми Квинн продолжал двигаться вдоль линии торговых автоматов, ставя на поднос цыпленка с рисом, упаковку горохового супа и два сандвича с тунцом. Он был несуразно высок, лишь к двадцати шести годам перестав расти, но оставался худым и постоянно чувствовал голод. Остановившись, чтобы взять два пакета молока и пару десертов, Джим проверил, во сколько ему все это обойдется.

– Если будешь сотрудничать, остальным станет намного хуже, – сказала Пегги. – Ты видел, что случилось с Джеффом.

Направившись к столу, где было лишь одно свободное место, Джимми опустил свой поднос. Пегги Сунг остановилась позади него и уставилась на женщину, сидевшую напротив Квинна. Та решила, что пора заканчивать ленч. Обойдя стол, Пегги уселась на еще теплое сиденье. Некоторое время она просто глядела, как Джимми орудует вилкой в груде риса и кусков курицы, все еще поражаясь количеству еды, которое ему требовалось. С тех пор как Пегги его выгнала, ее расходы на продукты уменьшились вчетверо.

– Джимми, – сказала она наконец. – Ты не сможешь от этого уклониться. Если ты не с нами, то против нас. – Пегги по-прежнему шептала, но ее голос вовсе не был мягким. – Если все откажутся сотрудничать, они же не смогут уволить всех.

Спокойные голубые глаза Джимми встретились с ее, черными и требовательными.

– Сомневаюсь, Пегги. По-моему, за пару недель они могут заменить весь персонал. Я знаю парня из Перу, который готов делать мою работу за половину моей зарплаты. А Джефф, когда отсюда уходил, получил отличные рекомендации.

– И все еще без работы! Потому что отдал стервятнику все, что имел.

– Пегги, это решаю не я, ты ведь знаешь.

– Чушь!

Несколько человек посмотрели на нее. Перегнувшись через стол, она опять зашептала:

– Ты же не марионетка. Все знают, что ты помогаешь Джеффу с тех пор, как его уволили. Но смысл в том, чтобы не позволять им выжимать из нас все соки, а не в том, чтобы помогать жертвам, когда поезд ушел. Сколько раз я должна это объяснять?

Резко откинувшись назад, Пегги Сунг посмотрела в сторону, пытаясь понять, почему люди не способны видеть, как система стирает их в порошок. Джимми усвоил одно: усердно трудись и не создавай проблем. И куда это его заведет? В канаву, вот куда!

– Сотрудничать со стервятником или нет – это твое решение, – сказала она напрямую. – Они могут приказать, но ты сам решаешь, выполнять приказ или нет.

Поднявшись, она собрала со стола свои вещи, ненадолго задержала взгляд на Джимми. Затем повернулась к нему спиной и направилась к двери.

– Пегги!

Устремившись за ней, Джимми протянул руку и слегка коснулся ее плеча. Он не был красавцем. Нос слишком длинный, к тому же не лучшей формы, глаза посажены чересчур близко и глубоко, как у обезьяны, улыбка от уха до уха, курчавые рыжие волосы напоминают детские каракули. Но в совокупности все это на несколько месяцев очаровало ее до беспамятства.

– Пегги, дай мне шанс, ладно? Я погляжу, нет ли решения, которое устроило бы всех. Не может быть, чтоб оно не нашлось.

– Конечно, Джимми, – сказала она.

Он милый парень. Глуповатый, но милый. Пегги смотрела в его серьезное, открытое, наивное лицо и знала, что он найдет какое-нибудь благовидное, жалкое оправдание своему смирному поведению.

– Конечно, Джим. Погляди, – повторила она…

Конфронтация с грозной Пегги Сунг могла бы помешать трапезе менее крупного мужчины. Но Джимми Квинн привык к маленьким напористым женщинам, и аппетит у него не убавился. Мать Джимми жаловалась, что кормить его все равно, что забрасывать уголь в топку. Поэтому, когда Пегги гордо удалилась из кафетерия, он вернулся на свое место и расправился с оставшейся едой, размышляя над ситуацией.

Джимми не был глупым, но его растили любящие родители и обучали хорошие преподаватели, и это выработало в нем привычку к послушанию, озадачивавшую и бесившую Пегги. В его жизни старшие раз за разом оказывались правы, и по прошествии времени он осознавал разумность решений своих родителей, преподавателей, боссов. Джимми вовсе не радовало, что его работу в Аресибо будет выполнять программа ИИ, но, если б это затрагивало только его, он, вероятно, не стал бы возражать. На телескопе Джимми трудился лишь восемь месяцев – срок недостаточный, чтобы привыкнуть к должности, с которой ему так повезло. В конце концов он и не рассчитывал, что выпускники с ученой степенью астронома идут нарасхват. Платили здесь мало, а за места дрались свирепо, но в нынешние дни такая ситуация почти везде. Его мать – маленькая, напористая женщина – убеждала Джимми заняться чем-то более практичным. А он, запав на астрономию, возражал, что если уж предстоит сделаться безработным (что по статистике вполне вероятно), то лучше быть безработным в сфере, которую выбрал сам.

На протяжении восьми месяцев Джимми мог радоваться, считая свои доводы оправданными. А теперь, похоже, Эйлин Квинн оказалась права.

Собрав остатки своего ланча, он упаковал их в подходящую тару и пошел к своей кабинке, уворачиваясь от дверных притолок, низких светильников, труб, по сто раз на дню угрожавших вышибить из него дух. Письменный стол, за которым Джимми сидел, смахивал на беззубый рот, и благодарить за это следовало отца Эмилио Сандоса, пуэрториканского иезуита, с которым он познакомился через Джорджа Эдвардса. Джордж был вышедшим на пенсию инженером, который на аресибской антенне бесплатно проводил экскурсии для школьников и туристов. Его жена, Энн, работала врачом в клинике иезуитского общественного центра, расположенного в Ла Перла – трущобах, начинавшихся сразу за окраиной Старого Сан-Хуана. Все трое нравились Джимми, и он старался посещать Сан-Хуан как можно чаще, хотя сорокамильная поездка по перегруженному транспортом шоссе очень утомляла.