Страница 29 из 34
В Слободзее, в его, так называемой «русской части», довольно далеко от села был устроен большой международный студенческий городок. Назывался он так потому, что в нем находились и работали студенты из разных стран мира, обучающиеся в Москве, в университете Дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Большой интернациональный отряд студентов заполнял это место много лет подряд. Наши районные «активные» люди, естественно, позаводили контакты с приезжающими руководителями тех отрядов, и за пару десятилетий значительная группа наших местных ребят и девчат тоже обучалась в том университете. Так; сказать, взаимное обогащение. Во многих бригадах района были расположены студенческие отряды, но наш интернациональный спецотряд являлся особым и стоял на особом контроле на всех уровнях, поэтому отнимал у тех, кому положено, в том числе и у меня, много испорченных нервных клеток. Как только где-нибудь межнациональный или межгосударственный конфликт, то Эфиопия с Сомали ежегодно не мирятся, то одно Конго (Браззавиль) воюет с другим Конго (Киншаса), да и много других было подобных стычек, тут же начинаются конфликты тех же эфиопов-студентов со студентами из Сомали и т.п. Что делать, они дерутся, а мы их все вместе мирим. Выезжаем, уговариваем, иногда и сдерживаем.
Парень был один интересный с Кубы. Теофилом звали. Я почему помню, потому что в те времена на любительском боксерском ринге в тяжелой весовой категории доминировал Теофил Стивенсон, трех-кратный чемпион мира. Вот и тот студент был высокий, статный такой, слегка смуглый, выгодно выделялся среди всех студентов отряда. «Предки» у него, скорее всего, были не обычные люди, потому он держался всегда обособленно и высокомерно. А может, характером был горячий, не знаю, но еще при первом знакомстве по их заезду я обратил на него внимание. Он ни с кем не дружил, даже с теми ребятами, что жили вместе с ним в отрядном домике.
Буквально через пару дней после их приезда звонит секретарь парткома моего родного колхоза, женщина, просит приехать в первую бригаду, там в отряде какое-то ЧП. Приезжаю в отряд, старший докладывает, что один студент закрылся в домике, ни ест, ни пьет, сам не выходит и никого не впускает. Причина в том, что он привез с собой мощный магнитофон, а в домике деревянном нет розетки, не положено по правилам техники пожарной безопасности. Пошел я к нему, через окно договорился, впустил он меня в домик, переговорили, пообещал я ему помочь с той розеткой.
Поехал в «сельхозтехнику», выписал на колхоз поллиста асбоцементной фанеры и метров десять бронированного кабеля с розеткой, взял в гараже колхозного электрика, поставили на шурупах асбестовую плиту, провели отдельный кабель, поставили розетку. Все, он очень доволен и все довольны, в отряде появился мощный по тем временам магнитофон. Вроде, какое-то время было тихо, в Африке тоже как-то с войнами поутихло, студенты работают, все нормально. Дело в том, что в других небольших отрядах белорусов, ленинградцев или украинцев студентов было мало, так что, в основном, стычки происходили между местными пацанами и студентами, но их разрешали на местах, в хозяйствах, а в том международном лагере часто приходилось вмешиваться и нам.
Не прошло дней десять, опять по оперативной связи вызывают в лагерь. Приезжаю, опять Теофил, только на этот раз что-то уже серьезное, обещает поджечь домик и себя вместе с ним. Никого не признает. Снова иду к окну, он меня увидел – минут через пять впустил. Вижу – очень взволнованный, бледный, похудел слегка. Спрашиваю, в чем дело, кто обидел и т.п. «Кто меня может обидеть!?» – обиделся Теофил и замолчал. С какой стороны не начну разговор – молчит. А видно, что мучается. Потом заговорил так быстро, что я вначале ничего не мог понять, говорил он долго. Из обрывков его смешанных фраз я, в общем, понял следующее. Томаты в бригаде только-только начинают «буреть», т.е. менять цвет с зеленых на белобурые, собирать и паковать начнут где-то через 7-8 дней. Ну а чтобы студенты не скучали без дела, им дали довольно скучную и трудную работу по прорывке сеяных томатов. Теофила бригадир хотел все эти дни посылать грузчиком на подвозе ящикотары. Там все-таки попроще, и посолиднее для парня. А он «запал» на одну симпатичную русскую девушку, в университете и наши тоже учились. Отказался от должности грузчика и напросился в звено к девчатам, где была та (его) девушка А в звене было четверо студенток, все из нашего Союза, ну и Теофил стал пятым, стал рядом с той девушкой. Начали прорывать томаты. Девчата маленькие, ловкие, только руки у них мелькают,
стебли травы и лишние всходы летят в междурядья. А Теофилу с его ростом, мощными крепкими руками, да на палящем солнце было очень плохо. Девчата сразу ушли вперед, он изо всех сил пытается их догнать – не получается. А они уйдут метров на 20-30, сядут, отдохнут, пока он к ним приблизится, они опять вырвутся вперед и так беспрерывно. Они-то быстро работают, потом отдохнут немного и снова прорывают, а он, как автомат, без отдыха, без привычки, весь на нервах. А еще ему стыдно, а еще он уже весь мокрый, а еще девчата его поддевают и подзадоривают. Короче говоря, доконали они его окончательно. Он еле-еле прорвал один валок, зашел в лесополосу в конце поля, там отлежался, а потом незаметно обошел по полосе, вокруг поля, зашел в свой домик, закрылся от позора и хотел вообще поджечь свое жилище вместе с собой.
Он рассказывал, рассказывал, а потом так охарактеризовал девчат, соратников по прорывке: «Русская девочка, он как льошад!». Он это сказал так, как приклеил, вот мол какие русские девчата, как лошади работают, куда ему, Теофилу! Переговорил я с ним о разном, о Кубе, университете, родителях, много о чем. Потом пошли вместе к бригадиру, тот сразу посадил его на машину и отправил за ящикотарой. Поговорил я и с теми девчатами, и с руководством лагеря, а потом еще раз с бригадиром, он меня хорошо знал, да и отец мой работал здесь же в рядом расположенной тракторной бригаде. Больше в том сезоне меня в этот городок не приглашали, значит, все было нормально. Несколько раз я сам туда приезжал, а когда они уезжали ,и был общий сбор, Теофил подошел ко мне и чисто сказал: «До свидания, и большое спасибо!»
А все-таки быть студентом – это здорово! Не теряйте времени, молодые, учитесь, пока есть возможность!
КАРИМ
Карима в нашем поселке знали все, от мала, – до велика. Он был одной из сельских достопримечательностей тех времен,– и вовсе не внешним видом или какими-либо выдающимися особенностями. Скорее всего, тем, что умел себя подать, и нахально, «качал права», где надо и не надо, а этого местные власти боялись больше всего, да и не только местные.
Бестолковая, можно сказать, «реверсивная» или обратно действующая, национальная политика времен Советской власти, предполагала процветающее развитие национальных окраин за счет истощения российских регионов.
Справедливые обвинения в иждивенчестве и паразитировании, тут же вызывали жалобы на национальные притеснения. В анекдоте, ходившем в те времена, одного студента-армянина на экзамене по научному коммунизму, спросили: «Как вы понимаете сам термин «дружба народов»? Студент мгновенно ответил: «Как есть, так и понимаю. Это армяне, русские и все нерусские, объединились… против грузин». Нечто похожее происходило и в масштабе великой страны – как будто все нерусские окраины, да еще зарубежные «друзья», объединились для того, чтобы максимально больше выжать из России что-то, в обмен на «дружбу».
Карим, несмотря на свою малообразованность, видимо, интуитивно чувствовал такую национальную политику. Пенсию он не заработал, так как всю свою жизнь только воровал – в молодости лошадей, в старости – телят, но все-таки добился того, естественно, под давлением вышестоящих органов, что ему выделили персональное ежемесячное натуральное пособие (мука, мясо, зерноотходы и т. п.). Выделили (заставили) почему-то из колхоза, хотя Карим в нем, и дня не проработал. Ну, что поделаешь, власть, повторяю, была гуманная, нельзя же старика голодным оставлять, вот колхоз и обязали его поддерживать.