Страница 12 из 34
Кругом на сотни километров – степь, а у нас в доме всегда была рыба Как я уже писал, браконьером никогда не был и не буду, даром ничего ни у государства, ни у людей не брал, но рыбу имел и в степи. Позже, когда вернулся домой, в рыбные вроде бы места – море рядом, Днестр, озера естественные и искусственные, а рыбы такой уже не было. Уже выловили и «выели» всю. Людей много, рыбы мало. Такова жизнь. Не знаю, как сегодня на Ирикле, но если мне скажут, что там сейчас все отлично, все контролируется и т.п., я не поверю. Слишком много у нас появилось тех, кто любит брать, потому что им и их окружению хочется кушать. А такая некачественная плесень, как показало нынешнее время, размножается во много раз быстрее, чем та же рыба, скот и птица, да и все, что есть на земле живое и съедобное. Берегитесь люди!
СОСЕД
Выбирая дом, сперва – выбери соседа, – гласит мудрость. Скорее всего, так оно и есть. Разные по жизни были соседи, хорошие и не очень. Приходилось как-то сосуществовать – куда денешься, жить-то надо.
Расскажу об одном из моих бывших, довольно многочисленных соседей только потому, что это особая ситуация, для примера. Не стандартная для нас, славян, но в какой-то мере классическая, – для других наций.
Жили мы с ним в Ащелисае – огород в огород. Соседа звали Иосиф, фамилия созвучная с моей – Рунковский. Был он, то ли из ополячившихся немцев, то ли из онемечившихся поляков, но считал себя чистокровным немцем и гордился тем, что в отличие от своих сверстников, тоже немцев, переженившихся на девушках других национальностей, имел жену – чистокровную немку.
Иосифа, как и многих других немцев – бывших колонистов с Украины, Поволжья и других мест, с началом войны депортировали подальше на восток. В Казахстан и Сибирь.
В тот критический период власти посчитали, что оставлять людей немецкой национальности при приближении немецких войск, – чревато непредсказуемыми последствиями и еще более усложнит положение советских войск, у которых могут возникнуть серьезные неприятности и с фронта, и с тыла.
Депортация была проведена оперативно и жестко, если не сказать, жестоко. В тот период, когда германская армия наступала по всему фронту, от Карелии до Крыма, разбираться, кто лоялен, а кто нет, было некогда, да и некому. Поэтому всех гребли одной военно-политической гребенкой – мужчин и женщин, стариков и детей. Ситуация на фронте не давала возможности обращать внимание на гражданское население, а уж к тем, в ком подозревали потенциальных врагов, внимание и отношение было, соответствующее времени….
Много бед обрушилось в то время на головы этих вынужденных переселенцев. Около трети из них не выжили еще в первую зиму, то есть, во время выселения.
Но немцы – есть немцы. Они работали, сперва, в специальных резервациях, затем на вольных поселениях. Они оставались верными своим национальным традициям, своей вере, не растворяясь в ставшем им чужим и чуждом в одно время, большинстве. Лишенные элементарных политических прав, а их не брали в армию, не избирали в политические органы, не позволяли вступать в партию, комсомол, не ставили на руководящие должности, не выдавали паспортов и не разрешали выезжать за пределы определенного села, района, без специального разрешения. До 1956 года, они просто были никто.
Выглядело это довольно странно и дико. Лучшими работниками на производстве, как правило, были немцы, а награды и льготы получали совсем другие люди. Но рассказ не об этом.
Как человек, близко знавший многих из тех немцев-переселенцев, могу сказать, что большинство из них понимало ситуацию и не обозлилось на власть и окружающих людей. Они просто жили своей жизнью, доказывая свое право на достойное к себе отношение. И добились своего.
В основной массе, работавшие рядом с нами немцы, в пятидесятые-восьмидесятые годы были нам добрыми друзьями, сослуживцами, соседями и даже родственниками. И все же они старательно сохраняли и развивали свое, врожденно-наследственное – точность, аккуратность и в то же время – индивидуализм, эгоизм и расчетливую, если хотите, скупость.
Подавляющее их большинство было не склонно к пьянству, тем более на работе. Чисто немецкие компании гуляли вокруг одной бутылки водки, в то время как русские соседи на гулянку, брали, минимум, по бутылке на участника, включая молодежь.
Вот мы и подошли к одной из характеристик моего соседа, даже не как немца, а как человека. С его скупостью я познакомился еще в пятьдесят шестом году, когда мне довелось тянуть трактором его комбайн. Он тогда работал на сцепе двух прицепных комбайнов и выделялся лишь тем, что в целях экономии, в бригаде не питался всю уборку. Утром и вечером мы кушали в бригаде, обед нам привозили в поле, а он в это время что-то доставал из огромной дерматиновой сумки, и в стороне жевал. В бригаде он брал только чай. Повар наливал бесплатно, то есть за наш, общебригадный счет.
Лет через десять, работая уже главным экономистом, пришлось мне снова сесть за штурвал комбайна. Пришла новая техника, сажать на нее было некого, собрали всех, кто когда-нибудь убирал.
Мне, как главному экономисту, одновременно парторгу колхоза, даже интересно было вспомнить молодые годы. Тем более, все под рукой – и косишь со своими бывшими коллегами по работе еще в МТС, и побеседовать всегда можно на любую тему, и норму выработки уточнить сразу, по ходу уборки.
И вот тут – классика. Едем как-то утром на машине в бригаду, комбайнеры – человек двадцать. И тот самый Иосиф Рунковский, тогда уже мой сосед, вдруг громко заявляет: «О цэ, вчора прыихав вэчером дудому, а жинка взяла бутылку пыва в столови. Я жахнув пивбутылкы. А вэчиром прыиду, жахну, що осталось». Все, кто сидел на скамейках, моментально оказались на полу кузова и корчились от хохота. И не потому, что Иосиф выдал какую-то хохму. Он говорил не на публику и не для похвальбы, а говорил обычную правду. Ребята, для которых и бутыль пива в три литра, не считался за норму, зная его патологическую скупость и жадность, были просто растроганы и поражены таким его откровением.
Но самое интересное, случилось еще через несколько лет. Где-то часов в двенадцать ночи, к нам зашел в гости тогдашний главный зоотехник колхоза, Каркулов Бахиткерей, с женой. Шли из гостей, а у нас свет горит, ну, и заглянули на огонек. И тут у нас появились проблемы. С едой не возникали, а вот со спиртным в селе в то время, всегда была напряженка. Я говорю жене: «Пока я их раздену и приготовлю стол, сбегай к соседям, лучше к Рунковским, у них должна найтись хотя бы бутылка водки». Знал же я, зачем пожаловал гость.
Ясная морозная ночь. Половина первого, жена пошла через огород к соседям и минут двадцать стучала во все окна. Наконец, через сарай, вышла жена Иосифа. Моя говорит: «Извините, к нам пришли гости, не найдется ли у вас бутылки?» «Есть», – отвечает соседка и через пару минут выносит пустую поллитровку. «А полной, у вас нет?» – спрашивает наш посыльный. «А, нет, полной – нет», – неуверенно отвечает соседка.
В итоге я извинился перед гостями. Попили чаю, и они ушли. Потрясенный, я не стал наутро никому об этом говорить, потому что ничего нового в этом не было, да и за себя было неудобно. Надо всегда быть готовым, к приходу нежданных гостей.
А, в общем, в Ащелисае, соседи у нас были хорошие..
ВОКРУГ ЛЕСА
По статистике десять процентов лесных площадей земли находятся в России. Лес, как нефть и газ, а также другие разновидности природных ресурсов, всегда был продуктом экспорта и приносил значительные доходы в казну государства. В силу того, что российские леса, имеются в виду товарные, расположены в холодной зоне, то наша древесина, как строительный материал, была по качеству гораздо выше, чем такой же продукт из влажных тропических лесов. Поэтому такой товар во все времена пользовался спросом.
Я никогда не жил в лесу, я степной житель, всегда, как и должно быть, преклонялся перед лесом, когда удавалось попасть в него, любовался его красотой и величием, особенно снежной зимой. И пишу вовсе не о лесе, а о том, что вокруг леса.