Страница 6 из 16
– Такова воля Богов, – пожала плечами девушка.
– Воля Богов… – повторил Вэлларий. – Воля Богов…
И с горечью произнёс:
– Лучше бы казнил меня Учитель тогда. Неужели Он знал, что не смогу я выполнить Его условие для освобождения, и заточил меня в Зеркало навеки? Устал я, Элэн. Если бы мог, давно бы себя убил. Жаль, что я теперь бессмертный.
И столько тоски и боли прозвучало в его голосе, что перестала девушка улыбаться, подплыла поближе к отвернувшемуся от неё мужчине и сочувственно спросила:
– Всё так плохо, Вэл?
– А ты будто не видишь? – грустно усмехнулся тот. – Скольких хозяев сменил я за эти тысячелетия, и хоть бы один пожелал чего хорошего. Ты же знаешь, я многое могу, во мне – великая Сила. А чем я занимаюсь? Деньги и власть. Власть и деньги. Больше никому ничего не надо.
– А тебе разве не этого же нужно было? – мягко спросила Элэнсия.
Мужчина помолчал, уткнувшись взглядом в пол, потом хмуро ответил:
– Я был молод и глуп, Сиятельная Элэнсия. И я уже достаточно наказан за своё самомнение. Тридцать тысяч лет гнуть спину перед жестокими властолюбцами… Неужели я до сих пор не искупил свою вину, Элэн? Что мне сделать, чтобы поверил Учитель, что осознал я свою неправоту? Если не хочет Он, чтобы жил я в этом мире, пусть развеет, я согласен. Только бы выбраться из этого камня, только бы хоть разок глотнуть вольного воздуха.
Он замолчал, потом горько усмехнулся:
– Прости, Сиятельная. Что-то я разошёлся не по делу. Значит, вы решили убить парнишку?
– А тебе его жаль? – равнодушно поинтересовалась девушка.
– Да, жаль, – резко ответил Вэлларий. – Хороший он парень, солнечный. Душа у него светлая. Ему бы жить и жить, радуя мир своим присутствием.
– Но ты ведь не пойдёшь против замысла Богов и моего приказа? – вкрадчиво спросила девушка.
– Не пойду, – хмуро ответил раб Зеркала. И опять с горечью выговорил: – Я обязан вам подчиняться. Я всем обязан подчиняться. Я не смогу пойти против вас, даже если захочу.
– Вэл, прекрати истерику, – жёстко сказала Элэнсия, и мужчина сжал губы. А потом сухо сказал:
– Прошу прощения, Сиятельная. Я выполню ваш приказ. Сейчас Эль ляжет спать и проспит до появления полицейских.
– Я надеюсь на тебя, Вэлларий, – кивнула девушка. – Это очень важно – отдать Солнечного монаха в руки Тайной полиции.
– Я всё сделаю, – повторил раб Зеркала. – Только я не понимаю, зачем тогда ты просила меня предупредить их там, в туннеле, если сейчас собираешься отдать его в руки палачей. Мне было нелегко туда пробраться, но я думал…
– Ты всё узнаешь, Вэл, – перебила его девушка. – Только – позже, не сейчас. А теперь мне пора уходить, а тебе – ложиться спать. Отдыхай, Вэл.
И девушка, махнув на прощанье рукой, вплыла в сияющий овал Божественного Портала.
Раб Зеркала проводил её взглядом и, глядя на голубое свечение Портала, вдруг до мелочей вспомнил тот страшный день, когда очутился он в Зеркале и понял, что теперь этот камень на многие годы станет его домом. И как долго не мог он в это поверить, считая происходящее страшным видением.
А когда, наконец, поверил, пришло отчаяние – дикое, всё затмевающее. Он сейчас даже не помнит, что делал в первые годы своего заточения. Всё происходило, как в кошмарном сне, только вот он никак не мог проснуться. Он жалел себя, считал, что Учитель оказался слишком суров, что не заслужил он такого ужасного наказания. Посылал ему мольбы о прощении, обещал, что не повторит своих ошибок, что будет смиренным и покорным. Но, видимо, не поверил ему Учитель, ни разу не получил он от Него ответа.
Затем на смену отчаянию пришла злость – яростная, разрушающая. Он словно мстил всем за своё рабское положение. С пугающим его самого ликованием помогал своим хозяевам, рвущимся к власти. Участвовал в интригах, проникая в защищённые дворцы, внушая придворным крамольные мысли. Выслеживал и убивал непокорных. И сердце наполнялось злым торжеством: этого ли ты хотел, Учитель? Ты думал, сломаешь меня? Нет! Даже здесь, замурованный в камне, я буду жить, как и жил, делая, что хочу. И все эти мелкие людишки по-прежнему будут меня бояться.
Потом – как очнулся. Оглянулся на прошедшие годы и ужаснулся тому, что натворил – пусть и не по своей воле, но – с радостью. И понял, что так никогда не заработает прощения. И что, если он хочет вырваться из этого камня, надо успокоиться и смириться со своей участью. Но смирение никогда не входило в перечень его добродетелей, и прошло не одно тысячелетие, наполненное душевными метаниями от полного отчаяния до равнодушия, от ярости до покорности, пока, наконец, однажды не пришло осознание, что прав был Учитель в своём гневе. И что наказание он получил неприятное и суровое, но справедливое. Ибо понял он, каково это – быть в полном подчинении и выполнять то, чего по своей воле никогда бы не сделал.
Вспомнил, как командовал людьми, как заставлял их выполнять свои жуткие капризы, как наслаждался их страхом и болью… И впервые по-настоящему раскаялся в содеянном и поклялся себе, что, если когда-нибудь удастся ему вырваться из плена, никогда больше не будет он так жесток.
И следующие тысячелетия с надеждой встречал каждого нового хозяина, надеясь, что именно этот маг захочет с его помощью творить добро, и он, наконец, выполнит заданное Учителем условие для обретения свободы – покроет добрыми делами сотворённое им зло.
Но магам нужна было только власть, к которой они стремились по трупам своих соратников, и он снова и снова выслеживал, убивал, интриговал, со всё усиливающимся отчаянием понимая, что застрял в Зеркале навеки, что с каждым тысячелетием он всё глубже запутывается в интригах и убийствах.
Он не жалел тех, кого ему приходилось убивать, все они были такими же, как его хозяева – с грязными, алчными душами, мечтающие о власти, живущие по жестоким звериным законам, вынуждающим бить первым, чтобы остаться в живых. И ему стало казаться, что весь мир жесток и безжалостен, а все люди – хладнокровные убийцы и властолюбцы. И начал думать, что и его душа уже очерствела настолько, что больше никогда не сможет испытать любовь или жалость.
Но тут появился Эль, и он, впервые увидев его душу, даже зажмурился на миг, такой она была солнечной, сияющей, без тёмных пятен убийств, без наплывов жадности, без чешуи жестокости. И впервые за все годы он пожалел свою будущую жертву и отчаянно, до боли в сердце, захотел ей помочь. Именно поэтому он откликнулся на просьбу – не приказ! – Элэнсии и с огромным трудом, через раздирающую его магическую боль, накинувшуюся на него из-за того, что покинул он Зеркало без разрешения своего господина, прорвался к ним в туннель, чтобы передать её послание.
Но раб есть раб. Не смог он воспротивиться приказу хозяина, хоть и страстно желал этого. И стал Эль пустой марионеткой, а его сияющая душа погасла.
И словно солнце светить перестало, так темно стало рабу в теле монаха.
Только мысль, что душу убить не так-то просто, поддерживала Вэллария. Что есть ещё четыре декады на то, чтобы оживить её и вернуть в тело. И он надеялся, что за это время сможет что-нибудь придумать и сумеет освободить мальчишку.
Но жизнь вновь повернулась по-другому. Эль попадёт в руки Тайной полиции, его казнят, и мир больше никогда не увидит его светлой, солнечной души.
А он опять ничего не может сделать.
Ни-че-го…
И даже развеять собственную душу, чтобы убрать из неё гвоздём сидящую боль из-за этой невероятной несправедливости, творящейся по воле Богов, он тоже не сможет…
Значит, вот что чувствовали люди, выполняя его повеления? Насколько, оказывается, незначительным кажется наказание Учителя в сравнении с этой болью. Настоящая пытка начинается только сейчас, и сколько она продлится – неизвестно. Но прежним он уже не станет. Соприкоснувшись с душой этого мальчика, его заскорузлая душа словно смыла с себя окутавший её мрак, сожгла его солнечным огнём, и мир заиграл новыми красками… доставляя почти невыносимую боль от того, что душа, принёсшая эту радость, скоро перестанет существовать.