Страница 32 из 80
С полицейским справились легко. Помогла Стеша. Она спокойно вышла из подъезда, страж порядка на неё оглянулся и стоял, ждал, пока она подойдёт. Ожидаемо, так с барышней и договорились. Пётр Христианович за ними через выбитое пулей окно посматривал. Стеша подошла к полицейскому и, несмотря на окрик мусора, прошла ещё пару шагов. И бедолага за ней повернулся, спину Брехту подставив. Граф его, пока он на Стешу кричал и приголубил подсвечником бронзовым. Тяжёлый. Отволокли блюстителя к подъезду и в руки подсвечник вложили. Вот шараду будет бедняга разгадывать, откуда у него антиквариат в руках, когда очнётся. Сами вышли из подворотни и через проходной двор оказались на набережной Мойки, сделали небольшой круг и со стороны Зимнего подошли к особняку Валериана Зубова. Только зашли, а Гюстав ходит руки заламывает. Два раза уже от императрицы посыльный прибегал. Велено графу Витгенштейну немедленно, как появится, следовать во дворец. Галопом. Велено — поголопил.
Прибежал. Провели графа Витгенштейна не в ту чайную комнату, а в большую залу, где стоял огромный стол с десятками стульев с обеих сторон, вдоль стен стояли стеклянные буфеты-витрины с фарфором, кобальтом с золотом разукрашенным. Столовое серебро посверкивало. Подносы всякие и прочие ендовы. На стенах картины, итальянцы всякие с голландцами. Дорого — бохато. Музей. Уж не в Эрмитаже ли он? Шутка.
— Прощены, граф. Это я в смятении чувств, вы слышали, что случилось сегодня ночью? — Вдовствующая императрица и на самом деле выглядела встревоженной, не царственно сидела в глубоком кресле, обтянутом золотой парчой, а ходила вдоль этого огромного стола. Но при этом выглядела даже лучше, чем позавчера. Меньше белил нанесли, румянец пробивался настоящий, а не нарисованный и платье было менее пышным, к ней хоть подойти можно не натыкаясь на обручи подола. Интересная сейчас мода. Англичане ввели для женщин. Эстеты, блин. Верх это такая свободная греческая туника с полностью открытыми плечами, да и грудь, у кого она есть, практически вся на виду. Хвастаются дамы бюстами. Мария Фёдоровна родила восемь, или сколько там, детей, но грудью их не кормила, не растолстела, и ей было, чем похвастать выше пояса.
— Нет, Ваше Императорское Величество, извините Мария Фёдоровна, — специально оговорился, чтобы показать, что тоже мысли скачут. Ну, мои мысли — мои скакуны.
— Убиты Адам Чарторыйский и его брат Константин и с ними вместе Юзеф Понятовский, что приехал в Петербург улаживать свои имущественные дела. Ему от дяди большое наследство осталось.
Мать его за ногу, так вот у кого вся грудь в орденах была. Ох и удачно они напали на ту карету. Такую первостатейную сволочь завалили. Он же потом маршалом Франции должен был стать, командовать всем польским корпусом, что влился в войско Наполеона. Брехт прямо сдержал себя, чтобы не улыбнуться радостному известию. И самое приятное, что он ещё и племянник последнего польского короля Станислава Августа Понятовского. От него, значит, наследство досталось. Жаль нельзя это наследство к рукам прибрать. Много там чего, наверное. Был ведь любовником Екатерины и та даже дочь от него родила — Анну. Точно Брехт не помнил, но ребёнком умерла.
— Я же говорил, что нужно выслать всех поляков из Санкт-Петербурга, — припустил скорби в голос Пётр Христианович.
— В записке, что была найдена в карете, в которой всех троих и закололи, говорится, что следующим будет Александр, — Мария Фёдоровна всхлипнула и бросилась Брехту на шею.
Пришлось прижать и погладить, как ребёнка по волосам. Именно в этой позе их и застал ворвавшиеся в покои Николай Павлович. Ну, пять лет всего мальчику. Ничего не понял. Зато следом влетел целый рой каких-то девиц и женщин постарше, фрейлины, должно быть. Пришлось императрицу встряхнуть и в кресло усадить.
— Воды, быстро воды, Государыне дурно, — заорал граф на разинувших рты княгинь всяких разных.
Ни одна не тронулась с места. Только одна из женщин постарше что-то тихо по-французски сказала другой и та шмыгнула в дверь. Вернулась с кувшином воды, а следом другая нимфа несла поднос с вином и фужером. Налили вина в фужер, разбавили водой и подали Марии Фёдоровне.
Да, дворец не то место, где можно интимом заниматься, как только это у Екатерины получалось?! Тут столько народу, что лучше уж на Красной площади этим заняться, там только советами замучают, а тут помогать бросятся.
Событие тридцать первое
Граф Витгенштейн при дворе Павла был очень редким гостем, так пару раз бывал на балах, но при этом на фрейлин не бросался, и потому, вообще никого из этой влетевшей в зал шайки-лейки не знал. Или не узнал? Лишку тут девиц на квадратный метр. Глаза и мысли разбегаются. Он отошёл в сторонку и стал разглядывать этот цветник. Девушки молодые в основном. Тут ведь как, приглядит какой князь себе фрейлину в окружении государыни, да и женится на ней. Заделает ей киндера, какая уж служба. Всё, в отставку выходит княгиня или графиня, есть может и баронессы, слышал что-то про светскую львицу Дарью Бенкендорф, баронессу, которая была нашей разведчицей при дворах Лондона и Парижа. Мата с Харей детский лепет по сравнению с баронессой Бенкендорф, просто раскрутили киношники и писаки. Не ту раскручивали. Вот эту надо было. Сейчас точно тут. Должна быть высокой. Вон та, должно быть, что стоит немного в сторонке с длинным чуть лицом, ей надо причёску попышнее сделать, чтобы выровнять пропорции. Округлить личико. И вообще немного налечь на сладкое и мучное. Суховата. И именно эта женщина познакомит высший свет Англии с вальсом.
Одну фрейлину или статс–даму Брехт, точнее Витгенштейн, узнал, именно она и принесла воды императрице. Это княжна Софья Волконская. Молоденькая совсем девчушка, представлял её графу отец — князь Волконский, сейчас генерал-аншеф, вместе воевали на Кавказе в корпусе князя Репнина.
Пока граф стоял в сторонке и рассматривал этот рассадник невест, Мария Фёдоровна с чувствами справилась и сидя ещё, видимо, не решаясь вставать, чтобы опять не повело, скомандовала оставить её с графом и увести Ники.
Чирикая на смеси французского с немецким и английским девушки с ребёнком упорхнули. Первым разговор Пётр Христианович не начинал, позвала же Мария Фёдоровна его за чем-то, не поплакаться же в ментик. Пусть сама и начинает.
— Как вы думаете, граф, что делать Александру, как уберечься от этих злодеев?