Страница 28 из 80
Глава 10
Событие двадцать шестое
Чарторыйский, который Адам, сильно повлияет на политику России. Он входил в «негласный комитет» Александра, а позже занимал пост министра иностранных дел Российской империи. И добивался только одного, чтобы Россия практически воссоздала царство Польское и предоставила ему максимальную автономию, и почти ведь удалось товарищу — Александр плясал под его дудку, разрешил даже женой пользоваться. Малость помешала — поражение при Аустерлице. После этого любовь его к Александру охладеет, и он начнёт заниматься восстановлением польской армии, которая почти вся, при появлении Наполеона, переметнётся на его сторону. А в 1830 году Адам Чарторыйский практически возглавит очередное восстание. А в Крымскую войну опять будет вербовать и снабжать поляков, чтобы те участвовали в войне на стороне Турции против России. Плохо это или хорошо? Хорошо, наверное. Человек последовательно боролся за свободу и независимость своей страны. Свободы её никогда много не бывает. Да, Польша имела свою конституцию и своих правителей, свою валюту и свои университеты. И не надо содержать армию. Живи, развивайся, все налоги остаются внутри страны. Про религию и вообще говорить не стоит. Никто католиков не трогал. Но людям нужна была полная свобода. Только Николай после очередного восстания чуть гайки закрутит. А Адам? Адам умрёт в возрасте девяносто одного года в своём имении под Парижем. Ничего не добившись. Вообще ничего, кроме причинения вреда России, поляки будут убивать русских. И сами тысячами гибнуть, но какое дело до этого Адаму. Это борьба за свободу и власть, королём независимой Польши от можа до можа хотел стать, а за свободу и власть нужно расплачиваться кровью. Всегда. И всегда чужой.
Теперь не получится у «сердечного друга» влиять на молодого восторженного императора, витающего пока в облаках. Завтра найдут вторую записку от организации «Великая Польша». Точнее, найдут сегодня, но среди ночи не будут же будить императора, утра дождутся сатрапы. Хотелось бы Брехту поглядеть на дело рук своих. Поглядеть на Александра, команды раздающие войскам. Для этого малость нужна — дожить до завтра и не попасться в лапы полиции. Синий кристалл в кармане не появился и в случае смерти очередной исторической эпохи не будет. Будет смерть. Не интересный вариант. Желательно умереть в глубокой старости, и чтоб молодые пейзанки красивые стакан воды подавали.
Они взбежали на площадку второго этажа, где польский сине-красный улан сходу бросился на Витгенштейна в атаку. Противостоять с лёгким и коротким кортиком тяжёлой уланской сабле тяжело. Заведомо проигрышная ситуация. Ну, это если вступить в сабельную рубку. От первого удара Брехт уклонился, клинок рассёк воздух в сантиметрах от плеча. Удар был коварный. По диагонали. Графу пришлось при его росте почти лечь на пол. И тут он и воспользовался своим ростом. Пётр Христианович перевернулся на спину и ногой сначала подсёк ногу поляку, а потом, когда тот заплясал, пытаясь восстановить равновесие, зарядил деревянным каблуком по тому месту, откуда ноги не растут, нет, там чего-то растёт, но ногой оно не называется. Попал. Улан хрюкнул и присел. Брехт не доставал до него. Не всегда кортик хорош. Зато достал Ивашка, который Кеша, он с размаху богатырского рубанул тесаком. В голову кудряво-завитую определённо метил, но поляк вёрткий — уклонился, хоть и покалеченный был уже в самое естество. Потому вертикальный рубящий удар двухкилограммового тесака пришёлся по краю плечу. Хрясь, и рука с саблей лежит отдельно от поляка. Поляк прилёг рядом. Нда, не скрыть уже их пребывания в этом доме — лужа крови, увеличивающаяся с каждой секундой, всё полицейским поведает. Брехт встал, и кортик в выпученный глаз улана вставил. Ничего личного, может и не нравился ему серый глаз ляха, не из-за этого, просто мучиться не будет напрасно человек. Не изверги же они. (Происходит от древне-русского
Больше никто не нападал на «неуловимых мстителей». Брехт посмотрел на руку с саблей. Пригодиться может, вдруг, с кем ещё рубиться придётся. Попытался эфес из руки вытащить. От ведь у ляхов руки загребущие, не хотела синяя рука отдавать саблю. Еле выцарапал, пальцы по одному разжимая. А пока разжимал, понял, что лох последний. Нужно двери было запереть, вон, и ключ торчит огромный из створки и засов есть. Пётр Христианович сбежал по лестнице вниз и запер дверь на замок, а потом и кованный железный засов выдвинул. Дверь толстая дубовая, укреплена полосами металла, не просто будет сломать.
Всё бы хорошо, только неизвестно, есть ли из этой квартиры другой выход и не стоят ли там уже полицейские. Языка нужно было брать срочно.
— Пан! — на лестницу из двери в какое-то помещение показалась красивая рожица с обвитыми вокруг головы косами, прямо как у Юлии Тимошенко, да и похожа немного, моложе только. Хотя, Газовая принцесса тоже молодой когда-то была. — Где пан Адам? — на франко-польском спросила.
Блин. Тут и женщины ещё. Не убивать же их.
— Убит. Где второй выход, — Брехт двинулся к двери.
Девушка не убежала, закрыла рот ладошкой на время и потом как-то несмело улыбнулась.
— Вы убили этого пса? — ух, слезинки в глазах … Стоп. Пса? А чего, надо всегда правду говорить.
— Я. Так есть второй выход? — Брехт подошёл к девушке вплотную, а та и не подумала убегать, да ещё ведь Ивашки с Сёмой в масках чертей за спиной. Брехт свою потерял под каретой.
— Есть бог. Хвала Деве Марии. Пойдёмте, покажу.
Событие двадцать седьмое
— Как звать тебя, цветок прерий? — широкими шагами направляясь за бегущей по … Как эту штуку назвать можно? Коридор? Нет. Комнат то никаких нет. Площадке лестницы? В смысле, лестничной площадке. Площадка эта неожиданно кончилась, был поворот, ещё пару метров и дверь, а за дверью, которую открыла неизвестная с косой, спуск вниз. Гораздо менее помпезная лестница. Узкая, между двух стен, без всяких перилл и кованных украшений завитушных. И ещё запах сырости и следы чёрной плесени на освещённых свечой стенах.
— Стеша. Вон выход. Храни вас дева Мария. — Девушка с косой отошла, и Брехт, дождавшись чертей, чуть отставших, стал спускаться.