И аз воздам

Святослав Логинов

И аз воздам

Заломаю берёзку у брода,

По откосу огнём полыхну

Ты на мне отдохнула, природа,

Дай и я на тебе отдохну.

Глава 1

— Приехали! — мрачно произнёс Антонин. — Когда-нибудь это должно было случиться.

Дорога, по которой они ездили к озеру, была перекрыта. Забор из сетки-рабицы тянулся в обе стороны. Посередине красовались ворота, обтянутые той же сеткой. Рядом на двух столбиках установлен плакат: «Частная территория» — и дальше мелко и неразборчиво.

— Своротить эту калитку к ейной матери, — посоветовал Тоха, — а то взяли моду — лучшие места приватизировать. Скоро человеку купнуться негде будет.

Хлопнув дверцей, Антонин вышел из машины, долго изучал плакат. Потом крикнул:

— Девчонки, зырьте, что тут намалёвано!

Юля и Муля вылезли с заднего сиденья, лениво подошли к плакату, принялись читать, медленно шевеля губами.

— А чево тут таково?

— Ты вслух читай.

— Частная территория. — едва ли не по слогам начала чтение Муля, — Проход и проезд свободный. Разрешается купаться, загорать, ловить рыбу на удочку, собирать грибы и ягоды. Разводить огонь можно только в местах специально для того оборудованных. Запрещается мыть машины, рубить и ломать кусты и деревья, рвать цветы и редкие травы, охотиться на диких животных и птиц, разжигать костры в неположенных местах. Мусор следует собирать и увозить с собой или складывать в бак, поставленный у ворот.

— Ну, каково? — спросил Антонин.

— Что как? Я прочитала.

— Но не поняла ни хрена. Скажи, на кой кто-то приватизировал этот берег, если он пускает сюда кого угодно и позволяет им всё?

— Чтобы мы могли тусоваться, и чтобы никто не мешал.

— Это ты круто придумала…

— Эй, вы, — крикнул из машины Тоха, — хватит трепаться! Вышибайте ворота — и поехали.

— Чего их вышибать, они не заперты.

Пыхнув бензиновым выхлопом, поношенная иномарка понесла любителей пикников на берег озера, приватизированный неведомым меценатом.

Пикничок удался на славу. Шашлык, вопреки обыкновению, получился отлично изжаренным. Девицы в меру выкобенивались, но в целом были согласны на всё, особенно после третьей рюмки.

Как пишут в школьных сочинениях: Отдохнувшие и довольные, друзья ехали навстречу новым замечательным приключениям.

— Мы мусор забыли в бак отнести. — сказала пьяненькая Муля, когда они проезжали через ворота, ограничивающие частные владения. — И машину забыли помыть.

— Давай я тебя высажу, и пойдёшь мусор убирать. — Тоха, хотя и сидел за рулём, но тоже был изрядно выпивши. — А машину самому мыть — глупых нет. Я её на мойку отгоню, пусть ломаются.

Девиц выгрузили возле общежития, но за углом, подальше от вахтёрских глаз. Конечно, девчонкам шестнадцать есть, так сказать, возраст согласия, но вахтёршам на это плевать, разнесут сплетню по всему району. Как сказал поэт:

Такие вещи надо учитывать и соблюдать внешние приличия.

В воскресенье посиделки на озере лучше не устраивать, народу полно, ни отдыха, ни интима. Антонин отпросился из офиса в среду и не прогадал: погода была отличная, а на озере никого. Вот только в четверг непременно придётся тащиться на службу. Памятуя об этом. Антонин, вернувшись с пикника, скушал баночку активии и улёгся в постель.

Подняли его невежливо и даже попросту грубо. Невидимый конвоир заломил руки и повлёк Антонина неведомо куда. На правой руке защёлкнулся браслет наручников, второй браслет почти сразу приковал Антонина к решётке, о существовании которой в доме и рядом с ним арестант не подозревал. Только после этого ему позволили распрямиться.

Провели его всего несколько шагов, так что Антонин полагал, что ушёл не дальше кухни. Однако помещение, где он очутился, оказалось напрочь незнакомым. Больше всего оно напоминало зал суда, как его показывают по ящику в передаче «Человек и закон». Зато дама в судейской мантии была отлично знакома Антонину.

— Здравствуйте, Марина Игнатьевна.

— Здравствуй, Тоня. Не думала я, что увижу тебя здесь. Такой хороший мальчик был, баловник, конечно, но ведь, сколько лет прошло, мог бы и поумнеть.

Марина Игнатьевна, учительница младших классов, когда-то она ласково шпыняла первоклассника Антонина. Больше он ничего не помнил из этой незабвенной поры. Но как и когда она умудрилась стать судьёй? В маленьком райцентре такие назначения всегда на слуху. И за что собираются судить Антонина? Неужто за девок? Так они уже не малолетки, шестнадцать точно есть, а возможно, и семнадцать. Ещё чуток и станут не малолетками, а перестарками. Для Марины Игнатьевны все путяжницы малолетки, но закон есть закон, пальчиком погрозит и отпустит.

— Добаловался. Антонин, теперь ответ держать. Ты обвиняешься в незаконном проникновении на приватизированную территорию в районе озера Круглое.

— Да ну, туда вход свободный.

— А выход? Ты читал, что там можно делать, а что нельзя.

— Не научили вы меня читать, — съязвил Антонин. — фигня там какая-то была. Я машины не мыл, у меня и вовсе машины нет.

— Машины не мыли, это хорошо. А костры жгли.

— Так ведь разрешено! — Антонин сам не заметил, как начал оправдываться, словно он опять нашкодивший первоклашка, а Марина Игнатьевна его классная руководительница.

— Разрешено… — устало вздохнула Марина Игнатьевна. — А вы не один, а два костра развели. Один там, где можно, а второй неподалёку на полянке. Такую проплешину выжгли, слёзно смотреть.

— Так что нам, вокруг мангала кружочком сидеть прикажете?

— Сейчас — лето, тепло. Можно и вовсе без костра. А вы лужайку испортили. Но главное, ведь было сказано: деревья не рубить…

— Ага. Из города дровишки в лес везти.

— Или на месте сушняка насобирать.

— Так он там и валяется. Что мы, одни туда ездим? Всё повыбрано. И вообще, что вы ко мне пристали? Что вы можете сделать с вашим маскарадом? Штраф выпишите? — а я не буду платить.

— Думаешь отделаться штрафом? Костёр не на месте — раз, срубленные деревья — два, брошенный мусор — три. И всё это с особым цинизмом: знали, что нельзя, но делали. Итак, приговор: Антонин Пригоров приговаривается к пятнадцати суткам принудительных работ по разбору мусора на несанкционированных свалках, — Марина Игнатьевна вытащила откуда-то здоровенную киянку и трахнула ею по столу. — Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Это был улёт! Антонин расхохотался оглушительным клоунским смехом, как только он умел:

— Ой, не смешите мои подштанники, а то у меня яйца от хохота оборвутся! Какие пятнадцать суток? У меня дядя начальник отделения. Смотрите, как бы он вам пятнадцать суток не впаял!

Под внимательным взглядом старенькой учительницы Антонин вдруг замолчал, соображая что-то, а потом потрясённо спросил:

— Погодите-ка, Марин Игнатьевна, откуда вы здесь? Ведь вы померли давным-давно, пять лет уже. В районке некролог был, я ещё на похороны хотел пойти, да не собрался.

— Это на тебя похоже: хотеть, но не собраться. А я умерла не так давно, четырёх лет не исполнилось. Но дядюшка твой всё равно достать меня не сможет. А ты, мой дорогой, отправишься разгребать мусор.

Антонина отстегнули от решётки, профессионально заломили руку и вывели из зала.

— Всё равно не буду! — заорал он напоследок.

Слышали его, нет, Антонин понять не мог. Во всяком случае, на вопль его никто не ответил. Под ногами вместо кафельного пола, объявились россыпи мусора, и здесь Антонина отпустили.

Держал его смутно знакомый дядька, хотя в мелком райцентре всякая харя кажется смутно знакомой. Этот, вроде, был охранником в единственном на весь город ночном клубе. Хотя, Антонин давненько не видел его на посту.