Страница 114 из 120
— Она точно не навредит Сэди?
— Не думаю, — незнакомка полоснула взглядом по Абуэле. — Что скажешь, ведьма? Стоит жизнь какой-то белой глупышки твоей собственной? Еще я добавлю на чашу весов всех обитателей твоего баррио, которых ты якобы защищаешь.
Старуха затрясла головой, видимо соглашаясь.
— Вот видишь? — просияла черноволосая женщина. — Мирное решение проблемы.
С этими словами она двинулась к выходу, по-прежнему обнимая Руби. Не успели они дойти до двери, как девушка ощутила под ногами некое движение: они оказались в ином мире. Тут тоже была глубокая ночь. Руби, глубоко вдохнув чистый воздух, встряхнулась всем телом, словно пребывала в собачьем обличье.
— Как мне тебя отблагодарить? — спросила она.
Незнакомка улыбнулась:
— Прибереги благодарности для отшельника. И Сэди. Это они решили, чтобы я в качестве оплаты своего долга Стиву спасла тебя.
— Сэди причастна к этому? — удивилась Руби.
Улыбка на лице женщины стала еще шире:
— Порой хорошее мнение о ком-то пробуждает и в нем хорошее.
С этими словами незнакомка обернулась вороном и взмыла в воздух. Руби следила за стремительным полетом птицы, насколько хватало ее майнавовского зрения. А потом, тоже сменив облик, принялась кататься в пыли иного мира, пока полностью ею не покрылась. Снова встряхнувшись — что в теле собаки, понятное дело, делать гораздо удобнее, — Руби неторопливо потрусила к дому Эгги.
4. Стив
На потогонах я прежде никогда не бывал — просто считал неправильным принимать участие в духовной церемонии кикими. Однако на этот раз Морагу предупредил меня, что если я не явлюсь, это будет воспринято как проявление неуважения к Эгги. Мол, она устраивает вечеринку по случаю возвращения с того света, так что будь любезен заглянуть.
Поэтому-то в назначенный день мы с Калико спускаемся с горной тропинки — и обнаруживаем, что вокруг кострища выросла целая деревушка. Площадка вокруг колеса стихий мне никогда — даже пару недель назад, когда сюда с гор на противостояние с Консуэлой Марой спустилась орда майнаво — не казалась особенно просторной. Однако сейчас я вынужден пересмотреть свое мнение: места явно гораздо больше, чем запечатлелось в моей памяти. Возможно, фокус с пространством как-то связан с близостью иного мира, а может, площадка в нем и располагается. Я предпочитаю не расспрашивать.
Большая палатка, установленная с краю, служит раздевалкой. Потогонный вигвам из плотных одеял воздвигнут метрах в шести от кострища, где вовсю полыхает огонь — в нем нагреваются камни, которые мужчины с помощью вил переносят в вигвам. Другие таскают туда ведерки с водой.
Неподалеку женщины занимаются готовкой на большом переносном гриле под тентом, а поодаль, по большой окружности, центр которой находится где-то в колесе стихий, расхаживают юноши и девушки и размахивают курительными палочками. Воздух насыщен ароматами древесного дыма, полыни, кедра и лепешек.
Повсюду люди и собаки. И еще вороны. Эти расселись на красных скалах, на побегах карнегий и ветвях мескитовых деревьев и пустынной акации. Большинство людей я не раз встречал прежде — в резервации, в горах и в пустыне. Рувим, его племянник Джек и некоторые другие псовые братцы. Морагу, естественно. Как шаман он присутствует практически на каждой племенной сходке, начиная от церемониальных собраний и заканчивая скромными пикниками в горах. Томас и вся его семья. Пити Жожоба. В общем, сплошь знакомые лица. Незнакомые, полагаю, — это майнаво в человеческом облике. Впрочем, вполне допускаю, что подобное можно сказать о многих из собравшихся.
Наконец я обнаруживаю и Эгги. Она сидит в пластиковом кресле возле костра, рядышком на валуне пристроилась Лия. Мы с ней — единственные белые, явившиеся на потогон, но я, как ни странно, не ощущаю себя незваным гостем. А ведь неизменно опасался именно собственной неуместности на подобных сходках. Лия замечает нас, встает и поднимается по склону нам навстречу. На ее лице сияет открытая улыбка.
— А Эгги сомневалась, что вы придете, — говорит она. — Рада, что она ошиблась.
— Ойла, — отзывается Калико, обнимаясь с женщиной. — Все это больше похоже на вечеринку.
— А от вечеринки Калико никогда не откажется, — добавляю я.
Моя подруга смеется, и рука об руку мы следуем за Лией к Эгги. Старая художница улыбается нам.
— Ойла, Стив, Калико, — ее взгляд останавливается на мне. — Ну как, нашел все-таки свое место в мире?
— Пока не знаю. Но я все больше привыкаю ко всему этому, — я отпускаю руку Калико и неопределенным жестом обвожу сборище.
Честно говоря, я и сам не понимаю, что именно имею в виду — потогон, магию или еще что.
Эгги адресует мне еще одну улыбку, словно в отличие от меня понимает весь смысл моих слов. Затем протягивает мне обе руки:
— Не избегай общины, — произносит художница, когда я беру ее сухие морщинистые ладони в свои. — Одиночество превосходно укрепляет дух, а община укрепляет сердце. Человеку без своего племени не выжить, даже если он одиночка. Но я надеюсь, теперь-то ты понимаешь, что в нашем племени тебе всегда рады.
— Понимаю, — отвечаю я. — И спасибо вам.
Глаза художницы светятся неподдельной теплотой.
Тут к Эгги подходят засвидетельствовать почтение другие гости, а мы с Калико направляемся в толпу, где обмениваемся приветствиями с друзьями-приятелями, которых у нас изрядное количество.
За переносным столиком в компании Тетушек мы замечаем Морагу. Его руки и джинсы перепачканы мукой — он занят приготовлением лепешек.
— Ойла, Глаголящий Правду, Калико, — приветствует он нас.
— Я по-прежнему предпочитаю Пустая Голова, — отзывается моя подруга, вызывая дружный смех старушек.
Я кладу руку на сердце и устремляю на нее обиженный взгляд, а в ответ удостаиваюсь тычка локтем под ребра. Тетушки заходятся еще пуще.
— Собираешься участвовать в потогоне? — осведомляется Морагу.
— Не все сразу, — качаю я головой. — Как-никак, я все-таки здесь, своего ты добился.
— Дело тут не во мне и не в моей настойчивости, — качает он головой.
— Да знаю я.
Одна из Тетушек тараторит что-то на языке кикими.
— Ладно, мне некогда, — объявляет шаман. — Тетя Джуди говорит, лепешки сами себя не испекут.
Мы с Калико спешим улизнуть до того, как Тете Джуди придет в голову, что им не помешает и наша помощь.
Какое-то время мы бродим среди гостей, болтая со знакомыми и представляя друг друга незнакомым.
— Вот видишь? — говорит Калико, когда чуть погодя мы устраиваемся на скале над кострищем. — Не так уж и плохо.
— Я и не думал, что будет плохо. Просто… — я задумываюсь, подыскивая слова. — Не хочу притворяться, будто я приемыш племени. И участие в духовной церемонии кикими представляется мне неуместным.
— Даже если тебя пригласили?
— Даже если пригласили.
Калико улыбается:
— Ну так посмотри на все это шире. Воспринимай это сборище как общину. Вспомни свеженький совет Эгги. Именно так мы, кузены, и уживаемся с вами, пятипалыми.
— Как с соседями, — киваю я.
Она приваливается к моему плечу:
— Или больше, чем с соседями.
А в следующее мгновение Калико тычет в меня пальцем:
— Но смотри мне, не вздумай уживаться с какой-нибудь милашкой-кикими! Я вижу, как местные девушки на тебя поглядывают.
Я мысленно распускаю хвост, а потом смеюсь над собой:
— Ага. И видят старика, основательно потрепанного пустыней.
— Не такого уж и потрепанного, — отзывается Калико. — Кажется, кое-какая жизнь еще теплится в…
В этот момент сначала одна собака, потом другая, а затем и все четвероногое сообщество, что минуту назад мирно нежилось в холодке, поднимается на лапы. Псины собираются на краю площадки под нашей скалой и таращатся куда-то вверх. Неужто на нас?
— Какого черта? — удивляюсь я.
Подруга бросает взгляд через плечо:
— Они встречают…
Я оборачиваюсь и вижу чуть выше на склоне покрытую пылью рыжую собаку. Спустившись к нам, она останавливается ненадолго и трется о мою ногу, а затем в несколько прыжков одолевает последние метры пути. Стаю тут же охватывает сущее безумие — заливистый лай, обнюхивание, возбужденная беготня туда-сюда.