Точка невозврата

Но не только и не столько это тяготило Татку – или то, что от нее осталось. Она не просто потеряла тело, она потеряла нечто большее – привычный уклад жизни, необходимость определенного рода вещей. Ей, например, чтобы жить вовсе не нужно было принимать пищу, содержание книг она знала, даже не открыв обложку, стоило только посмотреть на название и текст сам собой возникал где-то внутри нее, одежда, обувь, косметика, все то, к чему как истинная женщина раньше она не могла остаться равнодушной, теперь совсем не интересовало Татку. А еще, помимо произнесенных окружающими людьми слов, она легко могла читать то, что они совсем не желали доносить до окружающих. Она с легкостью читала их мысли, оставаясь невидимой для других, наблюдала за их жизнью, и сама себе казалась фантомом, тем, чему нет названия.

Но, несмотря на потерю многого из того, без чего раньше Татка обходиться не могла, она не утратила чувств. В ней жили любовь и сострадание, надежда на то, что все еще вернется и вера в будущее. Вопреки всему она жила, правда, несколько странной, скорее энергетической, совсем непохожей на обычную клеточную, жизнью.

Лена Соколова знала, что роды будут тяжелыми. При ее-то диагнозе. Все врачи уверяли Лену, что ребенок может ее убить, но она все-таки рискнула. Никому ничего не сказала, даже муж не знал. И ведь все шло хорошо. Пока…

Было уже пять месяцев беременности, и она уже собиралась все рассказать близким, и посмеяться над их страхами. Вот, мол, вы слушали врачей, отговаривали ее иметь детей, боялись за ее жизнь. А вот же он, ее ребенок. Все с ним хорошо и с ней, Леной, тоже хорошо.

Она знала, что услышит в ответ. Охи, ахи. Муж будет ругаться ради приличия – на самом-то деле он, конечно, будет рад радехонек, ведь Лена знает, что Виталий всегда мечтал о сыне, просто переживал за нее, потому что очень любит. Повезло ей с мужем, что и говорить! Мама начнет кудахтать, как наседка, и даже всегда сдержанный отец не сможет сдержать улыбки.

До родов ее будут носить на руках, всячески оберегая от любой опасности. А уж как они все будут рады, когда придут в роддом забирать малыша. Хоть бы родился мальчик, крепкий здоровый малыш, похожий на Виталика. Лена даже придумала ему имя. Она назовет его Артемом. Артем Витальевич. Красиво, мужу должно понравиться!

В общем, все было так чудесно, и вдруг это. Ночью открылось кровотечение. Ее на «скорой» доставили в больницу, и теперь она умирала на том самом операционном столе, где три месяца назад лежала Татка. Врач тоже был тот же самый. Он делал все, что мог, но в этом случае мог он, к сожалению, не много. Кровотечение не останавливалось, и все, что оставалось медикам, это облегчить страдания молодой женщины.

В коридоре нервничали родители и муж Лены. А сверху за всем наблюдала Татка, которую почему-то неудержимо тянуло именно сюда, на место, где все это случилось с ней. Может подсознательно она надеялась именно здесь найти способ вернуть все назад, или же хотя бы получить ответы на так мучавшие ее вопросы. Она видела уже не одну операцию, не одну спасенную здесь жизнь. Для нее уже стали привычными фразы:

– Скальпель!

– Следи за давлением!

– Тампон, вытри здесь.

– Все, можно шить.

И счастливых родственников, которым медсестры сообщали, что операция прошла успешно и их мать, отец, муж, ребенок будут жить.

Но сегодняшняя девушка умирала. Врачи были бессильны. Вот ее сердце последний раз дернулось, и на мониторе кардиографа побежала сплошная линия. Девушка умерла, а родственники еще продолжали надеяться. Ведь они не знали, что происходило в операционной. О смерти Лены им сообщат гораздо позже.

Татка с сочувствием смотрела на худенькое, хрупкое тельце внизу на столе, совсем недавно бывшее молодой, полной сил женщиной. Еще раньше она слышала, как врачи разговаривали между собой.

– Ей же говорили, что ей нельзя рожать.

– При таком анализе крови.

– Плохие показатели.

Умершая девушка была виновата лишь в том, что хотела ребенка. Хотела дать жизнь новому маленькому человечку. Татке было жаль девушку. Бедняжка, она сама еще ничего не успела увидеть в жизни, и вот уже мертва…

И вдруг Татка увидела, как от мертвого тела медленно отделилось молочного цвета облачко и легким невесомым комочком воспарило вверх под самый потолок. И тут же откуда-то сбоку показались две темные тени. Они легко нагнали белесую субстанцию и, словно бы распластавшись, со всех сторон окружив ее, заключив в плотное кольцо из своих тел, потащили куда-то вверх.

Татка, оцепенев, наблюдала за происходящим. И только когда троица легко, словно перед ними и не было никакого препятствия, преодолев бетонные плиты перекрытия, скрылась из глаз, она очнулась и интуитивно, еще не осознавая, что она делает, рванула следом. Она пролетела все этажи здания больницы и, вырвавшись наружу, стала оглядываться в поисках беглецов.

А странное трио уже парило высоко в небе, все удаляясь от земли. Белое облачко так плотно было окутано темнотой, что его краешек лишь изредка можно было разглядеть среди плотной серой массы. Увлекаемое вверх, оно покорно отдавалось на милость мрака, даже не делая попытки освободиться. Татка полетела следом, стараясь держаться в некотором удалении.

Они поднимались все выше и выше. Вот уже воздух вокруг стал не таким плотным. Земля стремительно удалялась, превращаясь в подобие глобуса, который Татка часто видела в кабинете географии, когда еще училась в школе. Ей стало страшно, хотя никакого внешнего дискомфорта она не испытывала. Ее тяготило сознание того, что Земля осталась далеко внизу. Раньше Татка никогда так высоко не поднималась, и сейчас ей было страшно. А вдруг она уже не сможет вернуться? Что ее ждет там, впереди?

Но она упорно преследовала странную троицу, горя желанием выяснить, что все это значит. Она должна узнать. Жить так дальше невыносимо. Татка устала от одиночества. И если кинулась она за ними просто из любопытства, не понимая, что делает, то сейчас она уже полностью пришла в себя и решила во что бы то ни стало узнать, почему она оказалась в таком странном положении. Возможно, что эта троица и есть ключ к ответам на так мучившие ее вопросы.

Скорость полета троицы все увеличивалась. У Татки свистело в ушах от все убыстряющегося движения и, боясь отстать, она вся сосредоточилась на том, чтобы не потерять их из вида. Теперь уже они летели в пустой безжизненной темноте, лишь слегка подсвеченной лучами далекого солнца. Земля осталась где-то позади, возможно, даже совсем скрылась из виду, став одной из блестящих точек в этой безжизненной вакуумной пустыне. Но Татка боялась обернуться, чтобы проверить, так ли это. Она старалась не отстать. Потом, когда она все выяснит, она подумает, как вернуться назад. А пока она просто стремительно летела вперед, влекомая неизвестностью, чувствуя, как мимо проносится ветер, образованный бешеной скоростью.

Наконец, когда уже Татка решила, что конца этому полету не будет, впереди показалась темная воронка, похожая на гигантский провал, обрамленная по краям блестящим, почти правильной формы кругом. Она словно выросла из ниоткуда, пугающая, мрачная, с неровными рваными краями, от которых то и дело отделялись части одного целого и притягиваемые круговоротом тут же возвращались назад, уступая место следующим. И по мере приближения она все росла, расширялась. Татка видела, как внутри этого провала в космическом пространстве с огромной скоростью крутится странная, похожая на крупную, состоящую из клочьев необычного жидкого тумана пыль, засасывая в себя все, что оказывалось поблизости. Странная субстанция словно исполняла дьявольский танец, своим движением гипнотизируя все, что оказывалось в поле ее действия.

Троица явно направлялась прямо в центр этого магического вращения. Татка несколько замешкалась, наблюдая за завораживающим движением темной плазменной субстанции, внутри которой по спирали двигались два потока воздуха и, сталкиваясь в центре, словно проваливались внутрь, образовывая гигантскую воронку, втягивающую в себя все, что попадалось на их пути, но успела увидеть, как две тени и влекомое ими белесое облачко нырнули внутрь и тутже были подхвачены бушующим там вихрем. Какое-то время они еще были видны, мелькая среди отдельных потоков плазмы, а потом словно развалились на отдельные части. Те в свою очередь разлетелись на еще более мелкие кусочки, молекулы, атомы, и совсем скрылись из глаз.