Ты меня предал

Заметив меня, Павел замер, изучая с ног до головы. Ничего особенного или сексуального увидеть он не мог — дома я ходила в обычных костюмах со смешными принтами, летом это были хлопковые бриджи и футболки, а зимой длинные штаны и кофты с рукавами три четверти, и всё плюшевое, с начёсом. И обязательно тёплые шерстяные носки. Подобный вид непригоден для соблазнения, но во взгляде Павла промелькнуло что-то такое… горячее. Как когда-то в юности, когда я в шутку встречала его после работы в одном красивом нижнем белье.

— Откуда у тебя ключ? — спросила я сурово, отчего-то испытав желание срочно убежать обратно в гостиную. Я не хотела ничего чувствовать, а взгляд Павла невольно пробуждал во мне что-то. Что именно, понять я не могла, но это было нежеланно, а потому неприятно.

— Я взял запасной, — ответил бывший муж, наклонился и погладил Кнопу. Да ещё и с такой нежностью, что меня передёрнуло. Сам кинул нас, бросил — а теперь заботу проявляет. Абсурд какой-то.

Резко затошнило, и я развернулась, чтобы уйти в комнату, но не успела — Павел схватил меня за руку, останавливая.

— Динь? Тебе нехорошо? — В голосе звенела такая неподдельная тревога, что меня немедленно затошнило сильнее. Господи, да как он смеет вообще? Неужели считает, будто это нормально — сначала кинуть меня три года назад перед очередной процедурой, а теперь явиться, как ни в чём не бывало, и делать вид, что беспокоится. И обо мне, и о Кнопе. А до этого, в течение трёх лет, он где был, о ком думал?

Я вырвала ладонь из руки Павла и, схватившись за косяк, простонала:

— Меня от тебя тошнит! — И ушла в комнату. Села на диван, схватилась пальцами за занывшие виски, стараясь успокоиться. Плевать на бывшего мужа, плевать, плева-а-ать… Всё, нет его, нет! И не было никогда! Приснился он мне, приснился!

Этот, который приснился, по-видимому, снял ботинки, прошёл комнату и поставил передо мной на журнальный столик стакан с водой, а рядом положил апельсиновые мюсли с шоколадом — мои любимые. Я на секунду замерла, глядя на это всё с недоумением, а Павел прошептал, отступая назад в прихожую:

— Я только выведу Кнопу. Потом сразу уйду. Не нервничай, тебе нельзя. Пожалуйста, Ди… Дина.

Он ушёл очень быстро, я даже не успела толком осознать сказанное. И потом пару минут ещё сидела, глядя на стакан с водой и апельсиновые мюсли, ощущая, как отчего-то колет глаза и печёт в груди, словно к сердцу прикасаются раскалённым паяльником.

Коснулась ладонью щёк. Они были мокрыми…

Павел

«Меня от тебя тошнит».

Эта фраза звенела в голове, билась в висках вместе с сердцебиением, и отдавалась такой колющей болью в душе, что Павел с трудом двигался. По сути, он и не шёл сам — его тащила вперёд весёлая и беспечная Кнопа, которую ничуть не смущал тот факт, что хозяина столько лет не было дома.

Павел понимал чувства Динь, да что там говорить — его и самого от себя тошнило. Все три года. Помогали только сеансы у Сергея Аркадьевича — седой психотерапевт в очках и с серьёзным взглядом хорошо умел вправлять мозги. Благодаря ему Павел не только выкарабкался из длительной депрессии, которая, как оказалось, началась ещё во время брака с Динь, но и осознал, что больше всего на свете хочет вернуть потерянную семью. По собственной глупости, подлости и трусости потерянную. Да, не удивительно, что Динь от него тошнило…

А вот Павел в присутствии бывшей жены чувствовал что угодно, только не тошноту. Благоговение, что она смогла забеременеть. Неважно, от кого — его это вообще не волновало, главное, что смогла, она ведь так хотела! Страх, что прогонит окончательно и бесповоротно, запретит приезжать, а он обязательно послушается, опасаясь причинить вред ей и ребёнку. Безграничное чувство вины, что сам довёл и её, и себя до подобной ситуации. Нежность и желание прижать к груди и никогда-никогда не отпускать, защищать от всех горестей и бед.

Любовь и боль рвали его пополам, как две акулы рвут жертву, безжалостно и непримиримо перемалывая до самых костей, но Павел знал, что так будет. Они с Сергеем Аркадьевичем хорошо проговорили все его возможные чувства после возвращения в жизнь Динь. Отправляясь на встречу с бывшей женой, Павел понимал, что попадёт в ад. Но если у него есть хотя бы крошечный шанс из ада выбраться — нет, не в рай, но хотя бы в чистилище… Однако это зависело не только от него, но и от Динь. Устраивать ей такой же ад Павел не желал и собирался маячить перед глазами как можно меньше. Изначально он позвал её на эту встречу в кафе, чтобы сделать то, что следовало сделать три года назад, а именно поговорить нормально, но теперь разговор нужно отложить. Не до него Динь сейчас.

Лишь бы позволяла помогать себе. Ради ребёнка, который обязан, просто обязан родиться! В срок и обязательно здоровым!

Ещё одного умершего малыша Павел просто не переживёт. А то, что этого не переживёт Динь, и так понятно.

Он вздохнул и вытер чуть влажные щёки. Снегопада сегодня не было — влага появилась из глаз, и ледяной ветер тоже был ни при чём. Павлу просто было плохо.

Он вновь, как и накануне, гулял с Кнопой около часа, затем привёл собаку в квартиру, помыл ей лапы и, не удержавшись, заглянул в комнату — хотел удостовериться, что с Динь всё в порядке. Мало ли?

Она сидела за компьютером и что-то внимательно читала. И от этого зрелища, которое раньше мелькало перед глазами каждый день и, казалось, набило оскомину, стало так уютно и светло, как бывает, когда в тёмной и стылой комнате внезапно включают свет и зажигают камин.

Динь была невыносимо родной, своей, близкой и милой. Павлу, в общем-то, было плевать, накрашена она или нет, надела парадное платье или домашний костюм — жена казалась ему прекрасной в любом виде. Хотя он не мог не признать, что сейчас она выглядит лучше, чем три года назад. Тогда, после очередных гормонов, её здорово разнесло, волосы стали тусклыми, и вся она производила впечатление смертельно уставшего человека. За прошедшее время Динь похудела, а ещё её удивительно красила беременность, будто заставляя светиться изнутри. Не удивительно — она же так хотела ребёнка.

Павел не собирался ничего спрашивать, он думал только проверить, в порядке ли жена, но неожиданно вспомнил её вчерашние слова об УЗИ, поэтому выпалил:

— Ты завтра к врачу?

Динь вздрогнула, выпуская из рук мышку, развернулась к нему и посмотрела недовольно, сощурившись.

— Тебе какая разница?

Она отвечала вопросом на вопрос только в случае крайнего раздражения, но это Павел понимал и так. Естественно, Динь мечтала, чтобы он поскорее убрался вон.

— Я тебя отвезу, — сказал, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно. — Ни к чему в метро разъезжать в твоём положении.

— Я вызову такси, — процедила она, по-воинственному складывая руки на груди. Изрядно пополневшей, кстати. Ещё и без бюстгальтера… Павел сглотнул и продолжил увещевать:

— Нашим таксистам я бы и Кнопу не доверил, не то, что беременную женщину. Динь… Дина, пожалуйста, не упрямься. Я просто отвезу тебя в клинику, не пойду внутрь и ни слова не скажу. Туда-обратно. И всё, обещаю.

Она вздохнула, прикрыв глаза — пыталась успокоиться. Павлу стало стыдно, он понимал, что раздражает Динь, но просто уйти не мог. Всё, что он ей предлагал, было разумно и справедливо, и она знала это не хуже, чем он.

— Ладно, — прошептала она наконец обречённо. — Но теперь уходи скорее. И завтра, пожалуйста, не разговаривай со мной.

— Хорошо. Во сколько?

— Мне к трём.

— Тогда я приеду полвторого. Наберу сразу, как подъеду.

Она молчала, по-прежнему сидя с закрытыми глазами, будто ей так было легче, и Павел, не дождавшись ответа, ушёл в коридор. Кнопа метнулась за ним, и он погладил её, потрепал между ушами, улыбнулся, глядя на радостно виляющий хвостик.

Безумно не хотелось уходить. Теперь, когда он наконец пришёл домой, пообщался с Динь, увидел Кнопу — не хотелось. По правде говоря, Павел не понимал, как он вообще ушёл тогда…