Ты меня предал

— Напиши или позвони, в какой роддом тебя повезут, я тоже подъеду, — буркнул он мрачно. — Всё, пошёл одеваться.

Телефон пиликнул пришедшим сообщением через десять минут, когда Павел уже выходил из квартиры, оставив матери записку на кухонном столе — решил не будить.

А ещё через несколько часов он, сидя в приёмном покое роддома, узнал, что у него родилась дочь весом шестьсот грамм и ростом… двадцать девять сантиметров.

Такие сухие слова, написанные на карточке, сфотографированной и присланной Павлу Настей — но сколько за ними было боли. Бессонных ночей, тревог и злости. На себя, что не проследил за Настей, на неё — за то, что слишком беспечно относилась к беременности, считая, что уж у неё-то точно всё будет в порядке, на врачей, которые не могли сотворить чудо и спасти заведомо обречённого ребёнка.

Павел видел Соню лишь однажды — крошечная, красно-синяя, вся в датчиках и с трубочкой в носу, она произвела на него неизгладимое впечатление. Как же ему было жаль её, ни в чём не виноватую, но заранее нелюбимую — и им самим, и Настей. Павел был уверен, что она оставила ребёнка только для того, чтобы сосать из него деньги, иначе вела бы себя по-другому. По крайней мере до родов.

После родов Настю как подменили. Она бегала к Соне в перинатальный центр каждый день, как на работу, переживала, трясла врачей, плакала. За две недели Настя умудрилась постареть на несколько лет, потерять половину волос и превратиться из холёной красотки в замученную несчастную девушку, которую Павел уже просто не мог ненавидеть. Хотя и сочувствовать, понимая, что она сама виновата, он тоже не мог.

— Знаешь, я всё-таки не буду брать грех на душу, — сказала Настя в тот вечер, когда позвонила Павлу сообщить, что Соня умерла. — И так уже… Наверное, из-за этого всё так и случилось, что я неправильно себя вела изначально.

«Само собой», — хотелось сказать Павлу, но он промолчал. Слишком горько звучал голос Насти. Удивительно, что так бывает, но она умудрилась полюбить собственного ребёнка только после его рождения.

— Соня — не твоя дочь, — огорошила вдруг Павла Настя, и он моментально забыл о жалости. Похолодел, покрылся ледяным потом и проскрипел в трубку, как простуженный старик:

— Что?..

— Соня — не твоя дочь, — повторила Настя и неожиданно разрыдалась. — Прости, я… Меня бросил парень, а тут так удачно, корпоратив… Я была беременна от него, это он не предохранялся, а ты… презерватив был целый! Я сказала, что от тебя, потому что у него-то денег не было! Подумала — а вдруг выгорит хоть что-то… Прости, прости, пожалуйста!

Павел молчал, слушая извинения Насти.

В его душе словно кружился пепел. Всё сожжено, всё потеряно… А всё почему?

Потому что Настя — шваль. А он — идиот. Поверил, не подумал, что о таком можно врать…

— Не звони мне больше, — выдохнул Павел резко и бросил трубку.

В тот вечер он вновь начал пить…

Дина

Вместе со сроком моей беременности увеличивался и страх её потерять, хотя раньше мне казалось — куда уж сильнее? Я и так постоянно чувствовала дичайшее напряжение оттого, что в глубине души считала: всё в итоге будет так же, как и всегда, то есть — плохо. Десять лет безуспешных попыток наложили определённый отпечаток на мою личность, да. Наверное, этот момент нужно было проработать с психологом ещё до беременности, но я по-прежнему не могла себя заставить делиться личным с незнакомым человеком. И боролась со своими страхами сама.

Как ни странно, но делать это мне помогал Павел. И во время нашего брака, и теперь. Хотя я не очень хорошо понимала, как именно это работает сейчас. Возможно, привычка воспринимать мужа, точнее, бывшего мужа, как опору и поддержку, шла из нашей совместной прошлой жизни, возможно, было и что-то ещё. Я предпочитала не анализировать. Но страх действительно отступал, когда я мельком видела спокойное лицо Павла. Или разбирала сумки с купленными им продуктами, гадая, какие вкусности он приобрёл на этот раз. Или натыкалась на цветы, оставленные в вазе на кухне. Теперь он покупал их мне постоянно, но не розы целыми букетами, а один или три цветка. Это были то герберы, то хризантемы, то безумно красивые лилии без запаха. Как только цветы начинали увядать, Павел выкидывал их и покупал новые.

Я ничего не говорила ему, ни «спасибо», ни «не делай этого больше». Просто не могла. Мне казалось, если стану обсуждать с ним его поступки, тут же начну и плакать, и переживать, и сильнее нервничать. Пусть лучше так… молча. Когда молчишь, можно сделать вид, что ничего особенного не происходит.

Но мне было приятно. Несмотря ни на что.

Вот так, постепенно, я приближалась к экватору своей беременности, а заодно и ко второму скринингу. Волновалась я перед ним уже чуть меньше, чем перед первым, но всё равно было не по себе. И пока серьёзный Павел вёз меня в клинику по вечернему городу, вовсю охваченному весной, я всё время молчала. И старалась думать о чём-то отвлечённом — например, о том, в какие сказочные пробки мы попадём на обратном пути, ведь я была записана на приём в шесть часов вечера. Или о том, что нужно немного обновить гардероб — после восемнадцатой недели живот как-то резко пошёл в рост, и в свою весеннюю куртку я уже почти не влезала.

— Удачи, — тихо сказал Павел, когда я выбиралась из его машины, крепко держась за его ладонь. Я кивнула и, больше никак не ответив, зашагала к зданию клиники.

Сегодня Игорь Евгеньевич долго вглядывался в монитор, чуть хмурясь и постоянно нажимая на кнопки, после чего из колонок начинали доноситься какие-то странные булькающие звуки. Просидев так с минуту, он развернулся ко мне и, отложив датчик УЗИ, серьёзно произнёс:

— Дина, послушайте меня внимательно.

Я сразу напряглась. Вряд ли подобным тоном сообщают что-то приятное.

— То, что я у вас сегодня обнаружил, часто случается с моими пациентками. Среди вас здоровых женщин нет, ещё и с учётом гормональной терапии… В общем, у вас нарушение кровотока в маточных артериях. Первая «а» степень. С ребёнком всё в порядке, кровоток пуповины в норме, не волнуйтесь.

После слов «с ребёнком всё в порядке» я немного расслабилась.

— А чем это грозит?

— Вы теперь будете идти у нас как пациентка с повышенном риском преэклампсии. Это возможные осложнения в дальнейшем течении беременности, риск преждевременных родов или прерывания. — Судя по всему, я резко побледнела, потому что Игорь Евгеньевич сжал мою руку и успокаивающим тоном произнёс: — Вот только не надо нервничать, Дина. Примерно половина моих пациенток с подобными нарушениями кровотока донашивают беременность без всяких лишних проблем. Вам нужно просто соблюдать рекомендации, а это вы умеете. Я в вас уверен.

— Я буду очень стараться! — заявила я горячо, и Игорь Евгеньевич улыбнулся.

Чуть позже, объясняя мне новые назначения, врач огорошил меня ещё одним «радостным» известием.

— Дина, вам необходимо будет делать уколы в живот. Каждый день, в одно и то же время. Начать лучше прямо сегодня, не дожидаясь анализов крови — я думаю, ничего необычного мы там не увидим, нарушения системы гемостаза у вас точно есть, судя по УЗИ. Вот только эти уколы сейчас сложно достать. Их прописывают не только беременным, и в данный момент проблемы с поставками. Через пару месяцев ситуация наверняка выправится, но ждать мы с вами не можем. Поэтому постарайтесь купить. Я напишу вам не одно название, а целый список из аналогов — покупайте то, что найдёте в продаже. Если не найдёте в течение трёх дней, приезжайте, я вам вызову скорую, ляжете в больницу. В больницах всё есть, будут вам колоть.

Я кивнула, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота, вызванная очередным витком сильнейшей паники. За десять лет лечения со мной чего только не случалось, но в подобной ситуации я оказалась впервые. Чтобы были проблемы с покупкой какого-то жизненно необходимого лекарства…

Я понятия не имела, как с этим справиться, смогу ли я найти в продаже то, что мне нужно?! Игорь Евгеньевич, конечно, сказал про больницу, но она ведь не на два месяца. Всё равно придётся искать.