Ты меня предал

Хуже всего дела обстояли с сексом. До женитьбы Павел и не подозревал, что им можно заниматься не тогда, когда захочется, а по расписанию. И вот это расписание, бесконечное отслеживание овуляций и замер фолликулов, про которые постоянно рассказывала Динь, выводило из себя сильнее всего. Нет, он не злился, не обвинял жену ни в чём, он просто ощущал себя хреново — наверное, как любой мужчина, который хочет помочь любимой женщине, но не способен на это. Он терпеливо слушал рассказы Динь обо всём, что говорила Ирина Сергеевна на очередном приёме, ходил вместе с ней на эти приёмы, подбадривал её, улыбался — а сам чувствовал только желание повеситься. И когда жена заявляла, что сегодня надо обязательно кончить, потому что дорос фолликул и с эндометрием тоже всё отлично, у Павла частенько ничего не поднималось. Причём он даже не осознавал, почему. Он знал точно, что по-прежнему любит свою Динь и хочет от неё детей, но когда дело доходило до постели, чувствовал себя старым и лысым мужиком. Извинялся, говорил, что устал на работе, шёл в ванную, смотрел какую-нибудь порнуху — и возвращался к жене. Было мерзко, но иначе у Павла практически никогда не получалось, если по расписанию. А не по расписанию они с Динь давно не занимались сексом. Близость как будто стала повинностью, наказанием для обоих, и Павел даже иногда замечал, как радовалась супруга, когда цикл подходил к концу и можно было приостановить попытки забеременеть. И его это не задевало, потому что он чувствовал то же самое.

Если бы не Сергей Аркадьевич, Павел бы так и не понял, что именно тогда и началась его депрессия. Он вообще не думал, что с мужиками тоже может происходить подобное, но вот, оказывается — может, и ещё как. Он будто тонул в болоте, зная, что никто не придёт на помощь. Они с Динь положили свои жизни на алтарь, принеся в жертву будущему ребёнку, плюнули и на собственные желания, и на проблемы, и на слабости. Возможно, если бы Павел признался тогда жене в том, что чувствует бесконечную усталость, апатию и безысходность, всё было бы иначе. Но он не признался.

Очередная попытка забеременеть окончилась провалом, и Ирина Сергеевна сказала, что нужно вновь проверить трубы, а потом уже решать с дальнейшей терапией. Динь готовилась к очередной поездке в больницу, собирала анализы… а у Павла на работе в это время появилась новая администратор — секретарь на ресепшн. Молоденькая девчонка, последний курс института, длинноногая блондинка с голубыми глазами. Звали её Настя, и она сразу положила на Павла эти самые глаза.

Догадался он не сам — коллега, посмеиваясь, сказал, что Настя с Павлом заигрывает, а у того вечно морда кирпичом. Он поначалу даже не понял, о чём ему говорят, затем присмотрелся — действительно, заигрывает. Глазами призывно хлопает, попой крутит, улыбается, дотрагивается будто случайно. Павел не очень понимал, зачем он ей — он был старше её лет на пятнадцать, к тому же, глубоко женатый, неужели никого перспективнее не нашлось? В неземную любовь он не верил. Искренне считал — когда любишь женатого, в штаны ему лезть не пытаешься, именно потому что любишь и не желаешь рушить семью. Но Настю факт наличия жены совершенно не смущал, пару раз она говорила об этом открытым текстом, и Павел её осаживал. Но в целом, девчонка ему особо не докучала, поэтому он забил на её редкие домогательства и ждал, пока она просто перебесится и найдёт себе кобеля.

А потом был корпоратив в честь десятилетия клиники. И Динь, расстроенная из-за какой-то ерунды, найденной в мазке — кажется, лейкоцитов было слишком много, и процедура откладывалась ещё на месяц, надо было пролечиться. В итоге Павел утешал жену всё утро и устал ещё до того, как приехал на работу. Провёл приём, а ближе к вечеру их стоматология всем коллективом отправилась в ресторан. Павлу было настолько хреново, что он, поддавшись на уговоры коллег, всё-таки выпил пару бокалов шампанского, желая хоть немного расслабиться. И, как и в прошлый раз, ему снесло от алкоголя крышу. Он повеселел, тоже начал шутить и хохотать, даже танцевал с Настей и не возражал, когда она во время этих танцев липла к нему, словно венерическая болезнь.

Павел уже собирался уходить и ненадолго завернул в туалет. Сделал дело, вышел — и практически налетел на улыбающуюся Настю.

— Вот ты где-е-е, — выдохнула она и затолкнула его обратно. Схватила за ширинку, погладила — и Павла словно подбросило вверх, причём и в прямом, и в переносном смысле. Желание, которое он уже долго не испытывал, замутило сознание, выпитый алкоголь отключил мозг — и Павел, рыкнув, посадил Настю верхом на раковину, тут же стянул трусики…

— Подожди! — крикнула она, что-то пихая почти ему под нос. — Презик!

Расстегнул ширинку, натянул прозрачный латекс — и одним движением пронзил разведённые ноги, совершенно не заботясь о том, готова Настя или нет. Сделал несколько резких и глубоких выпадов и мощно кончил, зажмурившись и выдыхая через рот.

А потом открыл глаза… и застонал, осознав, что именно натворил.

— Б**, Настя! — Он отодвинулся, стянул презерватив и выбросил его в урну. — Ну нах**, а?!

— А тебе не понравилось? — Она по-кошачьи облизнула губы, выгнулась, лаская себя пальцем между ног. — Так быстро кончил, я ничего не успела… Давай продолжим?

— Да пошла ты на х**, шалава! — почти плюнул в неё Павел, поправил штаны и выскочил из туалета.

Настолько дерьмово он не ощущал себя никогда в жизни. А главное, что он сам не понимал — как так получилось? Что заставило его трахнуть эту абсолютно чужую девку, к которой он даже ничего не чувствовал? Да, Настя красивая, но у Павла до этого вечера ничего не колыхалось, когда он на неё смотрел. По правде говоря, она даже была ему немного неприятна, как обычно бывает неприятен человек, который не понимает слова «нет». До чего он докатился, он же любит Динь! А если она узнает?!

Подумав об этом, Павел вздрогнул и даже перекрестился. Нет, он не мог позволить себе потерять жену, только не её! В то мгновение он даже был готов всю жизнь платить Насте деньги, лишь бы она молчала об этом позорном эпизоде в туалете ресторана. И тогда он надеялся, что на нём всё и закончится.

Но, увы, кошмар только начинался.

9

Дина

Следующие пару недель я ощущала себя тюленем. Лежала, читала книжки, смотрела фильмы, ела и спала. Гуляла, как и просили меня Игорь Евгеньевич и Ирина Сергеевна, только по квартире. Токсикоз окончательно ушёл в прошлое, поэтому я изо всех сил старалась умерить аппетит, опасаясь, что не в меру поправлюсь и стану даже не тюленем, а моржом или вообще китом. Ещё и Павел со своими кулинарными изысками… Бывший муж настолько вкусно готовил, что я частенько не могла удержаться и съедала больше, чем могла себе позволить.

Самого Павла я видела редко, несмотря на почти прежний график — он приезжал два раза в день гулять с Кнопой, периодически бегал в магазин, когда было нужно убирал квартиру или готовил еду. Вот в такие дни я могла его наблюдать, и мне, честно говоря, не нравился внешний вид Павла. Он выглядел как человек, который не отдыхает вообще. Возможно, так оно и было, вряд ли у бывшего мужа имелось много времени на отдых.

Пару раз мы вместе ужинали. Я предлагала всегда сама, замечая, что Павел от усталости и голода на ногах не стоит, и он спокойно соглашался. Ел всегда с огромным аппетитом и молчал, пока я сама не начинала говорить — а я не начинала. Опасалась наткнуться ещё на какие-нибудь откровения. До сих пор не отошла от прошлого упоминания его лечения у психотерапевта. Причём сама не могла понять, что по этому поводу на самом деле чувствую, кроме глубочайшего недоумения.

Учитывая тот факт, что я почти не могла сидеть за компьютером — увы, врачи предупреждали меня и об этом, — а работать полноценно, втыкая только в телефон, невозможно, доходы мои резко упали почти до нуля. Если, конечно, не считать денег, которые я получала от сдачи нашей с мамой квартиры, но их я традиционно старалась отправлять на вклад, да и сумма там была небольшая. Пока я не слишком тратилась, потому что почти на всё тратился Павел, но боялась представить, что было бы, если бы не он со своей помощью. И мне было неловко. Бывший муж — это всё же бывший муж, а не настоящий, и он не должен спускать на меня всю зарплату. Конечно, Павел спускал не всю, но тратил более чем прилично, и от этого было не по себе. Я пыталась поговорить с ним на эту тему однажды за ужином, но наткнулась на такое ослиное упрямство и каменную уверенность в собственной правоте, что решила не спорить. Попытка всучить Павлу хотя бы какую-то часть потраченной на меня суммы могла закончиться плачевно для ребёнка, которого я старалась оберегать от всех волнений. Вот рожу, тогда и разберёмся.