Ты мне не нравишься

— Привет тебе!

Я вздрагиваю и поворачиваюсь к говорящему. Ник, оказывается, стоит совсем рядом, и с ним явно что-то не так. У меня внутри все переворачивается. Я не хочу быть влюблённой. И ещё больше не хочу быть влюблённой в него. И сейчас дело даже не в том, что это делает меня уязвимой. Дело в том, что он любит Стеллу.

— Знаешь, Стелла… — начинает он со вздохом, но я не даю ему продолжить.

У меня темнеет в глазах. Я не намерена больше помогать ему с ней!

— Стелла, Стелла, Стелла! — почти что кричу я. — Ты знаешь другие слова?! Сколько можно? Не хочу о ней говорить!

Пусть сам разбирается со своей любимой Стеллой! А с меня — хватит. Пусть даже у меня и есть к нему чувства, (вот ведь дерьмо!), я их уничтожу! Даже если мне придётся вырвать из груди сердце и перекроить по-новому!

Я в бешенстве бегу по коридору, ноги заплетаются, и не знаю, как мне удаётся не упасть. Я останавливаюсь, чтобы перевести дух и взглянуть, не поцарапала ли я туфли. Вроде бы все в порядке. Внутри все горит. Руки дрожат. Я чувствую себя идиоткой. Нет, так нельзя. Гнев отступает. Я оборачиваюсь и смотрю на одинокий силуэт Ника.

Медленно бреду обратно, понятия не имею, зачем. Он сидит на полу и ржёт во все горло. «Приплыли», — думаю я и внутри меня воцаряется полное спокойствие. Ну, почти.

Коридор пуст. Давно идет урок, но, видимо, мы его прогуляем. Я приземляюсь рядом с Ником. На грязный пол. И мне все равно. Такие вот дела.

Он все ещё смеётся, но уже тише.

— Может, хватит? — спрашиваю я.

Меня не отпускает чувство, что он смеётся надо мной.

— Сейчас, погоди, — говорит он и хрюкает.

Я тоже начинаю улыбаться. Мы похожи на пациентов клиники для душевнобольных. А вдруг так и есть? Я делюсь своими мыслями вслух, и Ник начинает кивать. Слишком усердно. Я переживаю за его шею.

— Тоже об этом думал.

— Выкладывай, — через пять минут размышлений требую я.

— Твоя помощь с… В общем, твоя помощь больше не нужна.

— Ты можешь назвать ее имя.

— А ты не взбесишься?

Я хмыкаю и изучаю свою обувь. Все-таки поцарапала!

— Она мне сообщила, что не пылает ко мне любовью. Удивительно, правда?

Он снова смеётся, и я с силой толкаю его в бок. Достал ржать. Затем хмурю брови и обдумываю сказанное им.

— Что, так и сказала?

— Вроде того.

— И как… Как ты? — выдавливаю я неуверенно. Не знаю, что говорить в случае, когда любовь всей твоей жизни оказывается не взаимной.

— Да нормально, — бодро отвечает он.

Вот и поговорили. Теперь, по классике жанра, затянется долгая неловкая пауза. Кто-нибудь начнёт громко грызть ногти. Или как там еще сказывается нервное напряжение?..

Но этого не происходит. Происходит другое. Ник кладёт теплую руку поверх моей, и неловкость исчезает. Вообще-то все должно быть наоборот, странно.

— Стелла не такая, как всегда, — внезапно выдаю я.

— Стелла, Стелла, Стелла, — передразнивает меня Ник. — Ты знаешь другие слова?

— А может…

— … уйдём отсюда? — перехватывает инициативу Ник и озвучивает мои мысли.

— Да. Только я хотела сказать «свалим».

— Свалим. Отчалим. Сбежим. Это неважно. Он встаёт первый и помогает подняться мне. Он снова держит меня за руку, и по моему телу поднимается волна тепла. Я мысленно заставляю себя не быть размазней.

«Человека, можно сказать, только что бросили. Он хочет отвлечься, и только. Не напридумывай себе ничего такого».

Однако мне все равно, чем в данный момент руководствуется Ник. Мне нравится держать его за руку. Мне тепло и комфортно. А ещё мы сейчас свалим отсюда. Только мы вдвоём. И это ужасное утро перерастёт в прекрасный день. И плевать, что будет потом.

Однако уйти в закат нам так и не удаётся. В коридоре вдруг вырастает зловещая фигура директора. Он смотрит будто бы сквозь нас. Мы замираем, и одновременно расцепляем руки, как будто нас застали за чем-то непристойным. Антон Николаевич наконец фокусирует взгляд.

— Не буду вас спрашивать, что вы делаете здесь вместе посреди урока, — хмуро говорит он, — но я искал как раз вас двоих. Пройдемте в мой кабинет. Не переживайте, вы пока ничего не натворили. Разговор пойдёт о моей дочери.

Глава 34. Ник

По кабинету директора будто бы прошёлся смерч. Бумаги разбросаны по столу, одно кресло для посетителей валяется на полу в перевёрнутом виде, другое — непривычно стоит в углу. На столе лежит фотография в рамке и осколки стекла. На фото изображена смеющаяся кудрявая женщина. Предположительно, мать Стеллы.

Ли бегло осматривается по сторонам, а я слежу за Антоном Николаевичем. Вместо того чтобы занять свое кресло, он прислоняется к столу и сжимает руками края деревянной столешницы. Взгляд его снова затуманивается.

Я прочищаю горло, чтобы напомнить о нашем присутствии. Директор поднимает глаза.

— Присаживайтесь, — он указывает в сторону упавшего кресла.

Ли послушно поднимает его и неуверенно садится. Я бреду за другим креслом, чтобы поставить его на место и тоже сесть, а директор начинает рассказывать.

— Не знаю, что с ней произошло, она сама не своя. Мы поругались, и она убежала. Вы ведь ее друзья. Я подумал, что вы должны знать, что у неё случилось.

Ли задумчиво трёт щеку.

— Да, сегодня она явно была не в духе. Но я даже не знаю…

— Я умудряюсь держать под контролем всю школу, но не могу контролировать свою дочь! — сокрушается Антон Николаевич и на секунду закрывает лицо руками.

Я тяну время и зачем-то делаю вид, что пытаюсь поднять кресло, но оно никак не поддаётся, хотя на меня даже никто не смотрит. Мне не хочется рассказывать отцу Стеллы о нашем с ней разговоре. Во-первых, в очередной раз мне придётся выставить себя жалким неудачником. А, во-вторых, наверняка, возникнет вопрос, с какой стати я сразу после того, как меня отвергла одна, держу за ручку другую. Я и сам пока в этом на разобрался.

Да и Стелла не в себе не из-за этого. Это она меня отшила, а не наоборот. Причина ее плохого настроения может быть вообще любая. Она же девчонка. Они все ненормальные!

— С утра она была странной, на себя не похожей, — произносит Ли задумчиво. — Но, к сожалению, я не знаю, что у неё случилось. Она мне не рассказывала ничего такого.

Она поглядывает на меня, пока говорит. Я уже оставил кресло в покое, просто стою в углу и смотрю на них молча. Ли задерживает на мне взгляд и поднимает брови. Хочет, чтобы я рассказал директору о том, как его дочь дала мне от ворот поворот. Я опускаю глаза.

Директор — хороший мужик, но надо ли ему знать о таких вещах?.. Я долго мысленно оправдываю своё молчание.

— Может быть, дело во мне. После ухода Нины я не знал, как вести себя с дочкой. Наверно, я не был ей хорошим родителем. Я отдал своё разбитое сердце этой школе. А надо было ей.

— Вы не правы, — резко говорит Ли, и я удивленно смотрю на неё: так говорят не с директором собственной школы, так говорят с раздражающим младшим братом, который опять напортачил. — Вы — чудесный отец. Возможно, чересчур суровы иногда, но отец таким и должен быть. Вы заботитесь о ней, проверяете, сделала ли она домашнее задание, следите, чтобы она одна не бродила по ночам. Вы любите ее, и, надеюсь, она это знает. А если нет, скажите ей это. И побыстрее.

Я слушаю самозабвенную речь Ли, и мне становится невыносимо тоскливо. Потому что я знаю, что о ней самой так никто не заботится.

Краем глаза я замечаю какое-то движение. Аккуратно поворачиваю голову в сторону двери и встречаюсь глазами со Стеллой. Она стоит в дверном проеме. На ее щеках яркие чёрные подтеки от туши для ресниц. Она делает мне знак молчать.

— Хотел бы я, чтобы ты была моей дочерью, — проникновенно отвечает Антон Николаевич. — Все было бы гораздо проще!

Я в ужасе смотрю на то место, где только что стояла Стелла. Я выскальзываю из кабинета директора и бегу за ней. Догоняю ее только на улице, хватаю за плечо, поворачиваю к себе. Она рыдает и даже не пытается сдерживаться.