Очевидное-Невероятное

— Привет небесному воинству! Чет-нечет! — безучастно проклацали стариковы челюсти. — Очередная, стало быть, заблудшая душа?

При этом он даже не посмотрел в мою сторону, видимо, душа настолько заблудилась, что и поиски отменили!

— Здравствуй, Хранитель, — поздоровались проводники по очереди и приняли в свои ладони его дрожащую дружественную длань. — Напоролись на кавалеристский разъезд маршала Муската.

— Вы хотели сказать — Мюрата, — поправил старик. — Он тут всех достал! Этого бывшего трактирщика уже давно пора отправить к праотцам!

— Теперь у нас одна дорога — через твой мост. Пустишь, али как?

Одноглазый расстегнул сумку и вытащил оттуда поллитровку босяцой водки. В том, что это водка, я не сомневался, не смотря на то, что поверх оригинальной этикетки была налеплена другая, корявыми буквами сообщавшая, что в бутылке МАЛАКО.

— Старость — не радость, — пояснил Хранитель больше себе, чем кому-то. Будто извинялся. — Иных напитков организм ужо не приемлет!

«А ребята то тупые, — подумал я о сопровождающих. — Людей лечат, а писать грамотно не научились!»

— Ну, так что, Хранитель ценностей, — напомнило о себе «небесное воинство», — пустишь на мост?

— Ничего не выйдет, чет-нечет! — Челюсти старика, казалось, двигались сами по себе, безотносительно воли их носителя. — Французское ядро угодило прямо в центральную опору, прореха в три метра. Перепрыгнете?

— Вот чёрт!

Козлобородый спустился вниз по берегу метров на пятьдесят, за это время старик в один глоток наполовину осушил бутылку и удовлетворённо хрюкнул:

— Парное!

— Ну, — крикнул одноглазый. — Что там?

— Ничего хорошего! — Отозвался козлобородый и скрестил руки над головой. — Придётся огибать по суше!

— Лодка есть, старик? — Одноглазый помог обмякшему от молока, Стрельцу опустится на лежащее тут же бревно. — Должна быть, ты ж перевозчик, мать твою, или кто?

Старику заметно полегчало. Дыханье его стабилизировалось, челюсти обрели необходимую координацию. Это значило, что всё сказанное им с этой минуты согласовано с его сердцем и умом! Об этом также говорил и тот факт, что Хранитель с сознанием дела водрузил на переносицу оправу с притороченными на изоленту душками. Стёкол в оправе, естественно, не было.

— Сколько я вас знаю, ребятки? — говоря, старик то и дело поглядывал на бутылку. — Сто лет?

Его настрой не сулил ничего хорошего, это я понял сразу.

— Дашь лодку, — сказал одноглазый, — получаешь во… вторую бутылку молока. Молоко — мечта! Только что из-под коровы!

Козлобородый поспел как раз на конец фразы и внёс свою лепту:

— А нет, вернёшься обратно в Очевидное-Невероятное. Готов ты к такой развязке?

Старик приподнялся, подложил под себя шапку и сел обратно. По лицу его наперегонки стекалибодрые капли пота.

— Лодка есть, чет-нечет! — На всякий случай он крепко прижал бутылку к груди, давая понять, что разлучить их теперь, чет-нечет, может только смерть! — Камышинную затоку знаете?

— Ну? И причём тут?

Парни занервничали. Пока всё ещё короткий весенний день заканчивался, встречать ночь в холодном поле явно не входило в их планы.

— Там она. На приколе. С вёслами, всё как полагается. Вчера с полудня в Тарутино плавал — за ряженкой, обратно обессилел. Хотел сегодня с утра забрать, да забрало заело!

Харитон закудахтал, явно довольный своею шуткой.

— Так что, сходите сами, парни. Крепкие, здоровые — чего вам! Десять минут туда — десять обратно! Прямо рядом с Шевардинским Редутом. Лодка хорошая, не волнуйтесь. Десятерых таких, как вы — кабанов выдюжит! Быстрее начнёте — быстрее закончите! А неофита оставьте, я постерегу.

Для меня это было достаточно странно, но парни согласились! Что-то в речи Хранителя их явно подкупило, может, Шевардинский Редут?

Сопровождающие сняли сумки, и, пригрозив старику на ход ноги, твёрдой поступью отправились искать судно.

— Ну вот, а теперь поговорим в соответствующей манере.

Старик похлопал ладонью по бревну, приглашая меня присесть.

Там вдали за рекой загорелись огни. Огни Очевидного-Невероятного. Здесь на склизком речном склоне они казались такими тёплыми и дружественными, так манили к себе, что хоть не перебирайся через реку вплавь. На секунду я даже представил себе, что это огни Лас-Вегаса. Но у Хранителя на этот счёт, похоже, было иное мнение.

Я сел рядом.

— Обиделись, небось, за «заблудшую душу»?

— Сначала обиделся, — признался я честно. — По привычке. Так уж у нас принято — сперва обижаемся, а после думаем — за что.

— Вот-вот… Рад, чет-нечет, что вы это понимаете… Молочка?

Он протянул мне бутылку.

— Только Кока-Кола, — отказался я. — И только диетическая.

— Вот ведь беда какая… — Искренне посочувствовал Хранитель. — Будете там, — он кивнул на другой берег, — позвоните Гельмуту, он незамедлительно пришлёт, сколько захотите. У него этих этикеток — завались!

— Какому Гельмуту? — не сразу сообразил я. — Колю?

— Ну да, — сказал Хранитель. — Чего ж не помочь человеку, коль так.

Старик отпил из бутылки и громко икнул.

Внутри у него что-то забулькало, заурчало, забродило. Он внимательно прислушался к внутренним процессам, будто пытался расшифровать некое важное послание.

Вспомнив, что не один, перевозчик рассказал мне о конечном пункте моего назначения. По его словам, это вовсе не спец учреждение с почтовым адресом, географическими координатами и техническим паспортом. Так считают многие, но это заблуждение — пускай думают, как им удобно, даже самое понятное и распространённое мнение это только личное впечатление о чём бы то ни было, но миру от этого ни холодно, ни жарко. А это и есть — целый мир!

— Относитесь к нему, как к единственно возможному жизненному пространству во всей вселенной и это подействует на вас лучше всякого элтацина. Мне надо, чтобы вы именно это поняли. Вернее, не так! Мне надо, чтобы это поняли именно вы! Я сразу, как только вас увидел, утвердился в смутном сознании, что с вас может начаться совершенно новый этап в истории Очевидного-Невероятного. Скажите мне по правде — вы готовы в это поверить?

— Во что?

— В невероятное, которое в нашем случае вполне очевидно. Вам обязательно нужно в это поверить! А будет нелегко, против вас у них найдётся целый государственный аппарат, без него не может функционировать ни одно живое общество. Так что придётся с этим смириться. Идите-ка сюда… — Он жестом попросил меня придвинуться к нему насколько можно близко. — Но вот с чем вы не можете и не должны соглашаться, так это с их системой этикеток! Просто попробуйте оставить вещам и явлениям их привычные названия, и может, тогда осколок ядра минует беднягу Багратион, а генерал Кутайсов вернётся к своей Анастасии живым и здоровым!

Не смотря на полную кашу в голове, я уже собирался дать старику клятвенное обещание спасти героев, но в это время в тёмном небе прямо над нами пролетел самолёт и этот звук сильно привлёк его внимание.

— Вы слышите? — спросил меня шёпотом Хранитель. — Уже в который раз! Может быть, вы скажете мне, что это такое?

Я прям опешил!

— Значит, вы тоже не знаете?

— Да как же не знаю, — соврал я. — Знаю, да ещё как! Это шум, который издаёт Млечный Путь! То есть, Молочный. И услышать его способен лишь тот, кто пьёт много молока.

— Ну вот, и вы туда же, чёт-нечет! — повеселел Хранитель. — А ведь это же всего лишь удивительный аппарат, который летает без, чьей бы то ни было, помощи. Сам летает. Понимаете? Стало быть, это… Са… мо…

— Лёт! — закончил я.

— Браво! — закричал Хранитель и, обняв одной рукой за плечи, другой отчаянно похлопал меня по груди, да так крепко, что я закашлялся. — Браво, мой, друг, вы прошли и этот тест! — Он взболтал содержимое бутылки и осушил её до дна. — Говно, а не молоко — как минимум, вчерашнего надоя! — От возбуждения глаза Хранителя сверкали в темноте, как две ракеты, одновременно пущенные над полем боя! — А ведь они считают меня неполноценным мудаком, недостойным их гражданства! Представляете, втихушку вручили мне этот берег, будку и этот никудышный мост, по которому за всё это время не пробежала ни одна собака! Поняв, что я близок к тому, чтобы раскусить их подлый обман, эти ублюдки запустили в окрестные леса полчища французов и тут же зачем-то… Зачем? Вы наверняка видели флагшток над будкой? Так вот, чет-нечет, как только враг понёс первые потери и я водрузил знамя второй гренадерской дивизии, они тут же, за каким-то дьяволом, поменяли его на стяг четвёртой пехотной! Тайно, суки, под покровом ночи! Представляете? Но они не учли обретённый опыт партизанской войны! Вот, смотрите…