Очевидное-Невероятное

— Вовремя подоспели, товарищ Председатель ЧК, — обратился он ко мне через несколько голов. — Давайте с нами!

И двинулся по Коридору первым. То была походка победителя, и не последовать его примеру означало предать Родину в суровый час испытаний!

Многие из тех, кто шёл рядом, были мне хорошо знакомы. Я им — тем более. Пищеблок, недавний праздник Общего Стола и моя памятная речь на нём — всё это они хорошо запомнили. В смысле, кто был способен помнить в принципе. Хоть что-то и хоть как-то. Пришлось отдельно поприветствовать Первопечатника Ивана Фёдорова, он буквально схватил меня за рукав.

— Нет, вы представляете, товарищ Председатель ЧК, что они сделали с нашей газетой! — Он вытащил из кармана, сложенный вчетверо, номер «АБВГДейки» и буквально всучил его мне. — Ну-ка!

Я взял, оценив при этом неожиданную мягкость контакта.

— Выпустили на туалетной бумаге, суки! — Издателя душили слёзы обиды. — Никогда не позволял себе подобных выражений, но теперь для них, кажется, самое лучшее время! Могу повторить: «Суки, суки, суки!» Если с «Часословом» произойдёт что-нибудь подобное, я сначала сожгу прокси-храм, а потом выпью упаковку «Пургена»!

Несмотря на мягкость бумаги, это было жёсткое заявление. Я пообещал разобраться.

Были тут и поэт Есенин, и композитор Мусоргский, и живописец Репин, и Матрёшка в совершенно разобранном состоянии, и даже великие княжны-синявки. Пару-тройку раз мелькнула в толпе забинтованная фигура фараона.

— Как дела на интимном фронте? — поинтересовался у меня доктор Фрейд. Я понял так, что это у него вместо приветствия. — Если что, советую вам применить мой «Метод свободных ассоциаций». Надеюсь, вы понимаете, о чём я?

— Не бывает некрасивых женщин, — несмело предположил я, — бывает мало водки.

— Ну да, — согласился доктор. — Типа того. Лучшая царевна всегда — лягушка, так нагляднее.

Только теперь я разглядел, что на голове у психоаналитика хоть и цилиндр, но не в виде головного убора, а в виде одноимённого автомобильного агрегата.

От джентльмена в цилиндре я также узнал, что мероприятие было проаннонсировано по радио. Видимо, как раз в тот момент, когда я весело расклеивал смайликов на виртуальные надгробья.

Сообщение зачитал лохматый ведущий «Туристического Вестника» в пионерском галстуке. На этот раз он представился публике, как, прилетевший с первыми грачами, Левитан.

— Как вы узнали?

— О чём? — не понял доктор.

— Что он в галстуке?

— Так я же говорю: слышал по радио!

— А-а, — сказал я, стыдясь собственной тупости, ещё карикатурно постучал себя по лбу для наглядности. — Простите, доктор, суперэго. Препятствует открытию прозорливого ока!

Психоаналитик поморщился, что-то в моей мотивировке ему явно не понравилось.

За разговорами мы вышли к ракете. Столовая представляла собой замкнутое пространство под открытым небом. Что-то вроде сливного бачка без крышки. Это место здесь раньше именовалось «Зимним садом». По периметру располагались деревянные столики, расписанные под Гжель и густо покрытые лаком. Возле каждого столика стояло по два кресла и все с треснувшей засаленной обивкой. Ни одного целого. Помещение украшали всё те же пальмы одинаковой высоты, а на пальмах висели бутафорские бананы, почему-то сиреневого цвета.

— Влияние радиоактивного топлива, — пояснил доктор Фрейд. — Но хуже всего, что эта гадость вредна и для нашего либидо, именно поэтому в зоне старта стоять способна только ракета! Вы меня понимаете?

— Стараюсь из последних сил, — признался я, — ибо с молодых ногтей являюсь вашим горячим поклонником!

Сама ракета занимала центральное место и так как высота её превышала высоту помещения, верхняя часть корабля заметно высовывалась наружу. С разных сторон к «Востоку» примыкали две мачты, одна походила на водосточную трубу, вторая на провисший канат. Ни та, ни другая опора не способствовала удержанию ракеты в вертикальном положении и никак не страховала её от падения. Наоборот, именно мачты и создавали стойкое ощущение того, что конструкция может рухнуть от первого же сквозняка.

Народ расположился так, чтобы хорошо видеть деревянный помост, откуда космонавт должен был послать соплеменникам свой последний земной поклон. Поэтому вместо того, чтобы присаживаться за столики, на них забирались с ногами. Особо любопытные умудрялись оседлать тех, кто стоял на столе и я даже увидел одну тройную пирамиду, основанием которой служил Прохор старец, невесть откуда обретший былую мощь, а вершиной — некто худощавый в маске для подводного плавания. Сказали, что это вероятный покоритель Эвереста № 1 Джордж Мэллори. Помимо маски голову альпиниста украшал эмалированный горшок, повёрнутый ручкой назад и, сотворённая из трубочки для капельниц, клипса в виде чёртика, демонстрирующего половой член.

К краю площадки была приставлена лестница-стремянка, та самая — из зеленхоза. Я осмотрелся в поисках её хозяев, но рабочий день у ребят, видно, закончился, и пацаны наперегонки устремились в библиотеку за русско-португальским разговорником.

Мне показалось довольно забавным, что все они тут собрались, ведь я-то думал, главное мероприятие сегодняшнего вечера это «Новый Ход», при том, что старт «Востока» и полёт Гагарина, если честно, многими воспринимался, как молитва о воскрешении над кучкой пепла. Да и сам герой, будучи у меня в гостях, ни словом не обмолвился о том, что покидает Землю так скоро. Я попытался в подробностях вспомнить наш утренний разговор за коньяком, но в голове почему-то снова и снова разыгрывалась одна и та же сцена: Гагарин стоит перед «Чёрным квадратом» с банкой серебрянки и кисточкой.

— Не знаю, куда ставить лайк, — жалуется космонавт и в смятении одёргивает короткую кожаную юбку. — У каждого свой чёрный квадрат, мой собственный нравится мне всё меньше и меньше. Так что, ставьте лайки, друзья! Украсим небо мириадами созвездий!

И голос его жутко напоминает голос Хранителя.

Мне вдруг нестерпимо захотелось поговорить с Левшой. Поделиться своими, прямо скажем, невесёлыми мыслями. Я поискал его взглядом и там, и тут, но парень куда-то исчез, скорее всего, ушёл за Гагариным. То, что он состоит в инициативной группе по организации полёта не оставляло у меня никаких сомнений. Не удивлюсь, если Левша полетит в космос вместе с космонавтом № 1, и даже не удивлюсь, если он сделает это вместо него! Уж с двумя то руками!

Прошла минута-другая, прежде чем я смог убедиться в том, что мысли мои работают в правильном направлении!

Они вышли из дверей «Операционной» вдвоём, чуть ли не под ручку. Гагарин, как и положено, был одет в скафандр СК-1, при этом лицо его оставалось открытым, а гермошлем он держал в правой руке. Вы, может быть, подумаете, что детали типа маркировки скафандра, приводимые мною в местах описания тех или иных предметов и явлений, избыточны и употребляются лишь для «красного словца», но это не так. В случае со скафандром, например, упоминание о том, что это был именно СК-1, а не какой-то другой спецкостюм, важно потому, что надпись расшифровывалась, как «Специальная Клиника — 1».

Тот факт, что ребята появились из «Операционной» только подтверждал мои догадки относительно причастности Левши к «космическим проектам» и возникновения у него явных признаков «звёздной болезни» в её буквальном выражении. Через минуту к номинальным покорителям космоса присоединились Алконост и юркий любитель спорта Семён Семёныч. Последний шёл, слегка подотстав, потому как прыгал на скакалке, нет-нет, да и стегая идущих впереди шнуром по пяткам.

Народ пламенно встретил своих кумиров. Овации были не просто бурными, но несмолкаемыми. Оказалось, что в случае, если аплодисменты принимают постоянный характер, в какой-то момент они начинают производить успокаивающий эффект, как шум моря, журчанье горного ручья или стук дождя по жестяной крыше.

Пока космонавт и члены комиссии взбирались по лестнице, Левша, выделив пару минут, подскочил ко мне. Теперь у него была возможность отдать мне честь, и он с удовольствием ею воспользовался.