Очевидное-Невероятное

Мы шли по Коридору, а я всё думал, что мало-помалу начал привыкать к окружающему меня миру. Ещё утром всё здесь казалось мне слегка непривычным: вывески, организации, люди, которые их представляли и даже воздух, которым они дышали! Всё было и так, и не так. Но определить, что именно не так, не по внешним различиям, а по сути, мне казалось абсолютно невозможным. Моя форма открывала любые двери и любые уста, но что-то меня смущало и не давало возможности пользоваться этими преимуществами в полной мере! И вот теперь, по прошествии какого-то времени, когда всё вокруг становится не просто привычным, но и близким, я, может быть, смогу, наконец, реализовать ту функцию, которая определена мне самою судьбой и Левша…

— Что Левша?

— И ты, — повторил я свою мысль внятно и настойчиво, — будешь мне в этом хорошим подспорьем!

— Подспорьем — это хорошо, — Левша попридержал меня за руку — Это требуется отметить!

Мы как раз к лифту приближались, а там вывеска: «Социальный лифт». Раньше не было. Вроде пустяк, а так просто в лифт уже не сядешь! Теперь пассажир должен иметь чёткое намерение о том, чего бы ему хотелось дальше, а не гонять бесцельно туда-сюда. Уведомление било, как высоковольтный ток, поэтому желающих подняться на соответствующий социальный, уровень были единицы. Собственно, пока что только мы и были.

— Жрать охота, господа, — пояснил свою просьбу Левша. — Давайте сядем на кушетку, я угощаю!

Как только мы устроились рядком, по-воробьиному, он вытащил из кармана кафтана знакомый свёрток с курицей.

— Куроедов? — удивился я.

— Был Куроедов, — рассудительно сказал Левша, — стал Недоедов! Коррупцию будем пресекать на корню! Вам отломить, Ваше Величество?

— Подобное обращение в адрес сына Бога на земле непозволительно, — обиделся фараон. — В наше время к Владыкам Земли и Неба, кроме как Ваше Убожество не обращались! — Он принял бёдрышко и всё никак не решался попробовать его на вкус. — Объяснить, почему?

— Типа, Богу — Богово? — предположил Левша.

— Именно что! — Рамсес, наконец, откусил кусочек и сосредоточенно жевал его будто жвачку до самого конца трапезы. — Не поверите, в первый раз прошло по пищеводу.

— А так что же, — с набитым ртом спросил Левша, — всё время отбирают?

— Всё время! — прожевал фараон грустно.

Пока мы ели, я попытался объяснить ребятам, в чём суть подъёма на социальном лифте и какой надо при этом иметь волевой настрой.

— Раз так, — резонно заметил Левша, — то концерт Высоцкого — ничто иное, как подъём на высокий социальный уровень! Смекаете, Ваше Убожество? — Он заботливо поправил бинт, мешающий фараону совершать полноценный акт потребления пищи. — Это вам не в золочённом саркофаге кочумать!

В лифте на этот раз мне показалось как-то темновато и душновато. И стены задрапированы чёрной материей, так что не видно ни одного зеркала.

Мне тут же припомнился Гагарин с его небесными алмазами.

— Небо в алмазах это, конечно, хорошо, — констатировал я с такой убеждённостью, что все сразу представили себе это зрелище воочию! — Но это всего лишь фигура речи, Юрий Алексеевич!

Бах — и мираж рассыпался!

— Кто это — Юрий Алексеевич? — спросил Левша.

— Гагарин.

— А-а… — Левша сочувственно вздохнул. — Тоже, значит, здесь?

Я согласно кивнул.

— Кстати, забыл спросить, а что стало с твоим бриллиантом, Левша?

— Молчит наука, — попытался отшутиться мастер.

— Нет, серьёзно, — настаивал я. — Лувр? Прадо? Грановитая Палата?

— Ну уж нет! — бойко ответил чемпион мира по огранке, — Лучший гарант соблюдения авторских прав, это сам автор! А посему, други, прошу зажмуриться!

И он торжественно извлёк из недр кафтана нечто круглое, завёрнутое в носовой платок.

— Алле, ап!

Не знаю, что уж там увидел фараон Рамсес Второй, ведь у фараонов, как известно, свои отношения с камнем, но лично мне показалось, что бриллиант, явленный нам автором во всём своём божественном величии, сильно напоминает обычную речную гальку!

2.

ДЕРЕВЯННЫЕ ОБЕРТОНА.

Найти «Мюзикл-холл» оказалось несложно. Лифт доставил нас на нужный этаж за несколько минут.

Или лет?

Перед тем, как двери кабины закрылись, я успел заметить, как ткани внутри лифта скользнули вниз, и в открывшихся зеркалах отразилась огромная очередь людей с цветами и венками. Голова этой многолюдной пёстрой змеи исчезала где-то там, вдали, в распахнутых дверях парадного входа театра.

Кто-то, скорее всего, звукорежиссёр, настраивал микрофон.

— Боже мой! — воскликнула румяная женщина приятной матрёшечной наружности. — Кому мы доверяем наших кумиров! Этот парень просто пень — пнём, вы слышали, как он считает? Он что, в школе не учился?

— А как он считает? — спросил Левша. Тётка ему понравилась, и он был не прочь слегка позубоскалить!

— Раз — два, раз — два! Вы что, сами не слышите?

Она сидела на скамейке у стены и ждала, когда начнут впускать.

— Это безобразие, товарищ Председатель ЧК, — обратилась она ко мне, после небольшой паузы. — Концерт итак в неурочный час, а ещё заставляют ждать на сквозняке! А мы простымши!

— Вы? — снова встрял Левша.

— Ну да, мы. — Тётка поправила кофточку, пригладила ладонями волосы, затянутые на затылке в тугой узел. — Разрешите представиться: мы — Матрёшки. Я старшая, они помладше.

— Прелесть какая! — Воскликнул Левша и даже рядом присел. — Я — то думал, куда все зрители подевались! А они, оказывается, вон где! И сколько же вас, если не секрет?

— Не секрет, — сказала старшая Матрёшка. — Насколько мне известно — пять. Но, я не уверенна. Было ещё пару ложных беременностей, так что, возможно, и семь… — И, подумав, добавила. — А то и восемь. Какой же секрет?

В этот момент мы все одновременно подумали, что будет лучше, если мы станем обращаться к ней — Матрёшка-мать.

— Чтобы два в одном или вот один без двух, как в моём случае, это я слыхал, — не скрывая восторга и умиления, сказал Левша, — Но вот, чтобы — восемь в одной!

Тут раздался третий звонок и мы вместе со всеми Матрёшками потянулись к холлу. В смысле, Мюзик-Холлу. Там друг за другом стояло несколько кушеток, мы заняли места и стали ждать начала концерта.

Разумеется, все мы очень волновались и когда артист появился на сцене, никто из нас даже не понял, что здесь происходит и вообще, не сон ли это? С другой стороны, сидящая в зале мумия фараона была куда менее объяснима, чем все тайны мира вместе взятые! Рамсес, кстати, волновался не меньше любого из нас!

Высоцкий обратился к нам с приветствием и его голос развеял последние сомнения, тогда как сам исполнитель показался нам слегка грустным и утомлённым. Полагаю, это ощущение во многом было результатом давления на общественное сознание многочисленными СМИ, преследующими свои корыстные узкокорпоративные цели, а именно — придавать товару тот вид, который способствует наибольшему спросу. Мне лично, всё время хотелось его как-то приободрить! Возможно не только мне. Я видел, как все Матрёшки, включая последнюю, крепко, до боли в ладонях, приветствуют своего кумира.

— Вы, конечно же, пришли послушать мои песни, — сказал артист, поправляя ремешок гитары. — Однако, не станем преувеличивать волшебную силу искусства, сколько б ты не сочинял и как бы ты часто не выступал перед зрителями, что-то да остаётся втуне! Поэтому, песни песнями, но хотелось бы и поболтать. А начнём мы давайте непосредственно с фактического материала. Как говориться, что вижу, о том и пою. Вот вы, товарищ… — Он указал на фараона, на что тот растерянно развёл руками. — Вы, вы… Всем известно, что вы являетесь представителем цивилизации, где в общественное сознание активно внедрялась идеи бессмертия, будто бы в грядущем умершему могло пригодиться многое из того, к чему он привязался в этой жизни. Это могло быть всё, что угодно — посох, подвязная борода, любимая пепельница и даже, извините, туалетная бумага! Да что бумага! Известны, например, случаи, когда вслед за умершим в качестве дополнительного бонуса, отправляли его тёщу. — Рамсес Второй заёрзал на кушетке, всем своим видом выражая сильную растерянность. — Но что-то мне подсказывает, — поспешил успокоить фараона артист, — что тещ, скорее всего не бинтовали, отчего те благополучно канули в Лету. Впрочем, Лета — это уже совсем другая история… Я хочу сказать, что вам…