Багровая смерть (ЛП)

— О, даже не знаю. Смерть моей матери, когда мне было восемь и его повторная женитьба на женщине, у которой были проблемы с тем, что я наполовину мексиканка и разрушаю голубоглазую и блондинистую картинку ее семьи?

— Это значит, что ты не хочешь мне рассказывать, потому что у тебя почти не ощущаются эмоции, когда ты это говоришь, — заметил он, посмотрев на меня в упор своими зеленейшими из зеленых глазами. Это были самые присамые зеленые глаза, которые я когда-либо видела на человеческом лице. Черт, я и домашних кошек с такими зелеными глазами встречала не много. Он клялся, что они были такого же цвета при жизни.

— Когда я так долго не разговариваю с тобой лично, то забываю, какие невероятно зеленые у тебя глаза.

— Что означает, ты действительно не хочешь делиться, почему пошла к терапевту.

— Что, даже нельзя уже сделать комплимент?

— Во-первых, я не уверен, что это комплимент. Во-вторых, ты почти никогда не делаешь мне комплиментов, так что да, ты пытаешься отвлечь меня, однако твой лучший способ отвлечения — тот, с которого ты начала: перевести стрелки на свою трагичную семейную историю, и большинство людей оставят тебя в покое.

Я недружелюбно на него посмотрела:

— Если знаешь, что я не хочу отвечать, то зачем настаиваешь?

— Может, если пойму, почему ты ходишь на сеансы, то и я тоже смогу пойти.

— Поэтому ты хотел встретиться? Поговорить по поводу психотерапевтов? — я даже не попыталась убрать удивление с лица.

— Нет, но это неплохая идея.

— Да, неплохая. Полагаю, большинству людей пригодилось бы немного основательной терапии.

Он кивнул, но больше потому, что посчитал, что должен, как будто в это время думал о чем-то еще.

— Что случилось, Дамиан? Ты просил об этой встрече за несколько дней до того звонка из Ирландии.

— У меня ночные кошмары.

— Вампирам не снятся ночные кошмары, — проговорила я.

— Знаю.

Он моргнул своими до невозможности зелеными глазами, потом заправил прядь настолько же невероятно рыжих докрасна волос за ухо. Он нервничал, что было заметно по его напряженным мышцам, когда он шевелился или пытался не двигаться и тем самым просто выдавал свою нервозность. В кои-то веки мне не нужно было ощущать его чувства, чтобы точно знать, каковы они.

— Насколько они кошмарны? — спросила я.

— Достаточно.

— Воспоминания?

— Некоторые, но большинство о современности, и в них я не узнаю большинство людей.

— У меня были подобные сны, в них ты как призрак подсматриваешь то, что снится кому-то другому, — сказала я.

Он кивнул:

— Да, но они жестокие, ужасные, — он смотрел на свои руки, плечи опустились, он ссутулился. — Я проснулся, а Кардинал все еще неживая, ледяная на ощупь, а у меня жар.

— Вампирам тяжело, когда вам снятся дневные кошмары, — сказала я.

— Согласен, дневные кошмары, не ночные, — кивнул он.

— Так или иначе, когда твоя любовница ледяная на ощупь, она не может обнять тебя, пока ты кричишь.

— Нет, не может. Она продолжает повторять: «Почему тебе недостаточно меня?» Но она не понимает.

— Тебе нужно, чтобы рядом был кто-то, кто может разбудить тебя, обнять, быть теплым для тебя, — сказала я.

— Да, черт побери. Да.

— Что сказал Жан-Клод, когда ты ему рассказал?

— Он не в курсе.

— Ты рассказываешь мне раньше, чем своему королю?

— Ты мой Мастер, Анита, не он. Я решил рассказать сначала тебе.

— Обсудим это позже. Ты умираешь на рассвете?

— Иногда, но чаще я обнимаю Кардинал и сплю, пока меня не разбудят дневные кошмары.

— Ты должен умирать на рассвете, Дамиан.

— Не допускаешь, что я могу об этом знать? Когда я проснулся сегодня утром, я был в кровавом поту, Анита. Как если бы у меня была лихорадка, человеческая лихорадка, только потел я кровью. Похоже, я болен.

— Вампиры не болеют, — отметила я.

— Если я не болен, то что со мной?

— Понятия не имею, но сначала нам придется сообщить Жан-Клоду, — ответила я.

— А потом? — он очень пристально посмотрел на меня.

Я ответила на его взгляд.

— Что ты хочешь от меня услышать, Дамиан? Мы поговорим с Жан-Клодом. Может, я поговорю со своей подругой Марианной. Она ведьма, может, у нее будут идеи, с чего начать.

— Я думаю, это из-за того, что ты, Натэниэл и я почти не видимся. Ты некромант, я твой вампир-слуга, Натэниэл твой леопард зова, но все вместе, втроем, мы почти не имеем никаких отношений.

— Ты говоришь так, словно для некроманта вполне обычное дело иметь вампира-слугу как вампир имеет слугу-человека, но это произошло впервые в вампирской истории. Тот факт, что я могу привязать moitié bêtes, как Мастер Вампиров, даже еще более странный, потому что не имеет ничего общего с моей некромантией.

— Ты получила силу через вампирские метки Жан-Клода, будучи его человеком-слугой.

— Да, но это не объясняет всего, что я могу делать.

— У тебя есть собственная сила, Анита.

— Мне жаль, что я случайно связала тебя и Натэниэла триумвиратом силы.

— Ты со своей силой не единожды спасла мне жизнь, Анита. Я не сожалею о том, что связан с тобой. Единственное, о чем я жалею, это что ты стала к Натэниэлу ближе, чем ко мне.

— Ты и твоя возлюбленная, Кардинал, просили меня отдалиться и дать вам быть моногамными. Я удовлетворила просьбу.

— Ты уже была влюблена в Натэниэла и не была влюблена в меня. Не перекладывай ответственность на меня и мои отношения с Кардинал.

— Я не перекладываю, но мы были любовниками до того, как вы с ней пришли к моногамии.

— Ты спала со мной даже меньше, чем сейчас спишь с Ричардом.

— Слушай, мне жаль, что тебе больно, или страшно, или что там еще, но не только из-за меня случилось то, что сейчас происходит или не происходит между нами.

— Я знаю.

— Неужели? По голосу не похоже.

— Я мог бы сказать, что ты мой мастер, поэтому ответственность в конечном счете лежит на тебе, но это тебя разозлит, а я не хочу этого делать.

— Ты чертовски хорошо работаешь, если это не то чего ты хочешь, а Кардинал ненавидит меня. Я не представляю, чтобы она позволила нам каким-то образом сблизиться.

— Она не будет рада любому, кто будет мне близок кроме нее, но я не могу все оставить как есть, Анита. Ты все говоришь, что вампиры не спят, не видят кошмаров, и ты права, но у вампиров еще и не бывает людей-мастеров, даже некромантов. Я думаю, что бы со мной ни происходило, оно связано с тем, что триумвират работает не так, как он должен.

— Как ты себе представляешь его работу? — спросила я.

— По большей части как у того, который Жан-Клод создал с тобой и Ричардом Зееманом, местным вожаком вервольфов.

— Что конкретно ты имеешь в виду?

— Не скромничай Анита.

— Я не скромничаю. Я в этом недостаточно хороша, чтобы пытаться. Я искренне не понимаю, к чему ты ведешь, потому что мы с Жан-Клодом теперь нечасто видим Ричарда. Он встречается с другими, старается найти кого-то, на ком можно жениться и состряпать белый штакетник.

— Ты видишь его как минимум раз в месяц.

— Для секса со связыванием, да. Подожди. Ты хочешь секса с Натэниэлом и со мной?

— Ну и вид у тебя, Анита. Неужели мысль о том, чтобы мы снова стали любовниками, настолько плохая?

Это была мужская версия девчачьей ловушки: вопрос, на который нет правильного ответа, ну или на который есть всего один ответ, который не приведет к скандалу. Это был один из таких вопросов; к счастью, я могла ответить честно и при этом не ранить его чувства:

— Нет, это не плохая мысль. Ты красив и хорош в постели. Дело не в этом.

— Тогда в чем?

— Если ты будешь спать со мной, или со мной и Натэниэлом, это будет стоить тебе Кардинал, потому что она этого не потерпит.

Он снова кивнул:

— Я знаю, Анита, но я должен понять, что со мной происходит, а для этого мне нужно, чтобы ты и Натэниэл были рядом со мной. Мне нужно, чтобы наш триумвират силы больше был похож на твой, Жан-Клода и Ричарда.