Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 106

Телефонный звонок ворвался в их «фазенду», как гром среди ясного неба. Даже соседи не знали, что у них на даче – телефон. К тому же их номер знали в городе всего три человека. Алевтина мигом стряхнула воспоминания, сорвала трубку с рычажка, напряглась.

– Вас слушают.

– Алевтина, извини, пожалуйста, за ночной звонок, – раздался в трубке голос начальницы. Ирина Михайловна никогда ни с кем не сюсюкала, с любым разговаривала требовательно и жестко. – Мне очень нужна машина. Очень! Всего на два часа.

Алевтина почувствовала раздражение: «Даже тут нашла. Сумасбродка!»

– Ирочка Михайловна, – вкрадчиво заговорила Алевтина, решив во что бы то ни стало отвертеться от поездки, – уже ночь на дворе, а до города тридцать два километра…

– Что такое тридцать два километра? Ты меня удивляешь, Алевтина.

– Есть еще одна причина, – вновь попыталась улизнуть Алевтина, – мы с Аликом приняли граммов по сто пятьдесят коньяка и…

– Дай ему трубку!

– Он, извини, дрыхнет без задних ног. Остановит милиция, потом греха не оберешься. – Обычно Алевтина держала оборону недолго, сдавалась, а сегодня решила не отступать.

– Сегодня, Алевтина, милиции не до пьяных за рулем, – продолжала усиливать нажим Ирина Михайловна, – страна в панике, и у меня есть дела поважней, нужно выручить людей, которые нам с тобой в будущем могут пригодиться. Вперед смотреть нужно. И, пожалуйста, не темни, я тебя насквозь вижу. Буди мужика! – бросила трубку на рычаг…

Субботин всю ночь не сомкнул глаз. То и дело звонил телефон. На проводе была то Москва, то соседний Воронеж или Тамбов. Инструкции шли сдержанные, но настораживающие: «Привести в готовность своих людей, собрать в одно место и держать на казарменном положении». Гринько информировал о положении в столице. Чувствовалось, что и он не представляет, как дальше развернутся события. Если победит ГКЧП, то яснее ясного: ассоциации придется начинать с нуля, а это было все равно, что дважды войти в одну реку. Прямо лидер не говорил, но намекал: «Всячески помогать демократам удержать, а точнее вернуть власть. Каким образом? Способствовать подавлению местных чрезвычайных комитетов, вплоть до устранения особенно рьяных членов».

Около пяти утра Субботин получил наконец весть из штаб-квартиры. Шифровка гласила следующее: «Организовывать акции протестов против заговорщиков в любом виде. В кровопролития не ввязываться. Наш час еще не наступил. Денег не жалеть. Докладывать шифрограммой каждые пять часов в Центр».

К семи часам утра Субботин набросал схему действий старососненского ядра ассоциации: «Вывести людей на площадь, к сторонникам Ельцина. Не позволить воинским подразделениям установить военное положение. Группу Пантюхина нацелить на активные „скоки“ по магазинам, банкам, узлам связи, коммерческим палаткам. Тем самым будут отвлечены силы правопорядка от эпицентра событий».

Пантюхина Субботин разбудил около восьми утра. Спросонья плохо понимая шефа, он долго тер глаза, зевал, мысли путались. Вчера походя «раскололи» винный магазинчик, крепко пригубили, и голова трещала, как перезрелый арбуз. Субботин пару раз встряхнул соседа.

– Слушай меня внимательно! Встань под холодный душ! Опохмелись. И к двенадцати дня собери свою кодлу в скверике возле спиртзавода.

– Дальше что? – Пантюхин с трудом приходил в себя. Краем уха слышал вчера, будто в Москве бунт. Кореша еще поговаривали: мол, самое время «пошустрить», не до нас теперь ментам.

– В одиннадцать получишь от меня прямые указания, что делать дальше. Собирайся! Оружия не брать, хотя «перья» можете прихватить. Все!..

Совершенно неожиданно Субботину позвонил Замогильный, тот самый старичок фанатик, что в знак протеста вышел из общества «Мемориал». Голос у него был взволнованный.

– Павел Эдуардович! У меня есть сведения, что демократы собирают сводный отряд самообороны в помощь Москве.

– Разве это плохо? Конституцию необходимо защищать.

– Местные власти, коммунисты решили не препятствовать демократам, наоборот, всячески поощрять их стремление, а когда подразделения, поддерживающие Ельцина, выйдут из города, установить в Старососненске режим чрезвычайного положения. У меня нет силы противостоять этим подлым замыслам. Вот, докладываю вам, – Замогильный, видимо, был чрезвычайно расстроен, даже всхлипнул, – может, что-нибудь придумаете.

– Спасибо вам за звонок. До скорой встречи! – Субботин задумался. Положение в городе обострялось. Но не преувеличивает ли этот фанатик? А что, если?.. Как он сразу до этого не додумался? Пора встретиться с Петром Кирычем, выведать планы, и тогда… Вполне понятно, он прикинется ярым сторонником ГКЧП. Кирыч ему обязательно поверит, ибо сам висит на волоске. Не раздумывая больше, Субботин вышел на улицу, поймал такси.

Возле бюро пропусков сегодня вместо пожилого старшины дежурили трое сержантов с автоматами. Едва ли не кинулись к Субботину, мгновенно признав в нем «чужого».

– Вы к кому?



– К первому секретарю!

– Он вас ждет?

– Нет.

– Тогда шагайте отсюда! – сурово посоветовал старший наряда, для убедительности пошевелив стволом автомата.

– А позвонить по прямому можно? – виновато спросил Субботин. Петр Кирыч меня обязательно примет. А если вы не разрешите, то…

– Звони! – нехотя буркнул сержант. Собственноручно принялся накручивать диск «прямого» телефона. Заслышав голос первого, сунул трубку странному посетителю. – На, толкуй!

– Петр Кирыч, прошу прощения, – быстро заговорил Субботин, – это я, писатель Субботин. Нужно немедленно переговорить. Да, имею сведения, интересующие вас.

– Извините, но сегодня я очень занят, – решительно начал Петр Кирыч, но Субботин бесцеремонно перебил:

– А наш общий хороший знакомый, которого звали Николаем Анисимовичем, меня напутствовал по-другому: «В Старососненске вас примут, как родного, ни в чем отказа не будет». Я просто напоминаю. Не стал бы беспокоить по мелочам. Хорошо, я передаю трубку дежурному. – Протянул трубку настырному сержанту.

– Слушаю вас, товарищ первый секретарь обкома партии! Пропустить? Слушаюсь!..

Субботин поднялся на третий этаж. В обкоме он еще ни разу не был, и его поразила стерильная чистота и благоговейная тишина, но в приемной было людно: всюду сидели вооруженные люди. Все они недовольно покосились на Субботина, навстречу которому уже привстал референт.

– Петр Кирыч ждет вас!

Субботин редко виделся с Щелочихиным, два или три раза. И сегодня не сразу признал в этом плотно сбитом энергичном человеке в полувоенной одежде того самого бесшабашного, крепко «поддатого» директора «Пневматики», с которым встречался у него на даче.

– Прошу присесть, Павел Эдуардович! – без особой любезности пригласил Петр Кирыч. – Убедились, сколько людей меня ждет? – Он остался стоять, всем видом выражая нетерпение. – Слушаю вас!

– Вы не очень приветливы с представителем творческой интеллигенции.

– Не до приветливости и не до интеллигентности! – холодно отпарировал секретарь обкома. – Переходите к делу. Вы упомянули дорогое для меня имя, поэтому я вас и принял, а иначе…

– Не горячитесь, Петр Кирыч, – Субботин взглянул в глаза мрачного хозяина кабинета, – нас слишком многое связывает.

– Я давно хотел выяснить это, – зловеще проговорил Петр Кирыч, – но времени в обрез. Намеки, намеки, они утомляют меня. Говорите прямо.

– Собственно, я мог бы и промолчать, будь что будет, к властям у меня равнодушное отношение, однако… судьба России висит на волоске.

– Это мне известно.

– Зато, вероятно, вам неизвестно другое: в городе собирается сводный батальон, готовый выступить на защиту Белого дома в Москве, в защиту Ельцина. Может быть, ваши доблестные сотрудники органов доложили об этом, возможно, и нет.

– Запоздалые, друг-писатель, у вас сведения! – натянуто улыбнулся Петр Кирыч. – Плохо о нас думаете. Мы знаем намного больше: в настоящее время так называемые агитаторы демократов направляются в гарнизон, в школу милиции, на заводы и фабрики. И пусть себе агитируют, мне-то какое дело?