Страница 19 из 106
Не без удовольствия любил вспоминать Александр Михайлович и такой эпизод. Из многотиражной газеты узнал он, что на окраине города, в районе, известном как «Шанхай» (так назвали полуразвалившиеся бараки, оставшиеся еще с войны), умирает первый горновой, которому при пуске домны в далеком 1934 году жал руку «всесоюзный староста» Калинин. Первого бывшего горнового тотчас отвезли в дом престарелых, расселили и остальных «шанхайцев», выстроив всего за три месяца несколько прекрасных двухэтажных коттеджей. С тех пор этот уголок на окраине города экскурсоводы показывают гостям, рассказывают о чудо-директоре Александре Михайловиче Разинкове.
Помнится, тогдашний первый секретарь обкома партии Сарафанников полушутливо выговаривал ему: «Ты, Разинков, прелюбопытный экземпляр, своими вечными выходками подрываешь основы Советской власти, мол, я ваш истинный и единственный благодетель. Забываешь, поди, что ты сам все получил именно из рук партии». На это он обычно спокойно отвечал тоже полушутливо: «Партия сделала меня благодетелем, ничего для меня не жалела, вот теперь я и возвращаю партии долги…»
…В Старососненск черная директорская «волга» с тремя нулями возвратилась поздно вечером. На проспекте имени Ленина постовые милиционеры, завидев издали знакомую автомашину, лихо отдавали честь. Галина Ивановна горделиво покосилась на Разинкова. Ей прежде не льстили подобные знаки внимания, не так была воспитана мамой Зиной, но… ощущение власти над окружающими подобно опасной змее, которая заползает в образовавшиеся щели и поселяется там навсегда.
Автомашина Разинкова остановилась возле дома, в котором проживала Галина Ивановна.
Тихо переговариваясь, они медленно поднимались по полутемной лестнице. И вдруг… оба остановились. На лестничной клетке, перед дверью ее квартиры, сидел на ступеньках человек. Разинков попятился, заподозрив неладное. Мигом спустился вниз, крикнул охрану. Через мгновение два дюжих милиционера уже были в подъезде, готовые по знаку Разинкова схватить человека.
– Александр Михайлович! – сухо сказала Галина Ивановна, загораживая незнакомца. – Это мой бывший муж, Алексей Русич.
– Вот оно что! – пробасил Разинков, понимая, в какое глупейшее положение он угодил. – Вы свободны. – Кивнул охране. Милиционеры тотчас скрылись. Как был жалок известный правдолюб: худ, бледен, бедно одет. Да и сам Разинков чувствовал себя не совсем уютно. Собравшись с мыслями, Разинков заговорил первым:
– Алексей Русич! Наслышан о вас весьма.
– И я о вас тоже, – буркнул Русич, стараясь не глядеть на бывшую жену. Мечтал об одном, как бы выскочить отсюда и бежать куда глаза глядят.
– Галина Ивановна, может, зайдем в квартиру, неудобно стоять на лестнице.
– Благодарю! – вскинулся Русич. – Мне в чужой квартире и в чужой постели делать нечего! Повернулся, хотел уйти, но Разинков схватил его за плечо.
– Послушай, Алексей, жизнь полна парадоксов, – примирительно проговорил он, – мы с Галиной Ивановной – не случайные полюбовники, мы – родственные души, близкие люди. И учти, я встречаюсь с ней лишь со времени вашего разрыва.
– Разинков! – вспыхнула Галина Ивановна. – К чему эта исповедь? Здесь не время и не место.
– Хорошо. Я умолкаю, но… Извини, ежели что. – И, к удивлению Галины Ивановны, прямой грузный Разинков торопливо зашагал по ступеням вниз, оставляя бывших супругов наедине.
Сэр Генри замер в выжидательной позе, глядя, как гипнотизер ласково оглаживает ладонями серебристый шарик, шепча совершенно бессвязные слова, среди которых чаще других слышалось единственно знакомое: «Мессир, мессир!» Затем гипнотизер стал разглаживать сморщенное лицо сэра Генри удивительно нежными пальцами. В состав снадобья, какое втирал при этом, входили травы из Тибета, которые усыпляют и возбуждают человека, делают его впечатлительным и чувственным, а также открывают будущее. И вот уже приятная истома овладела старым лидером, а спустя несколько минут он почувствовал, что его тело становится невесомым. Стоило слегка пошевелить рукой, и оно, будто находясь в космическом пространстве, поворачивалось и плыло в ту сторону, куда указывала рука.
– Что вы видите, сэр? – голос гипнотизера и мага звучал издалека.
– Я вижу белый круг, разделенный на восемь частей, – медленно, словно во сне, заговорил сэр Генри, – я стремительно лечу в центр круга. Круг при приближении к нему краснеет, словно наливается кровью.
– Продолжайте! Прошу вас!
– Дети, много детей!
– Это – «абрамели-магии», – спокойно пояснил медиум, – дети – это лучшие генераторы спиритической мощи.
– Очень знакомое лицо! – оживился сэр Генри. – Это русский, отмеченный печатью. Он улыбается мне, улыбается. Кажется, мы сейчас встретимся и… – Сэр Генри внезапно замолчал, еле заметно пошевелил пальцами левой руки. – Рушится стена, раскалывается, будто горный сель, обвал. Я улетаю прочь.
– А теперь вы будете отдыхать, набираться энергии. Расслабьтесь, летайте по воздуху, кувыркайтесь. Представьте себе, что вы – еще ребенок. Провидение само войдет в ваш мозг. – Маг вытер вспотевшее лицо. Сеанс давался с большим трудом. В хилом теле сэра Генри заключалась дьявольская сила воли, преодолеть которую было весьма трудно…
После гипнотического сна сэр Генри долго отдыхал, лежал на широкой арабской кровати, раскинув руки. Часа через два он очнулся бодрый, посвежевший, лишь слегка ломило в висках. Прошел к журнальному столику, стал не спеша просматривать свежую почту. Неожиданно сэр Генри вздрогнул. С обложки журнала «Ньюсуик» на него смотрел улыбающийся человек, чье лицо он отчетливо видел во время гипнотического сеанса.
«О великое Провидение!» – воскликнул сэр Генри. Быстро прочел текст. «В США с неофициальным визитом прибывает президент Советского Союза Михаил Горбачев».
Некоторое время сэр Генри просидел в глубокой задумчивости, пытаясь увязать воедино события вчерашнего дня. Тихий телефонный звонок спугнул мысли сэра Генри. В трубке он услышал голос человека, которого никогда не видел в глаза, но чьей воле подчинялись все.
– В Америку прилетает наш друг! Российский президент должен быть обласкан ассоциацией, должен стать лояльным к стране, подготовьте пакет программ помощи России. Горбачев нуждается в помощи. Этот таран будет пробивать берлинские стены в Германии и СССР. Сегодня и завтра он – приоритет номер один. У меня все, желаю удачи, сэр Генри! – Голос умолк…
Ирине Михайловне Тиуновой исполнилось тридцать девять лет. Правда, знакомые и близкие, абсолютно не кривя душой, давали ей не больше тридцати. Статная, голубоглазая, всегда элегантно, со вкусом одетая, ухоженная, с модной прической, Тиунова невольно привлекала внимание мужчин, редко какой прохожий не оборачивался ей вслед. Природный ум, тактичность в общении делали ее совершенно непохожей на здешних женщин. Даже здесь, в тесном помещении склада регионального центра гуманитарной помощи, Ирина Михайловна двигалась легко и свободно. Ее заместитель, Алевтина Жучкова, бывшая совсем недавно главным врачом городской санэпидстанции, была склонна к полноте, хотя по ухоженности не уступала начальнице. Следуя за Ириной Михайловной, она задыхалась, искала малейший повод, чтобы задержаться на мгновение, перевести дух. В остальном же они стоили друг друга, быстро успели понять, что дышат одним воздухом невесть откуда свалившейся на них власти и несметного богатства. И теперь намертво вцепились друг в друга.
Региональный центр гуманитарной помощи СССР, в котором они работали, был новым учреждением для россиян. Никто толком еще не разобрался, чем же, собственно, оно занимается, но многие догадывались, что это весьма доходное место. Центр был предусмотрительно укрыт от посторонних глаз глухим бетонным забором, поверх которого был проведен электрический ток высокого напряжения, бессменно охранялся автоматчиками из отряда милиции особого назначения.
Сегодня Ирина Михайловна и Алевтина были страшно заняты: принимали колонну автомашин международного фонда Красного Креста, прибывшую из Германии. По закону контейнеры принимала комиссия, куда, кроме вышеназванных дам, входили представители общественности: председатель заводского комитета профсоюза Старососненского металлургического завода Герой Труда Алла Возвышаева и начальник отдела технического контроля Старососненского металлургического комбината Пантюхин, бывший журналист городской газеты Сергей Спичкин, ныне безработный, и пенсионер со странной для здешних мест фамилией Грейфус, которого никто не видел ни разу.