Дебют

За необоснованное нападение на учащихся, преподавателей и охрану, повлекшее за собой травмы и опасность для здоровья. А также за нарушения главных правил царского лицея. Оражен Григорий Александрович лишается императорского патента на учёбу в царском лицее. Приговаривается к несению службы, сроком в один год шесть месяцев на территории Бессарабии в одной из застав вблизи Измаила в рядах Лиминского кавалерийского полка в чине унтер-офицера. Коим вы и являетесь. На основании чего и была назначена мера наказания.

По-прошествии срока назначенной службы Оражен Григорий Александрович может вернуться в Петербург и восстановится в Михайловской гимназии для завершения полного образования.

Завтра не позднее шести вечера Оражен Григорий Александрович должен отбыть из Петербурга в расположение полка. В случае неисполнения вышеперечисленного Оражен Григорий Александрович будет признан дезертиром и преступником. Всё имущество, принадлежащее Оражену Григорию Александровичу, будет измято в пользу императорской казны, как и долевая собственность в производственных отраслях.

В дверь моего кабинета постучали, выводя меня из моих мыслей, после чего она отворилась, и в дверной проём вошёл граф Рощинский.

— Григорий, — угрюмо произнёс он. — Экипаж подан.

Я встал из-за стола и сложил стопкой большие конверты, после чего взяв их, шагнул к пожилому аристократу.

— Эдуард Семёнович, — улыбнулся я ему, отдавая конверты в его руки. — Ну чего вы такой тучный. Вы же теперь большой человек. Даже банкир со вчерашнего вечера. И вскоре в ваших руках окажутся закладные ваших врагов. Выше нос.

— Григорий Александрович, — посмотрел на меня мужчина красными от недосыпа глазами. — Ну почему вы не откупились? Была же возможность в самом начале дать кому надо. Пожурили бы. Ну, может в Москву или провинцию какую сослали на годик. Вы же знаете что такое Лиминский полк.

Я подошёл к зеркалу, висевшему на стене рядом с дверью и, потянулся за верхней одеждой, и саблей.

— Да знаю. Это штрафной полк, куда ссылают тех, кого по возможности хотят видеть мёртвыми. Это Решкин-Флинфхов со своими прихлебателями постарался, а советники императора были не против. Им как жизнь, так и смерть моя на руку. Но знаете Эдуард Семёнович. По иному было нельзя. Только так можно было очистить имя Елены, и её рода. Сам императорский советник заявил этим шакалам, что такого не было. Честь чиста. А слова эти не куплены. Теперь никто не посмеет открыть на эту тему рот. А купи я кого нужно. То грязь бы лилась из всех щелей. Все бы об этом знали.

Да и если сам имперский двор засуетился. То купи я кого нужно, могли посчитать, что я безродный ублюдок попираю власть аристократов. Становлюсь тем с кем надо считаться, и силой, которую уже надо замечать. А такого никто не будет терпеть.

Я всё расписал на ближайший год полтора. Следуй указаниям и не горюй. Прошу остальные конверты доставь адресатам лично в руки. С Марией я уже вчера ночью всё обсудил. Так что там тоже всё схвачено. И не спускайте глаз с Полозовых. Инструкции на разные события я также оставил.

— Григорий Александрович, вчера пока вас не было приезжала княжна Инна Михайловна с внучкой Анастасией Владимировной. Если они опять нагрянут, что говорить то? — Прижал к животу конверты, словно самое сокровенное граф Рощинский. — Да и мне им как я погляжу тоже конверт передать надо.

— То и говори. Наше последнее дело разрешилось. Золу нет смысла раздувать, только запачкаются. И пусть свяжутся со мной, если здоровье Елены ухудшится. — Повернулся я на Эдуарда Семёновича, надев чёрную военную кавалерийскую шинель, проведя по ней рукой сжимающей шпагу в ножнах, словно приветствуя старого друга. — Мне пора отбывать. Давненько меня не было на заставах на подступах к некогда взятому Измаилу.

Конец.