Каратель

— Что случилось? Почему не спим?

— Меня обворовать хотели — я выбросил из-под кровати отцепленный рюкзак и тупой хозяйственный нож с кривой надписью белой масляной краской по темной рукояти «Холод цех».

Дед тут же заткнулся и кряхтя, полез из кровати, чтобы подойти ближе вместе с погрустневшей медсестрой.

На поверхности брезентовой ткани рюкзака остался след поверхностного пореза.

— Милицию вызывать? — обреченно спросила сестра.

— Не надо никого вызывать, ничего не украли. Давайте спать — я поставил костыли на место и лег обратно, прижав рюкзак к животу и накрыв нас простынкой.

— А где ваш зассанец?

— Ложились — был, а сейчас не знаем. Наверное, убежал.

— Понятно. Завтра доктору все расскажу, пусть выписывает за нарушение режима, может еще успеют призвать. — сестричка выключила свет и прикрыла дверь: — Спите, больные.

— Ты видел кто? — через пару минут в тишине раздался тихий шепот дела.

— Нет, только черные трико, когда он на четвереньках убегал.

— Дениска, засранец. Он вчера в черных спортивных штанах был.

— Давай спать дед, о чем сейчас рассуждать.

Прижав к себе рюкзак, намотав лямки на кулаки, я, полный решимости не спать, уснул практически мгновенно, чтобы открыть глаза от гимна Советского Союза, раздавшегося от повещенной в коридоре радиоточки. Шесть часов — пора вставать.

Так как я еще числился больным, меня накормили манной кашей с большим пятном растопленного сливочного масла, растекшегося по краю тарелки и сильно сладким какао. В восемь утра я, распрощавшись с соседом и медработниками, которые приглашали заезжать еще, спустился к выходу, где меня подхватила под руку щебечущая Глаша и, больше мешая идти, потащила к серому «Москвичу», антикварной, четыреста седьмой модели. Молодой парень коротко представился Семеном, бросил рюкзак в багажник и помог мне вползти на заднее сидение. Что интересно, Денис попрощаться не пришел.

Пистолет мне выдали без проблем, после чего, повесив его на пояс, я, опираясь на костыли, двинулся к вольерам. Демон, увидев что-то невообразимое, двигающееся на четырех конечностях, разразился злобным лаем, кидаясь грудью на железные прутья, затем, по мере моего продвижения вперед, замолчал, чтобы через секунду залиться тонким, щенячьим визгом. Больше всего, открывая ходившую ходуном решетку, я боялся, что мой четвероногий друг, от счастья, собьет меня с ног, и отправит обратно, к, накаркавшим новую встречу, докторам. Отбиваясь костылем, удалось сдержать первый натиск обезумевшего от счастья зверя, потом отвлечь его предстоящей прогулкой, в общем минут через десять мы всей компанией загрузились в «Москвич» и поехали к трассе.

У дороги, обняв меня и чуть не уронив, Глаша, отводя в сторону повлажневшие глаза, сказала, что дождется, пока меня подберет попутка и отошла к «москвичу», со стоически молчащим Семеном. Через пять минут около меня остановилась белая «копейка», с пожилым аборигеном за рулем.

— Отец, до аэродрома добросишь?

— Три рубля.

— Садись.

Я свистнул бегающего в поле Демона, чтобы тут же услышать резкое:

— С собакой не возьму.

Понимая, что шансов найти альтернативу вредному деду у меня не много, я с улыбкой склонился к открытому окну машины:

— Давай за пять с собакой?

— В кабину не пущу, не проси.

— Давай пса в багажник?

Водитель повздыхал, потом махнул рукой:

— Ладно, уговорил.

Демон заскочил в пустой багажник и начал устраиваться поудобнее, после чего я захлопнул крышку, махнул отвернувшейся Глаше и стал забираться на заднее сидение. Сидя боком, вытянув загипсованную ногу, я долго видел тоненькую девичью фигурку, глядящую вслед машине.

Машина ровно гудела двигателем, убаюкивающе шурша покрышками по асфальту, я мотался на заднем сидении в неудобной позе, безуспешно борясь с подступающей со всех сторон дремой, когда машина, взвизгнув тормозами, встала колом. Я, мотнул головой, чуть не вывернув шею, и ошалело уставился в окно.

Мы въехали в какой-то поселок, прошли крутой поворот и почти уперлись в толпу людей, запрудивших дорогу. Впереди, поперек дороги, стоял перегородивший дорогу небольшой автобус с разбитым боковым окном и распахнутой настежь дверью, а возле борта машины кого-то старательно били и пинали. Судя по черной форме, били каких-то модных милиционеров.

Я встретился взглядом с водителем, чьи узкие от природы глаза почему-то округлились, как в анимэ:

— Урус, прячься на пол!

Какой-там прячься! До тонированных стекол еще лет десять, а пытаться прижаться к полу, извиваясь между узкими сидениями — это как щуке прятаться в маленьком аквариуме. Как говориться, жил грешно, а умер смешно.

— Отец, давай назад — я постарался пригнуться пониже.

— У куда назад!

Я оглянулся и тяжело вздохнул — в багажник нашей легковушки упиралась широкая морда грузовика с будкой.

Глядя на пару парней, что заинтересованно поглядывая на нас, не торопясь отделились от толпы, я начал судорожно рвать завязки рюкзака.

Меня спасло, что парни шли к нам, постоянно отвлекаясь на действо возле автобуса. Одного в черной форме пинками загнали под днище автобуса, и теперь старательно пытались вернуть обратно. Второго, высокого, прижав к борту и растянув руки в стороны, что-то орали в лицо, после чего, в перерывах, методично били по окровавленному лицо или в пах, очевидно, в целях лучшей усвояемости.

Мой водитель, круглыми глазами следя за процессом скоростной сборки автомата на заднем сидении его собственности, не выдержал видя вставляемого в горловину магазина, и что-то крикнув, выбежал из машины, даже не закрыв дверь. Бредущие ко мне парни, увидев это, заметно ускорились, а я, постанывая, перевернулся, и стал задом вперед выползать из салона. Почти сазу мне пришли на помощь, как морковку, вытянув из машины. Сильные руки развернули меня, две молодые физиономии расплылись в широких улыбках:

— О, урус….

Мы были снаряжены одинаково актуально для этого сезона. Только мой автомат был готов, а его «коротыш», небрежно висящий на плече, готов не был. Получив слабый, нанесенный с неудобного положения, но очень болезненный толчок стволом автомата в переносицу, мой оппонент закрылся ладонями и мучительно замычал. Второй подонок отпустил меня, так, что я чуть было не завалился на землю, и побежал к толпе, что-то крича. Я сорвал АКСУ с плеча парня, который он безропотно отдал, целиком погруженный в свою травму, и неловко, одной рукой, ударил аборигена металлическим прикладом по пальцам рук. Парень взвыл с новой силой, и побрел прочь от меня, ничего не видя и не соображая. Я выпустил из багажника беснующегося Демона, и отставив в сторону загипсованную ногу, начал изготавливаться к выполнению упражнения «стрельба в наклон, с опорой на крышу «Жигулей». Отстрелялся я хорошо. Восемь одиночных выстрелов, в быстром темпе выпущенных в крышу автобуса, бетонный блок у дороги, металлический павильон автобусной остановки, сопряженное с визгом рикошетов и зловещий вой Демона, вымела дорогу от всех посторонних. Через пару минут на дороге остались только лежащие у автобуса фигуры в грязно-черных комбинезонах. Я, перевесил свой автомат за спину, достал костыль и пошел к автобусу.

У зеленой туши автобуса, какого-то армянского производства валялись пара пустых ведер и густо пахло бензином. В высоком человеке, с трудом, с помощью рук, вставшим мне навстречу, я, с трудом, узнал лощеного капитана из восточносибирского ОМОНа, которого я, много дней назад, предупреждал о том, что нельзя отдавать оружие окруживших их толпе. Причем я узнал его по единственному не оторванному погону и пустым ножнам от штыка на поясе. Разбитое и заплывшее лицо капитана, наверное, сейчас бы не опознала и родная мама.

— Ты кто?

— Милиционер из Города, после ранения домой возвращаюсь. Что у вас случилось?

— Толпа остановила, автобус бензином облили и сказали, что подожгут, если оружие не сдадим.

— Понятно. Это, наверное, ваше? — я протянул офицеру «коротыш», который он схватил двумя руками, как самое дорогое в жизни. В это время из-под автобуса вылез еще один милиционер, самый ловкий или хитрый. Третий без движения лежал, в позе эмбриона, у наших ног, но судя по глухим стонам, был жив.